- Понимаете, - прошептала Дина, - Я мечтаю туда. Я не хочу оставаться здесь. Мне плохо в этом мире. Очень-очень плохо.

- И мне, и мне! Мне тоже очень плохо, - вырвалось у Фианы. - И я хочу на зеленый луч над океаном!

- Девочки-и-и, - Сара тут же, как маленький ребенок, из солидарности распустила рот и заплакала. - Как же я без вас... Не уходите, девочки-и-и...

- Теперь только мне, - улыбнулся Иосиф, - остается удариться в слезы вместе с вами.

- Но мне на самом деле очень плохо в этом мире, - сердито сказала Дина. - И все, что я видела, было так ярко, так красочно, так объемно.

- А где гарантия, что там, куда уводит луч, будет лучше? - спросил Иосиф. - Да и выстроится ли такой мост из зеленого луча в реальности или останется красивой фантастикой, навеянной романами братьев Стругацких?

- Почему именно Стругацких?

- Не знаю. Может, и кого другого. Мне почему-то пришли на ум Стругацкие.

- Ситуация навеяла, - сквозь слезы улыбнулась Фиана. - Только у нас зато полно защитников. И автобус, набитый газами-противогазами.

- Какими газами-противогазами? - встревожился Иосиф.

- Да там Роберт из Насы приволок, - беспечно отмахнулась Фиана.

- Знаете что, девчонки, - стал подниматься Иосиф. - А что это я тут с вами сплетничаю? Пойду все-таки к мужикам, пока они там всех вокруг не поубивали.

- Кстати, - вдруг заметила Сара, когда девушки остались одни. - А каким боком здесь океан? Где мы, а где побережье? Или вас собираются перевозить к океану?

- Да нет вроде, - Фиана покачала головой. - Даже до сто первой дороги довольно далеко... А действительно? - Обе девушки вопросительно уставились на Дину.

- Ну и далеко, - огрызнулась она. - Ну и подумаешь, а зато как красиво! Между прочим, в своем видении я даже вдыхала запах соленой воды, чувствовала морской бриз... Вы не представляете, девочки, как здорово было там, на луче, уходить и оставлять с носом всех этих...

- Еще как представляю, - откликнулась Фиана. - Только я не могу уйти. У меня ведь Аэлита... И другие... Они же не все в резервации... Понимаешь, Диночка, многим женщинам в этом мире нужна помощь... Я очень хочу уйти, но не могу их оставить.

- Я с тобой, - быстро сказала Сара.

- И я, - кивнула Черри. - Хотя тоже хочется на луч...

- Какие вы все благостные! - с отвращением произнесла Дина. - Можно подумать, кто-то оценит ваши благородные порывы!

Помолчали. В глазах Ундины кипели слезы, да и вся она закипала гневом, которого раньше никогда не видела и не ждала от нее Фиана.

- Девочки, что с вами? - покачала головой Сандра.

- Ненавижу, - медленно процедила Дина. - Весь этот страшный мир я не-на-ви-жу.

- Точно такое же... такую же... так же... короче... то же самое я слышала когда-то от одной знакомой... - вздохнула Сара, - гадалки. Джули.

- Она до сих пор переживает за тот нервный срыв при тебе, - вставила Фиана. - Это была Юля, если тебе интересно, мать твоего любимого Иосифа.

Кас-Сандра пристально посмотрела на подругу. Та почему-то смутилась, словно сказала нечто неприличное.

- Всю жизнь говорю не то, - тяжело произнесла Дина. - Всю мою жизнь не могу попасть в правильное что надо! И делаю не то, и говорю не то, и думаю не так. Со всех сторон сплошная критика.

Сандра и Черри с Фианой переглянулись. Стало ясно, что у подруги назревает истерика, что ей надо выговориться или выкричаться и даже быть выслушанной.

- У вас, наверно, были мамы, как мамы, - пронзительно проговорила Дина (Фиана явственно содрогнулась на слове "мама") - а у меня...

- Тебя били? - сочувственно спросила Фиана. - Ремнем? Церковь?

