— Исключено абсолютно! — замахал руками генерал. — Ему это было сверхневыгодно — в случае утери ключа он страдает больше всех. Если нас просто снимут с должности, то его непременно отдадут под суд военного трибунала. И «светит» ему никак не меньше десяти лет…

— Да, действительно, об этом я не подумал… — почесал затылок Шура. — Ну, а если агентом ГРУ был второй ваш офицер — охранник, которого попросили найти ключ? Если он его заныкал?

— Мы об этом тоже думали, — развел руками комитетчик. — И тщательным образом обыскали его сразу на площади. Ключа у него не было.

— Да, ты гляди… — растерянно проворчал Холмов. — В самом деле, какое-то загадочное происшествие. Не инопланетяне же его в самом деле сперли…

— Исключено, — произнес генерал свое любимое слово. — Мы эту версию тоже отрабатывали.

— Да?! — вконец растерялся Шура. — Ну, тогда, даже не знаю, что и еще можно предположить. Просто мистика какая-то. Ну, ладно, подумаем. У вас имеются какие-нибудь материалы расследования, или это дело вы старались не документировать?

— Имеются, — кивнул начальник «девятки». — Фотографии с места происшествия, протоколы допроса свидетелей, объяснительные офицеров Комитета, схематическое изображение ключей, докладные записки следователей. Все это будет вам предоставлено.

— Тогда я завтра с утречка к вам забегу и на свежую голову все это дело просмотрю, — произнес Шура, поднимаясь. — А то сейчас голова у меня ни черта уже не соображает. Куда здесь выйти?

— Видите ли, товарищ Холмов, — замялся генерал, слегка смутившись. — Поймите нас правильно, но в связи с тем, что вам стала известна информация чрезвычайной важности, вам придется, к сожалению, остаться здесь. Переночуете у нас, вам будут созданы надлежащие условия… На время расследования вам, кроме того, придется исключить общение с какими-то ни было посторонними людьми. Разумеется, кроме тех, с которыми вам будет необходимо встретиться в ходе поисков пропавшего ключа. Но все встречи и беседы, да и вообще все розыскные мероприятия должны проходить только в присутствии наших сотрудников, которые будут к вам специально прикреплены. Таковы наши жесткие условия и вы должны с ними смириться…

— Так это что, фактически арест?! — возмутился Шура, и лицо его стало покрываться красными пятнами. — Хорошенькое дело, это у вас называется «пригласили»…

— Какой арест, господь с вами! — замахал руками начальник девятого отдела. — Просто вынужденные меры предосторожности. Вы должны нас понять, мы вам доверили очень важные сведения государственного значения, риск разглашения которых, даже самый ничтожный и случайный, должен быть полностью, абсолютно, стопроцентно исключен! Холмов судорожно вздохнул и ничего не ответил. — У вас будут сейчас какие-то просьбы, пожелания? — торопливо спросил генерал, радуясь, что столь неприятная часть их беседы подошла к завершению. — Говорите. не стесняйтесь, выполним все, что в наших возможностях.

— Я знаю… — пожал плечами Шура. — Пожалуй, кофейку бы я сейчас выпил с коньячком, на сон грядущий. Да, вот еще что! Я бы попросил вас приказать кому-нибудь из своих людей подъехать к моим товарищам, по тому адресу, откуда меня, гм… пригласили сюда, и передать им, что со мной все в порядке и что самое позднее через неделю я буду с ними. Только на словах не надо, я сейчас записку напишу, чтобы они не подумали чего…

— Пишите, ради бога, вашу записку немедленно передадут куда следует, — любезно ответил генерал КГБ. — Ну идемте, я провожу вас в отведенные вам апартаменты. Уже поздно, а утро действительно мудренее вечера. Кофе с коньяком вам сейчас приготовят…

Переночевав в одной из расположенных в подвале одиночных камер предварительного заключения, спешно переоборудованную под более-менее пристойный «гостиничный номер», Холмов с аппетитом позавтракал (завтрак был весьма сытный и вкусный) и, сопровождаемый одним из сотрудников КГБ, рыжим и веснушчатым мужчиной хмурого вида, поднялся наверх, в кабинет начальника 9 отделения.

