— Нет ни единого шанса, что он будет нормальным? — я сделал акцент на последнем слове.

Кажется, именно этот вопрос поставил его в тупик. Вероятно, многоопытный врач привык убеждать людей, что их союз с оборотнями не грозит ничем, кроме незначительных осложнений. Но не наоборот. Спрашивается, зачем волку отторгать свою сущность?

Затем, что в ней нет ничего, кроме уродства.  

— Смотря что вы понимаете под нормальностью, — усмехнулся доктор. — Но если хотите честности: да, он абсолютно точно родится оборотнем. Поверьте, это не так критично, как вам кажется. Моя жена выносила двойню, а ведь она тоже обычный человек. Вы воспитаете своего ребенка так, как посчитаете нужным, но, поверьте, он не будет каким-то ущербным или ненормальным.

В том-то и дело, что он заранее ущербен. В тот самый момент, когда чудовище вырвется на волю, я не смогу спокойно спать.

Мне захотелось избавиться от него как от какого-нибудь заболевания или паразита, вырвать из чрева Киры, навсегда растоптать и никогда более не пытаться продолжать свой род. Из-за моей оплошности в ней росло чудовище.

— Хорошо. Последний вопрос: среди оборотней разрешены аборты?

Врач насупился, смерил меня взглядом, полным презрения. Видимо, он никогда не испытывал ужаса  от того, кем являлся. Никогда не пытался утопиться в алкоголе, только бы забыть о своей второй личине. Никогда его не заставала сестра в пустом доме с пистолетом у виска.

— Разумеется.

— Я должен поговорить с... супругой.

Она сидела на кушетке в смотровом кабинете и болтала ножками в одноразовых тапочках. Медсестра заполняла карточку, а Кира вертела в пальцах какой-то фотоснимок, которого я не мог рассмотреть, потому что изображение было отвернуто к ней.

— Кира, врач всё мне рассказал. Этот ребенок... он вынужден родиться проклятым, ты знаешь? — Она кивнула. —  В таком случае... давай избавимся от плода, пока не поздно?

Медсестра глянула на нас с любопытством, но профессиональная этика взяла верх, и она выскользнула в коридор, прикрыв за собой дверь.

Кира долго молчала, прикусив губу, будто сомневалась в чем-то. На секунду буря во мне утихла, потому что в её глазах я прочел утвердительное решение. Но после она сказала самое безумное, что я когда-либо слышал:

— Нет, мы оставим нашего ребенка, как бы тебе ни хотелось обратного.

Я сжал кулаки.

— Послушай...

— Фирсанов, остынь. Я терпела одного чокнутого оборотня и вытерплю двоих.

Она протянула мне фотографию УЗИ.

— Смотри, эта загогулина — твой  будущий ребенок. Единственное хорошее, что мы натворили за двадцать с лишним лет. Он не виноват, что станет волком, как не был виноват в этом и ты. Но он — наш, и мы обязаны сделать ради него всё возможное.

Я смотрел на фотографию чего-то, что уже вызывало во мне страх, смотрел на женщину, которая была готова на любые жертвы, только бы выносить это что-то ради нас обоих.  Женщину, что соглашалась терпеть любые муки, только бы сделать меня чуть лучше в глазах всех божеств.

Наверное, именно в тот день я окончательно и бесповоротно влюбился в Киру, такую безрассудную, но такую отважную ...

Часть 2. Глава 6.2

Во мне закипал гнев от нелепости происходящего. Я помнил, как Ира находила мне девушек раньше, когда меня обуревала депрессия. И понимал, что она решила провернуть это вновь, но теперь завлечь меня схожестью с Кирой. Мол, какая разница, как зовут ту, с которой ты проведешь следующую ночь?

Марина не выглядела побитой или несчастной. Нет, эта обворожительная улыбочка, мнимая невинность, будто бы невзначай заданные вопросы — всё в ней выдавало охотницу. Какое право сестра имеет лезть в мою жизнь со своими интригами?!

Мне захотелось поджечь дом, предварительно вышвырнув оттуда Марину, а после сплясать на пепелище. Чтобы наверняка извести запах Киры и память, что наполнила вещи, находящиеся в этих стенах.

Набрал номер сестрицы, но не успел выругаться в трубку.