Дина отрицательно покачала головой: - Уж лучше бы лупцевали... Нет, не церковь. Мои были интеллигенты. Знатоки поэзии серебряного века... Отчитывали долго и нудно за каждую мелочь, которую я не знала. Я до сих пор не люблю этот век русской поэзии, как ни стыдно признаться. Причем никогда ничему не учили, но подразумевалось, что я как-то сама должна была все знать. А еще... Она старалась давать мне прилюдно по морде... Чем больше публики, тем лучше... - Дина зажмурилась и всхлипнула. - Не советчица, не утешительница, не дарительница тепла, а жандарм, судья и прокурор в одном лице... Только на адвоката у меня не было права... А он, тоже непременно публично, высмеивал, причем, обязательно, откуда не ждала... Не меня защишал от невзгод, а всех вокруг от меня, вот что самое ужасное! Как будо я главный крокодил, а он великий герой. Боже мой! Как страшно я ненавижу этот мир, где родители ежеминутно и ежечасно губят и унижают собственных детей ради своего удовольствия!

Фиана вскрикнула: - Да нет же! Ты что, до сих пор ничего не поняла?

Дина и Сара обе повернули на нее головы. По щекам взволнованной девушки катились слезы, она тяжело дышала, щеки горели. Черри зажмурилась в каком-то, чуть ли не суеверном порыве.

- Не для какого ни удовольствия, а для самого прозаического самоутверждения! - кричала Фиана. - Ты только посмотри, какую жизнь каждому приходится выживать самому. Всех с детства унижали и мутузили, обманывали и морочили, всем втирали, всех лишали, заставляли соревноваться и бороться, всем внушали, от всех требовали, всех обмишуливали, жульничали, обо всех вытирали ноги, их посылали воевать, самих или мужей и сыновей, а кормили похоронками или, в лучшем случае, демагогией, - и все это под лозунгом, что сами заслужили зарабатывать в поте лица и рожать в муках, а рядом блистали дворцы тех, кто почему-то заслужил у доброго милого боженьки совсем другого, как ты думаешь, кем надо быть, чтобы спокойно к этой красоте относиться? Высшая справедливость? Так и посмотрели бы на нее внимательно, вместе с главным... блюстителем.

Кас-Сандра протестующе подняла руку: - Фиана, не надо! Остановись!

- Он же все прощает, - с издевкой ответила та. - Способен ли простить и это?

Сара молчала. Дину всю трясло.

- Даже если так, - тихо произнесла Лапни. - Что-то мне подсказывает, что и его главная движущая сила - самоутверждение.

- Выходит, и ваши благочестивые импульсы?

- А они, любые импульсы, не для кого-то, а для нас самих. Так что - да, выходит, так.

- Ну и ладно!

- Ну и ладно!

- Ну и ладно!

- Ну и ладно!

Вся четверка дружно расхохоталась сквозь слезы.

- Боже мой! - Вспомнила Фиана. - Я же обещала завтра привезти сюда Аэлиту. Она ведь будет ждать, надеяться... Постараюсь как-то объяснить по телефону... Бедная девочка, вот не везет!

Наутро ворота были намертво заперты. Своя охрана зорко бдила вовсю, никого не впускала и не выпускала. Резервацию плотно охватило мужественное полицейское оцепление. Бок о бок с полицейскими Яшка, небрежно поглаживая "ружжишко", и Роберт со своей гвардией строили планы, поминутно тыча руками в развернутый лист, в котором угадывалась карта. Феликс с решительным видом вышагивал вокруг, размахивая неизвестно откуда взятым ножом, готовился к бою и повторял неизвестно кому то по-английски, то по-русски, то вдруг переходил на испанский: - А мне что? Я должен защитить своего ребенка. Раз уж его мамаша сумасшедшая русская.

Он все-таки дождался ее поздней ночью, после общения с подругами, когда жена воровато скользнула в выделенную им комнату. Уайт сидел на креслице перед столом, на котором приготовил для Дины два апельсина, несколько персиков, даже маленькие треугольные сэндвичи с арахисовым маслом и яблочными дольками.

- Когда только успел, - с благодарностью посмотрела на супруга Ундина.

Веки его набрякли от усталости, на губных складках отразилась горечь.

- Это же надо было так довести собственного мужика, - подумала женщина. - Ну и ведьма же я. Дарье не снилось.

Она подошла и осторожно села к нему на колени. Он принял ее, погрузневшую, и обхватил обеими руками.