— Не могу, Бри! Я падаю!

Я закричала, когда почувствовала, как пальцы Патрика выскальзывают из моих. Зажмурившись, я воззвала к последним крупицам сил, что у меня остались. После того, что по ощущениям напоминало несколько часов, мне, наконец, удалось втащить его тело обратно на выступ. Схватив его за другую руку, я рывком вытянула его и мы оба упали, тяжело хватая ртами воздух. Дождь лил сверху ледяной завесой.

— Если ты хотела сходить со мной на свидание, — произнес он, кашляя, — тебе стоило лишь попросить.

— В следующий раз учту, — ответила я.

Патрик сел и, впервые за все время, я хорошенько разглядела отметину на его плече. Та же самая, что и у Ларкин: круг с буквой Х прямо по центру. В голове промелькнуло воспоминание нашей первой встречи.

— Я Патрик… Заблудшая Душа.

— Ты один из них, — печально произнесла я.

— Я бы сделал это еще раз, если бы пришлось.

Значит, это была правда. Он выменял свою душу. И он сделал это ради меня. Теперь я поняла, что он застрял, стал вечным пленником Великого Нечто за Пределами Бытия. Он не найдет покоя. Никогда не обретет мир.

Он опустил голову.

— Это был мой единственный шанс, Ангел. Твоя жизнь только началась. Ты заслужила второй шанс. — Он потянулся и пригладил мои волосы, которые облепили лицо из-за дождя.

— Это единственное, что я мог для тебя сделать, Лили. Ты всегда терпеть не могла этот дурацкий мотоцикл.

Запах гари стал ощутимее. Он почти добрался до нашего выступа. У нас осталось меньше минуты, было уже неважно, уничтожит нас буря или нет. Мы все равно попадем в ад.

Когда я заглянула в глаза Патрику, я, наконец, поняла, почему он казался мне таким знакомым, с самой нашей первой встречи в пиццерии. Почему его голос казался мне таким знакомым. И не потому что он напомнил мне Тома Круза из фильма «Лучший Стрелок», и не потому что он давал мне смешные сырные прозвища. Все потому, что при жизни и после смерти, Патрик всегда был рядом со мной.

Он ждал меня здесь.

И внезапно, я поняла, что нужно делать. Не раздумывая ни минуты, я сорвала с шеи кулон и подняла цепочку высоко вверх. Настала моя очередь принести себя в жертву. Он отказался от всего ради меня, и теперь мой черед отказаться от кое-чего ради него.

Потому что любовь стоит всего на свете.

— Мое сердце принадлежит тебе, — прошептала я. — Оно всегда принадлежало тебе.

— Подожди, — произнес он, касаясь моей ладони. — Ангел, нет!

Ослепительная молния ударила прямо в золотой кулон, пропуская через нас биллион вольт электричества. Я ощутила, как меня вырвало из объятий Патрика и я падаю вниз, сквозь пространство и время, звезды и небо и все, что между ними. Я падала до тех пор, пока не позабыла, что падаю. А потом весь Сан Франциско…., небеса и ад взорвались облаком света.

Я села, хватая воздух ртом. Но единственный звук, что был слышен мне, это тихое жужжание потолочного вентилятора и маленькой золотой цепочки, которые нашли единый совершенный ритм.

Стук, вжик, стук, вжик, стук, вжик.

Я упала обратно на подушки, измученная, но все же довольная, что я в безопасности и тепле своей уютной кровати, на одеяле из гусиного пуха. Желудок заурчал, и я учуяла запах чего-то неимоверно вкусного внизу.

Ммм, Лучшая в Мире Лазанья.

Я спросонья потерла глаза, зевнула и заметила мягкое вечернее сияние сквозь белые занавески. Никакого шторма. Никакого дождя. Никаких грома и молний на острове, охваченном огнем. Лишь чистые хлопковые простыни и удобная подушка. Все шелковисто-мягкое и нежное.

Мои простыни. Моя кровать. Моя чудесная, восхитительная кроватка.

Эм, держи себя в руках.

Я мгновенно села, мысли пронеслись в голове со скоростью света. Все чувства обострились, и пульс подскочил до небес, а сердце забилось тысячу ударов в секунду и я…

Погодите-ка.

Я прижала ладонь к груди. Вот оно. Бьющееся сердце. Последовательные, чрезвычайно решительные резонирующие удары.