— Я как раз собиралась тебе звонить! — перебила Ира. — Со мной только что связался новый мужчина Киры. Да-да, ты не ослышался, — она выдержала театральную паузу. — Кира решила остаться с ним. Что-то между ними случилось, он откуда-то её вытащил, ну и она передумала возвращаться к тебе. Она просила больше её не искать, а ещё сказала, что... — Тишина давила на виски. — Короче говоря, она избавилась от ребенка.

Стакан, из которого я собирался отпить виски, треснул в пальцах. Коричнево-красная жидкость хлынула к ногам. Кровь текла из свежих ран, затекала за рукав рубашки. Боли не было, ни единого напоминания о ней.

— Почему позвонила не она сама?

Что-то не укладывалось. Почему в тот раз ей хватило смелости — или наглости? — связаться с Ирой, а теперь она предпочла отойти в сторонку и позволить общаться кому-то незнакомцу.

— Не знаю, Игнат. — Ира вздохнула. — Вообще ничего не могу понять.

— С какого номера он звонил?

— Ты не сможешь его пробить. Я уже попыталась, кажется, это телефон какого-то супермаркета. Знаю лишь город. Ты ведь не ломанешься туда?

— Нет... — вырвалось из горло хрипом. — Уже нет. Пусть будет счастлива.

— Держись, пожалуйста. Приеду, как только смогу. Так что ты хотел мне сказать?

— Уже ничего.

В душе поселилась оглушительная пустота. Кира сделала аборт. Взяла и избавилась от того, чем мы пытались искупить свои грехи.

Пустота лопнула с хлопком, и вся ярость, тщательно скрываемая мною семьдесят два часа, обрушилась на тело. Я ураганом пронесся по дому, я молотил кулаками в стены, я сдирал со стен всё, что напоминало мне её.

Марина шмыгнула в ванную комнату, в которой я бессильно уставился в зеркало, которое видело слишком многое из нашего с Кирой прошлого. Девушка схватила меня за окровавленную ладонь, обернула её в махровое полотенце.

— Что ты творишь?! — охнула она.

— Уйди по-хорошему, — взмолился я.

— Нужно перебинтовать рану!

— ПРОВАЛИВАЙ!!!

Марина безропотно ушла, но вернулась спустя две или три минуты, вооруженная аптечкой. Я был не в силах сдвинуться с места и сидел на полу, уткнув лицо в ладони. Кровавое полотенце валялось рядом.

— Мне прекрасно известно, что у тебя нет никакого мужа-тирана, — пробормотал я, Марина промывала раны.

— И что с того? — Девушка подула на кожу перед тем, как намазать её йодом. — Это не значит, что я оставлю тебя наедине с помешательством. Ну, нет, я обязательно уйду, когда ты придешь в себя.

Наивность в ней сменилась жесткостью.

— Кроме того, — добавила она весело, — лучшей собутыльницы ты нигде не найдешь.

***

Не хватило бы никакого алкоголя, чтобы утопить всю ту ярость, что кипела во мне эти дни. Меня рвало на части, душило отвращением и ненавистью. Мне хотелось сорваться с места, найти того, на кого меня променяла Кира, и превратить его в кровавое месиво.

Я выбросил все её вещи, разорвал совместные фотографии. Выветривал её запахи и рычал от безысходности, когда находил новое напоминание о женщине, что раковой опухолью впилась в меня. Порывался уйти в запой, притащить одновременно с десяток одноразовых девиц, но Марина, которая поселилась в доме, не позволяла мне даже выйти наружу. Она искренне заботилась обо мне, насколько возможно заботиться о том, кто уничтожает себя сам.

А потом пришло полнолуние, и всё потеряло смысл. За день до полной луны меня скрутило нескончаемой судорогой. В голове потяжелело, вздулись вены, кости начало перемалывать ещё с утра.

— Убирайся, — приказал я Марине, которая с улыбкой готовила блинчики. — Теперь я не шучу.

Почему-то она не воспротивилась, только уточнила:

— Когда я смогу вернуться?

—  Послезавтра, — прохрипел осипшим от боли голосом.

Марина уехала, а я заперся в комнате, которая, черт возьми, насквозь провоняла Кирой. Этот запах не вызывал во мне ничего, кроме отвращения. Я смотрел на потолок, отсчитывал секунды до конца. В ушах звенело, кровь вскипала в венах. Каждая клетка тела молила о смерти. Боль не утихала, лишь нарастала. Тело словно прокалывало раскаленными иглами, кожу будто бы рвало на лоскуты. Каждый новый вдох опалял легкие.