— Ленар, кажется, между нами возникло какое-то недопонимание.
— Там собран архив из нескольких тысяч различных местных изданий за последние пару десятков лет.
— Это что, какой-то компьютер?
— Не совсем. Это Несторовское Электронное Устройство Чтения, — отчеканил он, и язык его тела выдал некоторое напряжение, — НЭУЧ.
— Неуч?! — почти выкрикнула Вильма, содрогнувшись от произношения этого слова вслух.
— НЭУЧ, — поправил ее Ленар.
А вот так чувствует себя ребенок, который на новогоднее утро обнаружил под елкой плюшевого щенка вместо живого.
— Я же просила привезти мне печатных изданий.
— Нет, ты просила привезти тебе «что-нибудь почитать, да побольше», — передразнил он ее, всеми силами давая понять, что этот спор не представляет для него интереса. — Всегда пожалуйста.
— И ты мне назло…
— Ой, вот только не надо тут строить из себя обиженную, — перебил ее Ленар пренебрежительным взмахом руки. — Никто тебе ничего назло делать не собирается. Но, во-первых, информация, записанная в этом устройстве, в печатном виде заняла бы пару тонн и много полезного объема, а нам предписано по возможности экономить и то и другое.
— Чушь какая-то… Мы перевозим миллионы тонн, а тебе стало вдруг жалко добавить в ним пару нормальных бумажных книг?
— А во-вторых тут нет никаких бумажных книг.
— Как нет? — проглотила Вильма скопившуюся слюну, перемешанную с ядом. — Тут что, уже все перестали читать?
— Конечно нет. Просто в этой системе уже некоторое время назад все текстовые публикации перешли в другую форму.
— В какую? — ткнула она ногтем в глянцевую поверхность неуча. — В такую что ли? С каких пор?
— Ну… — протянул Ленар, что-то считая в свое голове, — С тех пор, как закрыли последнюю типографию около четырехсот лет назад.
— Они здесь что, совсем с ума посходили? А как же непередаваемые ощущения от запаха чернил, шелеста страниц, ощущения массы издания и красиво оформленных обложек?
— Вильма, ты меня скоро доконаешь. Тебе что важнее: форма или содержание?
— Мне нужны адекватные люди, которые понимают, что и то и другое одинаково важно.
— Ну извини, поблизости только неадекватные люди, которые решили, что не стоит рубить лес ради книги, которую ты прочтешь за шесть часов и отложишь на полочку.
— И они решили заменить их на эти новомодные игрушки? — взмахнула она неучем так, что он едва не выскользнул из ее хватки, — Это просто профанация какая-то.
— Первые разновидности этих «новомодных игрушек», — отобрал он неуч у Вильмы, пока она его не разбила, — были изобретены больше семисот лет назад…
— Я не верю, что на всей планете не осталось печатных изданий.
— В хорошем состоянии они остались лишь в резервных книгохранилищах, но те издания сделаны не из бумаги, а из пластика.
— Из пластика… — повторила Вильма с ощущением, что вся планета, на орбите которой они припаркованы, в данный момент над ней издевается.
— Да, из пластика, именно из-за него они до сих пор в хорошем состоянии.
Она выцедила сквозь плотно стиснутые челюсти утробный звук, находящийся где-то между рычанием, мычанием и тихим досадливым криком.
— На Каликсе такого бреда не было!
— Ты сейчас не на Каликсе, — неуч лег на ящик с замороженной рыбой, а сам ящик отправился в объятия Ленара, плотно прижавшись к его груди. — Ты сейчас на космическом корабле, и вот уже минуты три ты ноешь по какому-то надуманному пустяку вместо выполнения полезной работы.
— Это не надуманный пустяк, потому что я действительно не на Каликсе! Я на космическом корабле, который сам сделан из пластика и металла, и я прямо здесь и свихнусь, если не буду себя баловать хоть какими-то напоминаниями о живой природе.
— Держи, — сказал ей ящик с рыбой, прежде чем навалился на нее всем своим весом и едва не лишил ее равновесия. Едва успев среагировать, она подхватила его побелевшими от напряжения пальцами, и неуч, лежащий на крышке прямо перед ее носом, издевательским блеснул одним из своих выглядывающих из-под обложки блестящих ребер. — Тут сорок килограмм напоминаний о живой природе, наслаждайся.
