— Не горячись, братец, — сказал Столлингз. — Дай человеку поработать. Мы же оба с тобой видели, на что он способен.

— Дерьмо это все, — огрызнулся Рудольф. — Ничего я такого не видел, чего нельзя было бы объяснить, — с места он, впрочем, не двинулся.

Я перешел улицу, шагнул во двор интересующего нас дома, и сразу же обнаружил первое тело. Оно лежало в груде прошлогодней листвы, футах в пяти слева от меня. Маленькая рыже-белая киска валялась, изломанная кем-то так, что передние лапы ее смотрели в одну сторону, а задние — в противоположную. Шея, похоже, тоже была сломана.

Я испытал приступ тошноты. Смерть всегда малопривлекательна. Это в первую очередь относится к людям, но и за животных, живущих рядом с человеком, переживаешь больше, чем за представителей дикой природы. Киска была совсем еще молоденькая — должно быть, просто уличный котенок. Ошейника на ней не было.

Я ощутил вокруг нее маленькое облачко возмущенной энергии, порожденной болью и насилием. И все же одного убитого животного не хватило бы, чтобы я ощутил это с другой стороны улицы.

Не сделав и пяти шагов дальше, я наткнулся на мертвую птицу. Крылья ее лежали отдельно. У следующих двух птиц недоставало голов. Дальше лежало что-то, что совсем еще недавно было маленьким и пушистым, а теперь сделалось маленьким, пушистым и бесформенным — должно быть, крот или суслик. Ну и так далее. Еще как далее — всего дюжина с лишним зверюшек валялись мертвыми во дворе, распространяя вокруг себя потоки разрушительной энергии. Ни одного из них по отдельности не хватило бы, чтобы побеспокоить мое чародейское чутье, но всех вместе хватало для этого с лихвой.

Так что же, черт подери, убило их всех?

Так и продолжая бороться с тошнотой, я вытер вспотевшие ладони о рукава. Я оглянулся на Рудольфа со Столлингзом — их лица тоже приобрели слегка зеленоватый оттенок.

— Господи, — произнес Столлингз и осторожно потрогал кошачий труп носком ботинка. — Что могло натворить это?

Я тряхнул головой и пожал плечами.

— Может пройти сколько-то времени, пока мы узнаем. Где Микки?

— В доме.

— Раз так, — сказал я, выпрямляясь, — пошли туда.

У входной двери я задержался. Микки Малон жил в неплохом доме. Его жена преподавала в начальной школе. На одну его полицейскую зарплату такого дома не отстроить, но вдвоем они сдюжили. Паркетный пол сиял лаком. На обращенной к прихожей стене гостиной висел морской пейзаж — оригинал, не копия. В доме было много зелени, которая вместе с деревянными полами придавала интерьеру этакий естественный уют. В общем, это было не просто здание, но настоящий жилой дом.

— Заходи, Дрезден, — буркнул Рудольф. — Лейтенант ждет.

— Миссис Малон дома? — спросил я.

— Да.

— Ступайте и приведите ее. Мне нужно, чтобы она пригласила меня войти.

— Что? — вскинулся Рудольф. — Ну уж, уволь. Ты кто, граф Дракула?

— Дракула до сих пор проживает в Восточной Европе — по крайней мере, проживал на время последней проверки, — невозмутимо отвечал я. — Но если вы хотите, чтобы я для вас что-нибудь сделал, мне нужно, чтобы она или Микки пригласили меня.

— Что это ты, черт подери, несешь?

Я вздохнул.

— Послушайте. Дома и вообще все места, где люди живут, любят и строят свою жизнь, обладают собственной силой. Если бы через этот порог день-деньской шлялись толпы незнакомых людей, у меня не было бы никаких проблем, переступая этот порог. Но это не так. Вы, ребята, его друзья, — все верно, говорила ведь Мёрфи: это дело личное.

Столлингз нахмурился.

— Так ты что, войти не можешь?

— Ох, войти-то я могу, — вздохнул я. — Но большую часть моих способностей придется оставить за дверью. Порог будет мешать мне работать в доме с какими-либо энергиями.

— Ну и дерьмо, — фыркнул Рудольф. — Дракула гребаный.

— Гарри, — вмешался Столлингз. — А мы сами не можем пригласить тебя в дом?

— Нет. Это должен быть кто-то, кто живет в этом доме. И потом, этого требуют простые приличия, — добавил я. — Я не люблю заходить в места, где мне не рады. Я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что миссис Малон не возражает против моего присутствия здесь.

