Читая Бома, вспоминаю давно прошедшие дни. Мистический анархизм в России как раз и был движением, направленным на вовлечение людей в свободный диалог. Широкий диалог, не связанный с решением каких-либо практических задач.

Ураганным ветром все размело. Остались только обломки от кораблекрушения — les epaves. А я, уцелевший в этой буре, вышел на берег… на канат. «Долг плясуна — не дрогнуть вдоль каната». Я все время пытался начать диалог, не откладывая и не прекращая усилий.

Сейчас время изменилось, смягчилось. Можно отказаться от эзопова языка. Однако пропал духовный напор. Оскудела страна свободными мыслителями. Но верю, что должны появиться те, кто любит мысль как таковую.

«Величие человека измеряется величием тайн, которые его занимают или перед которыми он останавливается», — я очень согласен с Метерлинком [Метерлинк, 1914].

Ахундов

M. Д., Баженов Л. Б. Естествознание и религия в системе культуры.

Вопросы философии,

1992, № 12, с. 42–53.

Бом Д. Наука и духовность: необходимость изменения в культуре.

Человек,

1993, № 1, с. 7—17.

Гиренок Ф. И. Пути к умному безмолвию бытия. В:

Экологические интуиции в русской культуре.

Сборник обзоров.

M.: Институт

научной информации по общественным наукам АН РФ, 1992, с. 8—28.

Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Синергетика как новое миропонимание: диалог с И. Пригожиным.

Вопросы философии,

1992, № 12, с. 3—28.

Крымский С. Б. Контуры духовности: новые контексты идентификации.

Вопросы философии,

1992, № 12, с. 21–28.

Лапин Н. И. Кризис отчужденного бытия и проблема социокультурной реформации.

Вопросы философии,

1992, № 12, с. 29–41. Метерлинк М.

Смерть.

СПб, 1914, 163 с.

Свенцицкая

И.

С., Трофимова

М. К. Апокрифы древних христиан.

М.: Мысль, 1989, 336 с.

Глава

XIX

ЗАВЕРШАЮЩЕЕ СЛОВО

Моя жизнь протекает уже на девятом десятке лет. Это серьезно.

В глубинах своего сознания я услышал зов, побуждающий меня написать воспоминания. Услышал, так как был не только свидетелем, но и участником многих трагических событий. Много было встреч с выдающимися людьми. Многое я пытался сделать в противостояние существовавшему. Бунт — хотя бы тихий — всегда привлекал меня. Да, это тоже серьезно.

Благодарю Судьбу за то, что мне довелось прийти на Землю в этот бурный век. В век жестокий и обильно омытый человеческой кровью. В рьяную страну, где сталкивались, а иногда и переплетались сурово противостоящие течения мысли. Благодарю за то, что удалось отстоять себя — не сдаться, не сломиться.

Бог для меня всегда был Тайной. Великой тайной. Мне близка апофатическая теология, прозвучавшая еще у гностиков и позднее — у Псевдо-Дионисия Ареопагита. Я думаю, что наша встреча с Богом проявляется не столько в молитве, ритуале, аскезе или догме, сколько в делании. Мы пришли на Землю для проникновенного Дела. Для Бунта. Для встречи с трагизмом, неизменно ведущим к страданию. Пришли, чтобы увидеть Христа во всем.

Реинкарнация. Я не только верю во множественность воплощений, а знаю, что уже не раз посещал Землю — и в античном Средиземноморье, и в европейском Средневековье. Оттуда и мое пристрастие к философии, к древнему эзотеризму, к свободе духа и к достоинству, которое каждый раз нужно заслуживать заново.

На современном языке я пытаюсь еще раз и опять по-новому излагать издревле данное нам Учение, соприкасающееся с Запредельным. Думается, что мы все время реинтерпретируем некую глубинную Мысль, невыразимую до конца. Интерпретируем в соответствии с современным состоянием культуры. В соответствии с запросами времени.

Великое

Знание

динамично. Его надо раскрывать и по-новому, заново, каждый раз. Мы — служители, выполняющие эту роль.

Да, нам всем, наверное, предстоит еще странствовать в Мирах и Веках. Но Земля — ее судьба и ее забо

ты—

всегда будет оставаться в поле зрения. Хотя бы в тумане, хотя бы в сновидениях и медитациях.

В чем смысл жизни?

Ответ на этот вопрос для меня звучит просто: смысл существования Вселенной — в раскрытии заложенной в ней потенциальности. Смысл нашей жизни — в активном участии в этом процессе, в расширении горизонта нашего существования.

Мне думается, что в ближайшем будущем нам предстоит подойти к разгадке главной дилеммы «жизнь/смерть». Эта тема приоткроется нам, как только мы сумеем преодолеть затянувшееся на века противостояние «сознание/материя». В своих философских построениях, не укладывающихся в парадигму наших дней, я подошел к этой задаче, но не более.

Только через понимание того, что есть «жизнь/смерть», наша обветшалая, обессилевшая и измельчавшая культура сможет перейти границу, отделяющую нас от иных — возможных форм бытия. Только через новое мировосприятие можно будет преодолеть кризис, который непрестанно нарастает на наших глазах с начала XX века.

А если нет — что ждет человечество?

Теологическое разъяснение основного вопроса бытия теперь уже мало кого удовлетворяет. Оно — на обочине нашего миропонимания. Оно не сумело связать свой ответ на основной вопрос бытия с философскими построениями и тем более — с наукой, которую теперь уже никак нельзя игнорировать. Ответ должен прозвучать так, чтобы он мог быть согласован со всеми проявлениями бытия человека в Мире.

Меня приятно поразило высказывание С. М. Розена [Rosen, 1992]:

… мы буквально можем видеть, что сознание

(mind) и материя безусловно различимы и в то же время являются одним и тем же (с. 244).

И далее он говорит:

При воспоминании, полном воплощении того, что внутри нас является «прошлым», мы можем достигнуть порога чего-то

нового

— «нового Ренессанса», новой трансэгоической фазы человеческого бытия

[Washburn, 1988], а может быть, даже совершенно нового порядка бытия (с. 244).

Да, здесь идет речь не просто об изменении культуры. Измениться должна сама сущность Бытия.

Бездны неведомого бытия могут открыться перед нами. Путь к ним — через Делание. Через Служение Тайне, к которой мы можем подойти ближе, отнюдь не раскрывая ее во всей ее полноте.

Я шел не один.

Хотя и не раз проходил через одиночество. Те, кто был друзьями юности, ушли. Те, кто был учителями, ушли. Те, кого я любил, отлюбились.

И в любви должна быть не просто любовь, а полная в нее погруженность.

Полная — что это такое? Не знаю, но чувствую. И когда такое начинается, то былая любовь уходит. Уходит в забвение. Зачем это так?..

Страдание, говорят мудрые люди, нужно на Земле. Нужен вызов, брошенный сердцу. У Бога, как говорил великий сапожник Якоб Бёме, должно быть и темное начало. Это хорошо понял Ф. Достоевский, написав «Сон смешного человека». Да, смешным, но не более, назвал темного человека знаток души человеческой. Что иначе?

Иначе хочется закричать. Сказать, как сказал В. Розанов [Розанов, 1992]:

Душа озябла…

Страшно, когда наступает озноб души (с. 129).