Барон побагровел и закашлялся.

— Да, Ваше Высочество, кто-то или что-то хорошо поработали над Вашей памятью!

— Стоп! — закричал я. — Стоп! «КТО-ТО, ИЛИ ЧТО-ТО ХОРОШО ПОРАБОТАЛИ НАД МОЕЙ ПАМЯТЬЮ!». Вот он, — момент истины! Ну, ну, ну…

Я напрягся, впал в глубокую задумчивость, испепеляющую мозг. В голове замельтешили обрывки каких-то воспоминаний, закружились хороводом лица, послышались голоса, замелькали неясные картинки. Казалось, что вот-вот я пойму, уловлю что-то важное, самое важное и значительное! Я напрягся так, что голову стала распирать какая-то неподвластная мне тёмная сила, страшно заболел затылок, сердце забилось гулко и неровно, кровь стала беспощадно пульсировать в висках. Интересно, бывают ли инсульты и инфаркты у Бессмертных!? Чёрт возьми, о том ли я сейчас думаю!?

Ну, ну, ну!? Вот он — момент истины, он почти наступил!!! Я стал что-то вспоминать. Тьму пронзил слабый свет. Ну, ну! Ещё шажок, ещё немного, ещё чуть-чуть! Но ничего, к сожалению, у меня не получилось. Моя бедная голова вдруг окунулась в абсолютную пустоту и в вечный холод, растворилась в нём, и я сел на землю, — полностью опустошённый, разбитый, разочарованный. Страшная и непонятная слабость овладела мною, каждая клетка тела болела, руки дрожали. Казалось, ещё секунда, и я испарюсь как случайная капля дождя под этим тёплым полуденным небом, навсегда исчезну с поверхности земли.

Но вдруг в моей правой, крепко сжатой руке, завибрировал ПОСОХ. Он стал сначала тёплым, потом горячим и жар его влился в меня неиссякаемым и непобедимым потоком энергии, которая забурлила внутри меня и немедленно привела в чувство, вернув обратно в окружающую действительность.

— Что с Вами, Сир? — я увидел встревоженное лицо БАРОНА.

— Ничего, ничего, так, всего лишь лёгкая слабость, не более того. — ответил я. — Вернёмся к нашей основной теме. С гербом мне всё ясно. Я уже его придумал. Остаётся девиз. Да, а как же всё-таки знамя, флаг, стяг, или как там его ещё!? Как мы его соорудим?

— Сир, нашли о чём волноваться! Вот именно в этом я не вижу особой сложности. Хорошее полотно у нас есть, швейный набор найдётся, крепких и длинных копий полно, служанок достаточно, а одна из них, — ну, просто самая настоящая фея-рукодельница, — чуть порозовев, ответил БАРОН. — Советую, кстати…

— А вы, оказывается, тоже ещё тот озорник, воин наш суровый и могучий! — устало и облегчённо засмеялся я. — Ну, да Бог с вами. Какой же герб мне придумать?

— Рекомендовать не смею, Ваше Величество! — выпучив глаза, рявкнул БАРОН и почему-то встал по стойке «смирно».

— Вольно… Давайте выпьем, сударь, — проворчал я. — Творческому процессу это не помешает, наоборот, прибавит вдохновения и подобающего такому случаю экстаза.

— Экстаз решает всё в нашей жизни, Ваше Величество. В этом Вы полностью правы. Сочту за честь присовокупиться к истинному творчеству, — с готовностью отозвался мой собеседник, отстегивая с пояса флягу довольно внушительных размеров.

— Что там? — осторожно спросил я. — Что за жидкость?

— Сир, это довольно неплохой напиток. Достаточно сделать несколько добрых глотков, и наступает состояние того самого истинного экстаза, а бывает — покоя и тишины. Когда как. Всё зависит от организма и настроения, Ваше Величество!

— Покой и тишина, говорите… А надолго? — усмехнулся я.

— По всякому, Сир… Когда как. Один мой знакомый как-то принял этот напиток с перебором и затих безнадёжно навсегда. Увы…

— Понятно… — задумчиво пробормотал я. — Ладно, рискнём. В конце концов, я — Бессмертный или нет!?

— Чёрт его знает, Сир.

— Вы в очередной раз меня очень сильно приободрили и утешили, — нервно усмехнулся я и потряс флягой. — Сколько можно меня нервировать по данному поводу?!