— Доброе утро! — приветствовал его генерал-лейтенант.

— Как спали, как настроение?

— Настроение бодрое, спал отлично, — усмехнувшись, ответил Шура. — Никогда не думал, что в подвале Лубянки так хорошо спится.

— Если бы вы попали сюда при других обстоятельствах (тьфу-тьфу, конечно!). то не думаю, чтобы на этом же месте спали бы столь крепко, — коротко хохотнул комитетчик. — Однако, пора за работу, Александр Борисович. Вот две папки с материалами проведенного нашими сотрудниками расследования. Можете сесть в соседнем кабинете, там сейчас пусто и никто вам не помешает спокойно изучить дело…

Начальник «девятки» отвел Холмова в кабинет, расположенный напротив, передал ему две увесистые палки и сказал. — Изучайте пока, а я на десяток минут отлучусь. Дела, знаете ли…

Шура уселся за один из столов довольно обширного кабинета и углубился в изучение содержимого папок — фотографий места событий, протоколов, докладных записок, и так далее. Тщательно ознакомившись со всеми документами и фотографиями, Холмов нахмурился и тяжело вздохнул — ни малейшего намека на хоть чепуховую «зацепку» ему найти в них не удалось.

— Черт его знает, с какого конца к этому гиблому делу следует подбираться… — озабоченно пробормотал Шура, обхватив голову руками и погрузившись в размышления. Из этого состояния его вывел какой-то непонятный гомон, раздававшийся совсем рядом. Подняв голову и оглядевшись по сторонам, Холмов понял, что шум доносится из соседнего кабинета, имевшего общую дверь с кабинетом, в котором сидел он. Дверь была приоткрыта и Шура увидел, как там, за длинным Т-образным столом рассаживаются восемь товарищей весьма строгой наружности в штатском, но с военной выправкой. Усевшись за стол, мужчины стали изучать какие-то бумаги. Шуру они не заметили, так как сидели к нему вполоборота.

— Ну, я думаю начнем, товарищи? — спросил присутствующих круглолицый мужчина в очках, сидевший во главе стола. Получив утвердительные ответы, он нажал кнопку селектора и отрывисто произнес: — Приглашайте! Почти в то же мгновение резная дверь соседнего кабинета открылась и на пороге появился бородатый длинноволосый человек благообразной наружности. Дорогой костюм-тройка сидел на нем мешковато, и было заметно, что бородатый чувствует себя в нем немного неловко. Легкой, пружинящей походкой он подошел к столу и, степенно поклонившись, певуче проговорил:

— Во здравии да пребудут все милостью божьей в сией обители!

— Ну ты мне эти свои архиерейские штучки брось! — неожиданно вспылил круглолицый мужчина. — Ну-ка выйди и доложи как положено! Распустились там, понимаешь… Благообразность бородатого словно сдуло ветром. Лихо щелкнув каблуками, он развернулся через левое плечо и исчез за дверью. Через пару секунд бородатый, чеканя шаг, подошел к столу и сухо отрапортовал: — Старший лейтенант Бодайло по вашему приказанию прибыл!

— Вот так вот… — проворчал круглолицый. — А то бормочет, понимаешь, всякую фигню. Ну, давай, докладывай.

— За отчетный период было отслужено три молебна за досрочное выполнение промышленно-финансового плана областью, один молебен, посвященный открытию июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС, проведено шесть душеспасительных бесед на тему «Всякая власть от Бога», а также собрано прихожанами двести тысяч рублей на постройку тепловоза для БАМа… — затараторил бородатый.

— Ну что ж, я вижу, дела у тебя идут неплохо, — с удовлетворением отметил круглолицый после того, как прозвучала фраза «старший лейтенант Бодайло доклад окончил». — Исходя из этого есть мнение о необходимости присвоить тебе звание… тьфу, черт, дать тебе сан этого, как его… митрополита, вот.

— Служу Советскому Союзу! — просияв, хрипло выдохнул Бодайло. — Погоди радоваться! — охладил его восторг круглолицый. — Окончательное решение выносит комиссия, на которую тебя собственно и пригласили. Товарищи, все изучили личное дело и характеристики Бодайло? Тогда прошу задавать вопросы.