Рудольф открыл было рот снова излить на меня желчь, но Столлингз успел опередить его.

— Выходит, ты не можешь заниматься своими волшебными штучками в помещении, если тебя туда не пригласили?

— Не просто в помещении, — ответил я. — В жилом. Две больших разницы.

— А как тогда с домом Виктора Селлза? Я слышал, ты накрыл его там без всякого приглашения, так ведь?

Я покачал головой.

— Он осквернил свой порог. Он вел там свои грязные делишки, устраивал черные церемонии, оргии. Это был уже не дом.

— Значит, ты не можешь бороться с чем-либо на его территории?

— Со смертными — да, не могу. А у нечисти порогов нету.

— Это почему еще?

— Откуда мне, черт возьми, знать? — устало сказал я. — Нету и все тут. Не могу же я знать все на свете, верно?

— Пожалуй, верно, — согласился Столлингз и, подумав, кивнул. — Да, теперь я понимаю, что ты имеешь в виду. Это тебя вроде как выключает?

— Ну, не полностью, но делать что-либо становится гораздо труднее. Как будто на тебя надели свинцовый скафандр. Вот почему вампирам так нелегко в нашем мире. У них едва хватает сил просто выжить, а уж пользоваться своими паранормальными способностями и вовсе почти невозможно.

Столлингз покачал головой.

— Все эти магические штуки… Ни за что бы не поверил в то, что буду относиться к этому серьезно, пока не попал в отдел. Да и до сих пор не привык.

— Правда? Что ж, хорошо. Так меньше шансов, что влезешь в эти дела слишком глубоко.

Он выпустил из ноздрей две струйки дыма.

— Может, все еще изменится. За последнюю пару дней у нас пропало несколько человек. Из этих, уличных, бомжей, известных нашему брату, копу.

Я нахмурился.

— Да?

— Да. Ну, пока все на уровне слухов. Это ведь народ такой — сегодня здесь, а завтра где-то еще. Но с тех пор, как я начал работать в Специальных Расследованиях, это как-то меня нервирует.

Я нахмурился еще сильнее и подумал, стоит ли говорить Столлингзу о приеме у Бьянки. Вне всякого сомнения, ради такого события в город понаедет уйма нездешних вампиров. Может, это она со своими приспешниками запасается продовольствием для пирушки. Однако никаких доказательств этому у меня не имелось — и потом, все эти исчезновения, если это действительно были исчезновения, могли иметь отношение к беспорядкам в Небывальщине. И если Бьянка к ним непричастна, я оказался бы в неприятном положении. Я не хотел натравливать на нее копов без крайней на то нужды. Я совершенно не сомневался в том, что у Бьянки достаточно возможностей испортить мне жизнь — и она запросто могла бы обставить все так, будто я это заслужил.

И потом, в кругах сверхъестественного сообщества до сих пор действуют законы чести Старого Света. Если у тебя проблема, решай ее лицом к лицу в рамках этого сообщества. Самое последнее дело использовать в качестве оружия копов и прочих смертных. В сверхъестественном мире это все равно что ядерное оружие. Стоит показать людям хоть капельку сверхъестественных страстей, как они перепугаются до такой степени, что начнут палить без разбора в каждого встречного и поперечного. Большинству людей начхать на то, что один жуткий тип, возможно, и неправ, но другой, не менее жуткий — прав. Оба страшилы хоть куда — значит, мочи обоих и спи спокойно.

Так повелось с начальных лет Эры Разума, с тех пор, как племя смертных окрепло. И по мне, так оно и правильно. Терпеть не могу всех этих жутиков, вампиров, демонов и прочих кровожадных духов, рыскающих вокруг так, словно мир принадлежит им. И плевать мне на то, что всего несколько столетий назад так и было.

В общем, я решил не распространяться насчет приема у Бьянки, пока не узнаю о нем побольше.

Мы со Столлингзом поболтали еще немного, пока в дверях не появилась Соня Малон. Соня была среднего роста, уютно пухленькая и какая-то вся надежная. В юности лицо ее, должно быть, поражало красотой, да и сейчас сохраняло ее, а годы только добавили ей, так сказать, огранки. Глаза ее покраснели, и макияж она сегодня не накладывала, но держалась неплохо. На ней было простенькое платье в цветочек; из украшений — только обручальное кольцо на пальце.