— Более не смею, Сир!

Содержимым фляги были наполнены два металлических походных бокала, которые мы лихо осушили. Неведомая жидкость обожгла мне рот и пищевод, но затем довольно удачно и приятно растеклась по внутренностям. Я сначала закашлялся, выпучил глаза, затем прослезился, но потом почувствовал внутри себя удивительное тепло и понял, что быстро приближаюсь к познанию того самого таинственного и чаще всего недостижимого в обычном состоянии истинного экстаза.

— Что это такое? — удивился я. — Я думал, что в сосуде содержится что-нибудь менее крепкое.

— Как можно, Сир! Обижаете! Это знаменитая Можжевеловая Настойка винокурен Первой Горы. Основой является самогон двойной выгонки, пропущенный через древесный уголь, а потом настоянный на ягодах красного можжевельника. Незаменимая вещь перед сражением, во время оного и после него. Прекрасно очищает раны, снимает нервное напряжение, придаёт смелость и рождает отвагу в бою. А кроме этого раскрепощает во время любовных утех!

— Неплохо, неплохо… — благоговейно произнёс я. — И до какой степени он раскрепощает во время этой самой любви?

— До самой последней степени, Сир! — рявкнул БАРОН. — Засыпаете на прекрасной груди возлюбленной, как младенец, полностью познавший её и до конца пресытившись оной!

— Великолепно! Как образно! Давайте-ка, сударь, ещё по бокалу, а потом приступим к творческому процессу!

После второго бокала в голове у меня наступило какое-то удивительное, уникальное просветление, я почувствовал истинное, ни с чем не сравнимое, вдохновение. Находясь под его влиянием, стараясь ни на секунду не упустить это умопомрачительное состояние, я раздумывал совсем недолго:

— Герб будет таким, — алое полотно разделено белой молнией, между нею слева — чёрный ЗВЕРЬ, справа — чёрный ПОСОХ. Алый цвет в общем свидетельствует о мощи бушующих внутри меня страстей и желаний, алый цвет справа и слева от молнии говорит о всесокрушающей силе, исходящей от изображённых на его фоне ЗВЕРЯ и ПОСОХА. Молния символизирует неотразимую энергию, порождённую этими двумя ипостасями и сконцентрированную внутри меня. Вот так! И только так!

— Великолепно! — чуть не прослезился БАРОН. — Сир, а девиз?

Я ещё раз приложился к бокалу.

— Девиз будет таким: «Имею всегда всё и всех! Никто никогда не имеет меня!». Так всё и отразите, где следует и как полагается. Ух, однако, хороша Можжевеловка! Мне бы сейчас в небо, поближе к облакам, или к звёздам, а то может быть и далее!

Выговорил я это на одном дыхании. Искоса глянул на БАРОНА. Он, очевидно, находился в состоянии благоговейного ступора. Ну что же, — значит, затея удалась.

— Ну, как вам девиз, мой друг? — небрежно и с лёгкой иронией спросил я у него.

— Великолепно, мощно и в то же время очень просто, Сир! Я восхищён! — гаркнул БАРОН так, что ближайшие к нам люди и лошади заволновались и забеспокоились.

— Ну, знаете, как говорил один человек: «Всё гениальное — просто». И так, за дело, мой друг! — я весело и слегка хлопнул БАРОНА по плечу.

Тот зашатался, как дуб под натиском бури, с трудом устоял и ответил:

— Приступаю к изготовлению знамени сию же минуту, Сир!

— Прекрасно, сударь! — улыбнулся я, а потом неожиданно для самого себя спросил своего собутыльника. — Как вы думаете, чего вечно не хватает ПУТНИКУ в перипетиях бытия!?

— Женщин, Сир… Именно в них вся загвоздка и смысл, — мрачно буркнул мой собеседник.

— Согласен, — тоскливо и устало произнёс я и продекламировал. — «Дыхание твоё подобно сну, который опускается на плечи. О, почему меня он искалечил!? Твою любовь, увы, я не верну!».

— Сир!?

— Да, ибо, вот так…

— Сир!?

— Спокойной ночи, БАРОН.

— Сир, но ещё не ночь…

— Она, увы, будет. Непременно будет. А за ней настанет утро… Я на это очень сильно надеюсь.