В этот раз прощание было безнадежно отравлено.

Вроде бы ритуал был соблюден. Были и рукопожатия, и дружеские объятия, но чего-то не хватало, из-за чего Ирма, глядя на лицо Ленара в последний раз, совсем не испытывала сожалений или потуг к превращению в маленькую ранимую девочку. Вместо этого ее трясло от предвкушения и жажды как можно быстрее закончить последнее совместное дело. А сделать предстояло еще немало. Им предстояло разлететься в разные стороны, чтобы за раз донести свою историю до двух планетарных систем, и лишь тогда они смогут считать этот рейс завершенным.

Это было странно. Мало кому приходилось прощаться посреди рейса, и уж точно не каждый дальнобойщик хоть раз в жизни был вынужден покидать корабль, будучи отягощенным мыслями, что он бросает свою коллегу на произвол судьбы среди шайки пиратов. Ирма успокаивала себя тем, что с Вильмой все будет в порядке. Она полетает в компании своих «новых друзей» по космосу, может быть поучаствует в каком-нибудь ограблении, а затем их всех поймают, и…

И дальше только тюрьма.

Существовали сотни менее позитивных сценариев, и думать о них Ирме было даже страшнее, чем ползти по техношахте, боясь неверным шорохом привлечь нежеланное внимание. Она хорошо была знакома с планировкой техношахт. Они ветвились лабиринтами по всему кораблю, предоставляя техникам доступ к труднодоступным узлам, и если знать путь, можно было добраться до люка, находящегося в пяти метрах от челночного шлюза. Что могло пойти не так? Очень многое, но за пять минут передвижения ползком по тесной металлической трубе сложно было успеть запаниковать. Они с Радэком двигались буквально вслепую, рассчитывая лишь на удачу. В шахте не было собственного освещения, а самодельная тюремная камера совсем не комплектовалась фонариками. Была лишь непроглядная тьма, наполненная пыхтением, и гравировки с названиями секций в качестве осязательного ориентира.

По прошествии пяти минут и где-то ста метров металлических кишок Ирма нащупала выходной люк и не думая открыла его, приготовившись встретить за ним что угодно. Свет обжег ей глаза, а свежий воздух прохладой защекотал ноздри. Помещение, в которое она попала, являлось обычным коридором, заслуживающим первый приз в конкурсе самых скучных и банальных космических конструкций, но в тот момент для нее это был не коридор. В тот момент для нее это был порог, насквозь пропитанный запахом свободы.

Ирма была пятидесятикилограммовой девчонкой, которая любила растения и почти не пропускала занятий физкультурой. Радэк был восьмидесятикилограммовым взрослым мужчиной, который имел второй разряд по боксу и доказал это, отправив Акселя в не совсем честный, но самый настоящий нокдаун.

Исход их схватки был вполне предсказуем.

Ирма понимала, что являлась далеко не самой слабой девушкой, и тем сильнее ее удивило, как стоически Радэк реагирует на тычки локтями под его ребра. Она отчаянно сопротивлялась, пинаясь и впиваясь ногтями в его кожу. Она бы с радостью начала кусаться, если бы он не зажал ей рот. Она чувствовала его силу и свою беспомощность. Это далеко не то, о чем мечтает каждая женщина, и все говорило в пользу того, что пора сдаваться, но Ирма не щадила сил. И Радэка.

— Повторяю, — повторила радиостанция голосом Ильи. — Мы схватили троих при попытке к бегству. Ленар, Эмиль и Петре были пойманы и взяты под стражу. Челнок А, немедленно ответьте, иначе…

— Говорит челнок А, — ответил Радэк, освободив ради этого одну руку, за что поплатился парой лоскутков кожи на своей шее. — Мы с Ирмой услышали ваше сообщение и приняли его к сведению. Идите к черту, а мы пойдем своей дорогой. Надеюсь, МФБ вас быстро разыщет и расстреляет при попытке к бегству. Прощайте.

