— Господин Амин, — он подошел ко мне, — если леди захочет рассказать о помолвке, мы вновь устроим бал и обязательно вас пригласим!

Он закончил эту фразу таким резким ледяным тоном, что Амин дернулся, выпустив мою руку, и ретировался.

— Вета, мне кажется, тебе нужно прятать браслет. Видимо, Амин его узнал. А иначе он не стал бы так настоятельно требовать от вас имя будущего супруга.

— Может быть, он прочитал где‑нибудь?

— Где? — Алекс усмехнулся. — У меня лучшая библиотека в нашем мире и я не нашел в ней ни единого упоминания о такой чудесной красноглазой змейке.

— Но ты‑то имя моего будущего супруга знаешь?

— Конечно, солнце мое!

Он усмехнулся и повел меня танцевать. Мы веселились и весь день, и всю ночь. А наутро я решила уехать в Тиан — Ирр. Все‑таки Алекс прав, лишнее внимание мне совершенно ни к чему, да и хочется с дочкой побыть, посвятить ей имеющееся у меня время.

В Тиан — Ирре я оказалась практически в одиночестве, что меня вполне устроило. Рай Вард и Гера Вард улетели в свою империю. Властитель небес вновь признал Рай Варда наследником. Алекса ждали новейшие преобразования. Он в свой дворец уже давно канализацию провел, теперь решил начать вырабатывать электричество. Мы с ним долго спорили по этому поводу. Мне, например, совершенно не нравилось его стремление совершить сдвиг в промышленном производстве. Просто помнила я, к чему это привело на Земле. Загрязнять этот мир было бы кощунством. Однако Алекс пообещал, что перемены будут минимальными: никаких заводов, только мелкие предприятия, где основная грязная работа ляжет на магию. За последнее время я убедилась, что уж у него всегда получается задуманное.

Я осталась в замке одна, если не считать подрастающую принцессу Лизу Вард. Властитель небес признал ее своей внучкой, пожаловал титул ненаследной принцессы и настоял, чтобы часть года она проводила у них в империи. Он даже провел ритуал соединения, как он это назвал и подарил мне необычное украшение: серебряную розу с хрустальными лепестками, в каждый из которых, как в маленький сосуд, была влита капля крови каждого из нас, в том числе и Лизы Вард. Этот цветок был таким прекрасным, что я носила его не снимая.

Так дни шли за днями. По примеру из будущего, я переехала в комнату, откуда начинался подземный ход. Лиза расположилась тут же, хотя Горгонция настаивала на отдельной комнате для девочки. В результате долгих споров мы решили, что Лиза останется со мной, пока будет идти ремонт детской. Ее я начала обустраивать в моей бывшей комнате.

И все бы ничего, но все чаще на меня накатывала тоска. Мне хотелось видеть Астелиата, хотелось ощущать его объятия. Я просыпалась по ночам, чувствуя, как нагревается браслет. Я гладила его, глядя в красные глаза змейки и пытаясь увидеть в них своего жениха.

Однажды, после долгих попыток уснуть, я, наконец, провалилась в спасительную пустоту, еще успевая отметить, что спать‑то всего осталось пару часов. Я летела во мгле, слыша такой знакомый голос:

— Вета!

— Астелиат! — откликнулась я. — Астелиат!

И тут я увидела его. Он был немного другим: не в мундире или походной одежде, как я его привыкла видеть, а в белой кружевной рубашке и черных кожаных брюках. Он улыбался и протягивал мне руки. Я хотела упасть в его объятья, но боялась пошевелиться.

— Астелиат! Как же долго тебя не было! Ты простил меня?

— За что, Вета? — он все протягивал ко мне руки. — Иди ко мне, моя милая!

Я смахнула счастливую слезу и кинулась к нему.

— Астелиат, прости, пожалуйста, если сможешь!

— Ну что ты, глупая! — он осторожно стал гладить меня по волосам, обвив своим хвостом мои ноги.

Но я остановиться уже не могла:

— Я же предала тебя, а ты… ты меня спас! Когда ты достал клинок я испугалась, что ты… сможешь меня убить.

— А я? — он усмехнулся.

— А ты разрезал себе ладонь и простил мне мое предательство.

