Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

(Овидий. «Героиды», 9, 117)

13. Есть такие, что одним знанием богаты
И из бедности своей тянутся в Сократы,
Будто философия и влеченье к злату
В сердце одном не живут и грудью одной не объяты!

(Овидий. «Метаморфозы», II, 486)

14. Для того ль вы терпите горькие лишенья,
Чтобы душам обрести вечное спасенье?
Но зачем откладывать счастье обретенья?
Долго ли беды сносить? Вреднее всего промедленье!

(Лукан, I, 281)

15. Диогену ведома бедности досада,
И Сократ не по добру выпил чашу яда,
Ювенал в изгнании мучился от глада,
А пресыщенный Лукан лежит среди мраморов сада!

(Ювенал, 7, 79)

16. Тщетно упование на удел загробный!
Знатного и низкого бедность гложет злобно!
Титиру под деревцем не лежать удобно!
Для неимущего жизнь воистину смерти подобна.

(Дистихи Катона, III, 6)

17. Бедности сопутствуют прочие напасти:
Позабудь Венерины и цветы и сласти,
Будь стихослагателем самой лучшей масти —
Нечем, увы, нищете питать любовные страсти!

(Овидий. «Лекарство от любви», 749)

18. А еще от знаний вред по другой причине —
Чванства в многознающем больше, чем в павлине!
То, что сказано давно, повторю я ныне:
«Добрые нравы мужей и портит и губит гордыня».

(Клавдиан. «На IV консульство Стилихона», 805)

19. Будь бедняк отличного племени и нрава,
Знай бедняк пути планет и Писанья главы,
Все же я к тебе слова приложу по праву:
«Самая громкая слава — не больше, чем громкая слава»!

(Ювенал, 7, 81)

20. Если сонм философов ты собой умножишь,
Знай — не ев, не пив, не спав, скоро изнеможешь.
Книги брось, ищи богатств! Если же не сможешь —
То середины держись — и путь наилучший проложишь.

(Овидий, «Метаморфозы», II, 140 и 187)

Еще стихи о падении учености

Увы, увы! учение —
Для всех теперь мучение:
К наукам нет почтения,
Забавам — предпочтение!
Мальчишки малолетние
Упрямы все заметнее,
Злонравствуют, строптивятся
И мудрости противятся.
В былые годы оные
Достойные ученые,
Давно седоголовые,
Впивали знанья новые;
А нынче все, мальчишками,
Спешат расстаться с книжками,
Учить спешат, горячие,
Слепцов ведут, незрячие,[158]
Птенцы — взлетают юными,
Ослы — бряцают струнами,[159]
Быки — в дворцах бесчинствуют,
А мужики — воинствуют.[160]
Где новые Григории?
В кабацкой консистории!
Где Киприаны новые?
Вершат дела грошовые!
Где Августин? За кружкою!
Где Бенедикт? С подружкою![161]
В таверне разминаются,
Пред чернью распинаются,
Что Марфа — благодольная,
Мария — хлебосольная,
Что Лия — чревом праздная,
Рахиль — слепообразная,
Катон их стал гулякою,
Забыв про строгость всякую,
Лукреция — блудницею,
Гулящею девицею.[162]
Что прежде было мерзостно,
Теперь кичится дерзостно:
Иссохшим стало водное,
Горячим — все холодное,
Соленым стало пресное,
Бездельем — дело честное;
И все, что днесь сбывается,
С путей своих сбивается!
Пусть это размышление
Нам будет в поучение,
Да будем же готовы мы
Предстать суду суровому,
Предстать судье неложному,
В решеньях непреложному!