— БО. ЖЕ. МОЙ.

У меня билось сердце. У меня БЫЛО сердце. И оно БИЛОСЬ.

Прежде, чем я начала понимать что происходит, в коридоре раздался знакомый голос.

— Бри? Милая? Можешь разгрузить посудомоечную машину перед уходом, пожалуйста?

Я замерла.

Мама?

Я подскочила с кровати, по-прежнему одетая в сарафан. Распахнула дверь спальни и бросилась на ее голос. Все пахло и выглядело по-прежнему. Шарканье тапочек по колючему ковролину. Теплое сияние антикварной лампы, что бабушка с дедушкой подарили нам несколько лет назад. Разнокалиберные фоторамки на стене в коридоре. Джек на свое шестилетие, мне двенадцать. Мама и Папа во время медового месяца. Хамлоф совсем еще щенок. Те же скрипучие половицы, те же пушистые полотенца в ванной.

Все было на своих местах.

Я бросилась вниз по ступеням, как обычно перепрыгивая через две последние. На обеденном столе лилейники в отвратительной зеленой вазе, что я сделала в седьмом классе для мамы. Солнечные очки отца на столике у входной двери. Запах сирени и стирального порошка «Тайд»…лучшие во всем мире… окутали меня с ног до головы. Из колонок доносился голос Пола Саймона.

Сердца и Кости.

Мамина любимая.

Я услышала, как в кухонную дверь скребется Хамлоф, а вот он уже бежит ко мне через гостиную. Внезапно, он оказывается в моих объятиях, облизывая мое лицо, кажется, я сейчас умру от счастья.

— Хэммииииииии!

Он выл и гавкал так, словно меня очень долго не было дома, что, по сути, было правдой.

— Да что с ним такое? — в гостиную зашел Джек и плюхнулся на наш огромный диван с Нинтендо.

О, Джек.

На глаза навернулись слезы, когда я вспомнила Сэма… его маленькую веснушчатую мордашку. Он так сильно скучал по своему брату.

В мгновение ока, я бросилась к нему и, обняв, принялась целовать своего маленького братишку, пытаясь возместить ему поцелуи и объятия на всю оставшуюся жизнь. (Я возместила их сполна.) Он завопил и мы, смеясь, скатились на ковер, впрочем, никто из нас не почувствовал боли.

— Бри и Джек Иган, хватит! — Рассмеялась Мама, выходя из кухни и вытирая руки о полотенце. Я подняла голову. Темные волосы и очки. Высокие скулы и светло-зеленые глаза. Она была такой красивой. Я мгновенно подлетела к ней и упала в ее объятия.

— Бри! — воскликнула она, когда я на скорости врезалась в нее, чуть не сбив с ног.

Мне было плевать. Я обняла ее еще сильнее, чем за все те годы. И она заметила.

— Милая? — Она потрогала мой лоб. — Ты себя хорошо чувствуешь?

Все что я смогла сделать, это кивнуть. Я разревелась, не в силах ответить что-либо.

Она отодвинулась и обхватила мое лицо ладонями.

— Ох, милая. — Она убрала пряди волос с моих глаз. — Почему ты плачешь?

Это, правда, ты? Это на самом деле ты?

Я помотала головой.

— Извини, — задыхаясь, произнесла я. — Я так сильно по тебе соскучилась. — Я снова обняла Маму, не желая отпускать ее. Никогда.

— Ты скучала по мне? — Рассмеялась она, захваченная врасплох моей внезапной реакцией. — С каких это пор? Целых тридцать минут в разлуке? — Она снова обеспокоенно посмотрела на меня. — Милая, надеюсь, ты не заболела.

Я отрицательно покачала головой.

— Ты сегодня его оденешь? — промурлыкала она в мои волосы. — Мне нравится это платье.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, не двигаясь. — Куда надену?

Она хихикнула.

— Вау. Ты и вправду странно себя ведешь. Это ведь не из-за сегодняшнего свидания? С твоим особенным парнем.

Парнем?

Мама показала на большие часы, висящие на стене кухни.

— Милая, разве Джейкоб не заедет за тобой в восемь?

Я отпрянула и ощутила, как бледнею.

— Какой сегодня день?

На этот раз я заработала странный взгляд.