Он меня обнял и поцеловал. Это было так сладостно, так волшебно. Я застонала, полностью отдаваясь своим чувствам. Его руки внезапно оказались под моей рубашкой, а ладони стали осторожно исследовать мое тело. А поцелуй все продолжался, становясь все настойчивее и вызывая во мне желание слиться с ним, стать его частью.

Внезапно раздался резкий детский плач. Неведомая сила вырвала меня из объятий Астелиата и вернула в реальность. Я проснулась, ощущая на себе его поцелуи и все еще сгорая от неудовлетворенного желания.

Пошатываясь, я побрела к кроватке Лизоньки. Она смотрела на меня совершенно разумными глазами и улыбалась.

Весь день я провела как в тумане, что‑то автоматически делая, желая, чтобы поскорее наступила ночь и, одновременно, боясь этого. А едва я заснула, меня вновь позвал Астелиат. Теперь мы встречались каждую ночь. Мы с ним гуляли по странным загадочным лесам, наполненным незнакомыми мне запахами и звуками, разговаривали о том, что было интересно мне и о том, что волновало его. На берегу океана мы слушали каких‑то тропических птиц. Как‑то сидя на мокром песке, я вспомнила обещание нарисовать самолет, что и сделала, объяснив, за счет чего он поднимается в небо. Потом я нарисовала машину, паровоз, наши дома.

А потом просто запела:

"Призрачно все в этом мире бушующем.

Есть только миг — за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим.

Именно он называется жизнь.

Вечный покой сердце вряд ли обрадует.

Вечный покой для седых пирамид

А для звезды, что сорвалась и падает

Есть только миг — ослепительный миг".

(Л. Дербенев)

Песня ему, насколько я могла судить, понравилась. Я спела еще одну и еще. А он просто сидел и любовался мною. Каждую ночь во сне мы будто наверстывали все упущенное, все наши несостоявшиеся свидания. Он обнимал меня, поглаживая кисточкой своего хвоста, и целовал так, что мне вообще не хотелось уходить от него. А однажды, проснувшись после такого вот сна, я увидела на шее самый настоящий синяк.

Наваждение спало. О, Первородный, так это были не сны! Я сама не могла понять, как относиться к такому открытию. С одной стороны это был он — Астелиат, в конце концов, мой жених, но с другой, он же обманул меня, воспользовался моим доверием и тем, что я думала, что все это — игры моего воспаленного воображения. Несколько ночей я боролась с желанием откликнуться на зов Астелиата. А когда решила просто найти его и морду ему набить, он исчез.

Астелиат сам не мог понять, что с ним происходило. Просто наваждение какое‑то! Он думал только о ней. После доклада Амина о том, что Вета отказалась при всех назвать имя своего жениха, он подумал, что можно еще обойтись малой кровью. Ну помучает он девчонку, поиздевается и вернет ей ее клятву. А может быть взамен потребует какую‑нибудь услугу. К примеру, чуть — чуть ее крови, все‑таки она наследница Первородного.

По старинному обычаю даймонов, именно принесение клятвы верности невестой считалось помолвкой. Поэтому и браслет одевался только на ее руку. В случае, если жених после помолвки не передумывал, невеста должна была одеть браслет и на его руку. Это уже считалось совершенным обрядом. При этом обратного пути не было, ведь ауры супругов смешивались, и разорвать их союз могла только смерть одного из них.

За девяносто лет жизни Астелиат ни разу даже не подумывал о соединении себя узами брака с какой‑либо девушкой. Бывало, чтобы добиться очередной красавицы, он надевал ей на руку браслет. Девушка в таком случае оттаивала и становилась чрезмерно доверчивой. Он этим непременно пользовался. А потом возвращал ей ее клятву верности. Говорили даже, что некоторых особо недовольных этим особ находили в пруду или где‑нибудь на задворках самого страшного квартала Артаиша — столицы Занг — Орша.

Однако это были только слухи, тем более, что баловался таким образом Астелиат исключительно по молодости лет. Хотя девяносто для даймонов — это далеко не старость, и даже не зрелость. Владыке сейчас было около четырехсот и сдавать свои позиции он не торопился.