Прение священников о безбрачии

1. Слух прошел по Англии, ведомый и гласный,
Всполошив пресвитеров области прекрасной:
Всех, кто благоденствовал в жизни сладострастной,
Призывал к смирению папы голос властный.
2. Слух прошел по городам, слух прошел по селам,
Папские веления разгласил по школам;
Клирики готовятся к судьбам невеселым —
Всяк разлуку с милою мнит крестом тяжелым.
3. Тягостно предчувствуя оную утрату,
Зыблются в доверии к римскому легату
И решают клирики, рвением объяты,
Всем собором рассудить, можно ль быть женату.
4. Наступил соборный день, чаянный и жданный,
И бегут священники, мчатся капелланы,
Малые и старые, причет и деканы, —
Если кто и мешкает, это очень странно.
5. Рассказать о том легко, а поверить трудно,
Сколько клира собралось на собор вселюдный:
Никому не хочется, в келье сидя скудной,
Пред легатом искупать новый грех подсудный.
6. От пределов западных, от краев восхода
Целых десять тысячей собрано народу:
Столько капель не прольет ливень в непогоду,
И пожар не столько искр мечет к небосводу.
7. Созванные сходятся на лугу пространном,
К прению соборному словно предизбранном,
И теснятся по местам, сообразно с саном,
Не давая доступа никаким мирянам.
8. Водворив спокойствие, голос возвышает
Избранный старейшина и провозглашает:
«Всем нам ныне, братие, папа угрожает,
А за той угрозою кара поспешает.
9. Нам и нашим женщинам, нам и нашим детям
Угрожает курия, чем мы ей ответим?
Коим оправданием обвиненье встретим?
Мы для размышления собрались за этим».
10. Первый воздвигается иерей из круга,
Движимый тревогою общего испуга:
«Не желаю, — он гласит, — отпускать подругу —
С ней в законе мы живем, словно два супруга».
11. Был вторым во прении глас, звучавший тихо,
Мужа молчаливого и с повадкой мниха:
«Будет мне, о братие, тягостно и лихо,
Коль со мной не станет спать наша повариха».
12. Третий тверже держит речь и бесповоротней:
«В годы давние имел женщин я до сотни,
А теперь держу одну, с нею беззаботней, —
С целым складом золота я прощусь охотней!»
13. Вот четвертый восстает, гневом полыхая:
«Требует недолжного курия святая!
Мне ли ей покорствовать, милую теряя?
Мне без милой не житье даже в кущах рая».
14. За четвертым следуя, выступает пятый:
«Злые эти вымыслы я кляну трикраты!
Богоматерью божусь, чьи веленья святы —
Не расстанусь с милою, что ни пой прелаты!»
15. Поднимается шестой, вот его сужденье:
«Мне с моей кухаркою мило обхожденье!
Если надо мной и ей грянет осужденье, —
Я готов его принять без предубежденья!»
16. За шестым встает седьмой, промолчать не может:
«Ложная забота вас, братие, тревожит!
Нашего супружества Рим не уничтожит:
Кто ему без наших жен прибыль подытожит?»
17. И восьмого клирика внятен голос слышный:
«Ах, какую женщину мне послал всевышний!
Ни телес, ни платий нет этих многопышней!
Никогда ее любовь мне не будет лишней».
18. Встал девятый, говорит: «Тщетно, судьи, ждете:
Кровь мою кипучую хладом не скуете!
Оттого я и стремлюсь в жизненной заботе
Не к спасению души, а к спасенью плоти!»
19. Вот десятый восстает, побледнев заране:
Все, что в сердце выносил, то гласит собранью:
«Ни к чему нам, братие, самообузданье, —
Не под силу клирику бремя воздержанья!»
20. И одиннадцатый здесь речь свою имеет:
«Многими искусствами женщина владеет;
Мне моя красавица славно ложе греет,
С ней и сплю, доколе плоть не перестареет!»
21. А двенадцатый сказал вот какую фразу:
«Нет, меня не застращать папскому указу!
Лучше тысячу монет отсчитаю сразу,
Лишь бы с милою моей продолжать проказы».
22. Произнес тринадцатый: «Проливать ли слезы,
Если кратковременны папские угрозы,
А служанки нам верны, несмотря на грозы,
Нам даря к заутрене сладострастья розы?»
25. Встал четырнадцатый поп, встал, суров и бешен,