— Радэк! — завопил Илья так, что динамики добавили его голосу хрипотцы. — Вы что, не слышали, что я вам сказал?! Мы захватили ваших товарищей по команде и одного ни в чем неповинного корреспондента. Немедленно вернитесь, иначе они сильно пожалеют о вашем недальновидном…

— Мне пле… — его дыхание перехватило от очередной встречи с острым женским локтем, но какие-то внутренние силы заставили его продолжать говорить, уже сдавленным от боли голосом. — Мне плевать! Эмиль самый страшный болтун во вселенной, и он своим длинным языком превратил мою службу в сущий кошмар так же, как превратит в кошмар ваш нелепый пиратский балаган! Ленар просто пусть катится к черту, мне он с самого начала не нравился. До Петре мне и вовсе никакого дела нет, он теперь ваша проблема, а не моя. А Вильме передайте, что она дрянь, и я буду до конца жизни сладко засыпать с мыслью, что она будет гнить в такой же тюремной камере, в которую заточила меня! Если вы хотите что-то добавить, то еще раз повторяю — мне плевать! Прощайте и конец связи!

Он ударил свободной рукой по радиостанции, и динамик смиренно умер.

Прошло всего пятнадцать минут с тех пор, как Радэк с несвойственной ему теплотой попрощался со своими коллегами. Несмотря на то, что он любил порой поворчать на Эмиля, в целом у них была крепкая мужская дружба, и Радэк не постеснялся признаться, что с Эмилем жизнь становится веселее. Ленар не был капитаном его мечты, но Радэк заявил, что если подчиненные любят своего капитана всем сердцем, значит этот капитан плохо делает свое дело. Петре он тоже сказал пару каких-то теплых слов, которые звучали не слишком убедительно, но вполне могли сойти за добрый жест. В целом, Радэк с ними хорошо попрощался, и выражения, в которых он не постеснялся, прощаясь с Ильей, могли значить либо то, что пятнадцать минут могут невероятно сильно изменить взгляды на жизнь, либо то, что Радэк все это время чего-то недоговаривал.

Ирма уже начинала задыхаться, когда Радэк выпустил ее из своих недружественных объятий. Она панически отступилась от него, и спустя три шага свободное пространство челнока закончилось. Больше отступать было некуда. Челнок хоть и был четырехместным, но это совсем не значило, что он мог позаботиться о комфорте четырех человек. Термин «четырехместный» означал, что в челноке есть четыре криостата, и не более. Аскетичная обстановка ясно давала понять, что челнок предназначен для коротких перелетов и экстренных случаев, не располагая к комфорту сразу четверых.

Радэк плюхнулся в кресло, и по нему сложно было понять, то ли до него лишь теперь дошла боль от полученных травм, то ли он лишь сейчас позволил накопившимся от этой небольшой драки впечатлениям выйти наружу. Из него вырвался протяжный стон, когда его ладонь проползла по раненой шее, а затем его лицо недовольно сморщилось, когда он ощупал синяки на своей груди. Это была его плата за то, что он позволил Ирме выйти из боя без единой царапины. Он пострадал за двоих.

— Ты совсем рехнулся? — громко поинтересовалась Ирма, как только почувствовала новый прилив сил для небольшого скандала. — Ты хоть понимаешь, что ты наделал?

— Конечно, — повертел он головой, разминая шею. — Я не дал тебе взять и угробить наш побег.

— Ты хоть понимаешь, что они теперь сделают с ними? — указала она трясущимся пальцем в направлении, которое ей показалось правильным, и уточнила. — С Ленаром, Эмилем и Петре!

— А ты? — спросил он раздражающе равнодушно, и это казалось какой-то циничной издевкой. Ирма не нашла, чем ответить. — Послушай, ты должна, наконец, осознать, что мы бежим не только ради нашей свободы, но и ради того, чтобы рассказать МФБ о том, что здесь произошло. Если не мы, то, получается, никто. Илья этого не хочет, а поскольку остановить нас у него уже нет никакой возможности, ему не остается ничего, кроме как сыпать угрозами. Разумеется, он будет из кожи вон лезть, чтобы казаться страшным, жестоким и беспощадным, чтобы сыграть на нашем сострадании и вынудить нас добровольно вернуться в плен. Самое лучшее, что мы можем в таком случае сделать — это как можно доходчивее объяснить ему, что его затея бессмысленна. Уверен, он сейчас волосы на себе рвет от истерики, и я бы очень хотел на это взглянуть.

— Да откуда тебе знать?! — прокричала Ирма так, что чуть не сорвала голос. — Ты просто трус, которому не терпится сбежать, и ты готов бежать даже по головам тех людей, которые сейчас там страдают ради сохранности твоей шкуры!