— Это серьезный удар под дых.
— Действительно? — взял он другой ящик и равнодушно прошел мимо нее. — В таком случае мне очень повезло, что мне наплевать.
— Ленар… — потащилась она прицепом за своим капитаном.
— Твоя работа ведь состоит в том, чтобы перемещать грузы, верно? — бросил он вдруг через плечо.
— Да, — крякнула она, едва не уронив ящик. — В моем бумажном контракте так и написано.
— Вот и перемещай грузы. А когда закончишь, мы устроим последний ужин на этой орбите. Я приготовил для вас несколько важных новостей, и я уверен, одна из них точно поднимет тебе настроение.
На космическом корабле полагалось держать при себе вредящие рабочей атмосфере эмоции, и внешне могло показаться, что Вильма серьезно нарушила это правило, но глубоко внутри нее клокотало в десять раз больше досады, чем та, которая все же просочилась наружу. Ей хотелось реветь, рвать и метать, но ей мешал голос еще не заглушенного разума и тяжелый ящик, отвлекающий от злости на целую планету неприятной болью в грудном отделе позвоночника. Подумать только, целых четыреста лет назад целая планета отказалась от бумажных книг… Как хорошо, что они улетают уже сегодня. Следующая остановка — колония Фриксус и адекватные люди, но сначала — праздничный ужин.
Ужин действительно был праздничным. Прием пищи из свежих продуктов просто не может быть иным, когда ты — космический дальнобойщик, питающийся преимущественно консервами. Слово «праздник» в межзвездном пространстве теряло всяческий смысл. В космосе не было определенной культуры или каких-либо четких привязок для отсчета времени. Космоплаватели пользовались традиционным календарем сугубо в организационных вопросах, но такие понятия, как дни, недели, месяцы или годы были лишь воображаемыми явлениями, следовательно и не было никакого нового года, международного женского дня или дня знаний. Исключением был лишь день труда, и он отмечался лишь три дня: вчера, сегодня и завтра. А вот праздник в честь приема свежей пищи происходил в любой день, когда на борту еще была свежая пища. Как правило, это были первые несколько дней после снабжения в космопорту, что происходило примерно каждые два-три рейса.
Когда экипаж обрамил собой круглый обеденный стол в кают-компании, Вильма в очередной раз вспомнила, что во вселенной нет тех проблем, которые не могли бы ненадолго отойти на задний план перед апельсинами и треской с овощами от самопровозглашенного шеф-повара Эмиля Кравчика. Апельсины встали для нее на первое место в списке кулинарных предпочтений, потому что именно они били ей в голову сильнее всего, едва по воздуху разнесется кисло-сладкий цитрусовый аромат от сока, брызнувшего из надорванной кожуры. Она положила себе в рот бомбу и невольно прикрыла глаза от взрыва природного вкуса, полученного без помощи специй. В космосе такие взрывы были редкостью, а оттого имели большую поражающую способность.
— Вильма! — вывел ее Эмиль из вкусовой контузии. — Брось апельсин. Аппетит испортишь.
Она опустила взгляд на столешницу, наконец-то наградив вниманием тарелку с остывающей треской. От нее шел по-своему приятный аромат, и она всем своим видом просила, чтобы ее съели, но вид Эмиля явно просил этого сильнее. Кусочек филе, зацепившийся за вилку, отправился Вильме в рот и растаял прямо у нее на языке. Апельсиновое послевкусие слегка портило впечатление, но это все равно было одно из тех блюд, которые не хотелось глотать, чтобы подольше купать вкусовые рецепторы в его соке.
— Напомни мне, — наконец-то сглотнула она, — почему ты стал техником, а не поваром?
— Чтобы дать шанс остальным поварам, — ехидно улыбнулся он в ответ и с чувством удовлетворения принялся за свою порцию.
— Как-то раз он обмолвился, что его кулинарный талант открылся уже после того, как он стал техником, — пробубнил Радэк с набитым ртом.