Руки над собранием вскинул, безутешен:
«Тщетен злобный сей закон, грешен и поспешен:
Кто решил его издать, верно, тот помешан!»
24. Говорит пятнадцатый: «Винные кувшины
Осушив, я чувствую сон благопричинный,
И хочу его делить с девкой вполовину, —
Нет мужскому здравию лучше медицины!»
25. И повел шестнадцатый счет причин и следствий:
«Все в природе связано вязью соответствий:
Коль откажут мне в одной, как в домашнем средстве, —
Целых трех сожительниц заведу в соседстве!»
26. Выступил семнадцатый, чинный, неречистый,
Молвит в огорчении с искренностью истой:
«Не гожусь я, братие, в важные софисты:
Должен я по бедности честно жить и чисто».
27. Восемнадцатый его порицает строго,
На него низринувшись всею силой слога:
«Вижу: мой предшественник слишком жил убого,
Что на свете радостей видел столь немного!»
28. Вышел девятнадцатый: «Разум уличает:
Оговорку важную дело заключает!
Блуд меж двух духовных лиц папа воспрещает,
Но за брак с мирянками он не отлучает!»
29. И гласит последнего слово иерея:
«Грех — запреты класть на брак, блуд без брака сея!
Коль исполнят сей указ, власти не жалея, —
Не найдешь ни алтаря без прелюбодея!»
30. И раздался общий хор, завершая пренье:
«Дева богородица, наше вспоможенье!
Отврати от грешников папское решенье,
Если наших ты подруг жалуешь моленье!»
31. А засим восстал монах с речью проповедной:
«Неужели хочет бог, мощный и всеведный,
Тот, чей сын за смертный род смерть попрал победно, —
Чтоб без женственной любви сох священник бедный?
32. Славен муж Захария, славен был родитель,
От которого рожден Иоанн Креститель,
Возгласивший миру весть, что грядет Спаситель, —
Он ужель своей жене грешный был сожитель?
33. Богоизбранный Давид и боголюбивый
В старости забавился с девой шаловливой,
И к Давиду был господь кроток справедливо;
Грешных нас помиловать для него не диво.
34. Господа всевышнего ведомо реченье
И о распложении и о размноженье;
Так пекитесь, братие, о чадорожденье,
Чтоб господнее стяжать тем благословенье.
35. Если пес единожды кость мясную стянет, —
Хоть убей, а воровать он не перестанет.
Так от радостей ночных клирик не отстанет,
Хоть и папское над ним осужденье грянет.
36. Не от папы ли дано рукоположенье
Мужу, столь искусному в плотском сопряженье,
Что бесплодных он карал карой отлученья,
Сам же от родной сестры сыну дал рожденье?[163]
37. Если папа утвердил — кто иной откажет?
Папа всякую судьбу свяжет и развяжет,
Ринет рыцаря на брань, пастыря на пажить,
А священника в любви ратовать обяжет.
38. Пусть же в клире всякий муж двух подруг имеет!
Пусть каноник и монах целых трех лелеет!
Пусть епископ четырьмя и пятью владеет!
Кто издаст такой указ — тот не пожалеет!!!»
вернуться

158

Слепцов ведут, незрячие. — Образ слепца, ведущего слепцов, — библейский (Мф 15, 14 и др.).

вернуться

159

Ослы — бряцают струнами. — Образ осла с лирой — античный (пословица).

вернуться

160

Мужики — воинствуют. — Этот презрительный стих о мужиках характерен для вагантской идеологии.

вернуться

161

Григорий, Киприан, Августин, Бенедикт. — Григорий Великий (VI в.), Киприан Карфагенский (III в.), св. Августин (IV в.), св. Бенедикт, организатор западного монашества (VI в.), — знаменитые отцы церкви.

вернуться

162

Марфа, Мария, Лия, Рахиль, Катон, Лукреция. — Вереница «вывернутых наизнанку» образов Нового Завета (Марфа и Мария), Ветхого Завета (Лия и Рахиль, жены Иакова) и античности (стоик Катон и целомудренная Лукреция).

вернуться

163

Сам же от родной сестры сыну дал рожденье? — Намек на иерея, родившего сына от сестры, неясен; здесь возможен отголосок легенды о Григории, сыне брата и сестры, ставшем впоследствии папой, — легенды, вошедшей потом в «Римские деяния» и обработанной Т. Манном в новелле «Избранник».

22
{"b":"238382","o":1}