— Ох, черт возьми, — спрятал Ленар лицо за своими ладонями. — Ладно, я приму вашу помощь, но только при условии, что вы пройдете медосмотр. Ваша деятельность на борту этого судна и за его пределами будет осуществляться на условиях внештатного вольнонаемного состава. Я буду своей головой отвечать за ваши головы, а это значит, что вы должны будете встать под мое руководство.

— Справедливо, — согласился Илья. — Мы будем рады помочь. Ведь мы будем рады помочь?

— Да-да… — поддакнул Аксель после легкого толчка в плечо.

— Густав?

— Ага… — лишенным какого-либо интереса голосом выдал Густав третье по счету слово за последние полвека.

Когда они закончили разговор и распрощались, Ленар не смог не заметить некоторые перемены в поведении его гостей. Как только они поднялись со своих стульев, в их телах появилось некоторое напряжение, а в движениях осторожность и сосредоточенность, будто бы они встали на тонкий лед, скрывающий под собой глубокое озеро… или на пару ног, из которых весом собственного тела выдавливалась боль. Он и раньше замечал в них едва уловимую взглядом странность походки, но списал все на отход от криостаза. Теперь же он убедился, что медосмотр действительно не помешает. Больным или раненым в космосе не место.

Основная разница между утопическим государством и антиутопическим заключается в том, что антиутопическое государство смотрит в будущее, а утопическое — в настоящее. Утопическое государство стремится к идеальной жизни здесь и сейчас, поэтому оно по определению невозможно. Антиутопическое же точно понимает, что для построения хотя бы чего-то приемлемого нужно взять молоток с долотом, и отсекать от огромного бесформенного булыжника по крупинке, пока он не начнет обретать желаемые очертания. Это долгая, кропотливая и неблагодарная работа, особенно если камень тверд, громоздок и может дать сдачи, но Объединенное созвездие обладало достаточно сильным административным аппаратом, чтобы не развалиться под весом своих амбиций. Далеко не все решения правительства были популярны у народа, и самый яркий пример произошел за сотню лет до рождения Ильи Селицкого, когда человечество угодило в самую опасную биологическую ловушку цивилизованного мира. Поскольку принцип естественного отбора давно перестал работать, и слабых людей ничто не отсекало от сильных, человечество со временем накапливало в себе злокачественные мутации и верным путем шло к собственному вырождению. Когда признаки вырождения стали очевидны, а врожденные пороки и слабости начали приобретать едва ли не эпидемиологические масштабы, совет министров Объединенного созвездия взял свой самый большой молоток и самое большое долото, чтобы отсечь от разросшегося камня самый большой кусок в истории. В историю это событие вошло под названием «Акт генетического обезвреживания»… Нет, разумеется, человечество не вернулось в те времена, когда право на выживание нужно было доказывать в драках с хищниками и бесконечных погонях за дичью. Правительство подошло к этому вопросу изящнее, но ненамного. Новорожденных детей прогоняли через обязательные генетические тесты, затем среди тестируемых отбиралось семь процентов человек с самыми плохими генами, и этим семи процентам суждено было подвергнуться принудительной стерилизации. Семь процентов — звучит немного, но в масштабах пятидесяти миллиардов человек, проживающих в одной лишь Солнечной системе, это были целые армии, которые нельзя было просто загнать в одну большую камеру и заставить их подышать волшебным аэрозолем. Каждый проходил процедуру стерилизации в индивидуальном порядке, что потребовало серьезной реформы здравоохранения, и это было лишь полбеды. Недовольных подобной «генетической дискриминацией» людей было достаточно, чтобы организовать настоящую революцию, и тут в дело вступили военные, которые тоже претерпели небольшую реформу. Все начиналось с того, чтобы просто позволить слабым людям мирно прожить жизнь и унести свои вредные гены с собой в могилу, но на деле это вылилось в настоящее политическое гонение по классовому признаку, в котором «обезвреженные» считались слишком заинтересованными лицами, чтобы доверять им работу в сферах образования, здравоохранения и правопорядка. Тюрьмы наполнились доверху, а улицы были омыты кровью, но пути назад уже не было. С того момента, как акт был приведен в исполнение, отказываться от него стало непозволительной роскошью, поскольку есть существенная разница между решительностью и бесхребетностью. Пойти на уступки перед движимым эгоизмом народом обозначало бы ступить на скользкую тропу, ведущую в гнилое болото анархии.

Распространение акта генетического обезвреживания по всему созвездию стало отдельной темой для множества художественных произведений. Колонии считались федеральными субъектами, но на деле это были едва ли не отдельные государства, и навязать им волю без риска спровоцировать восстание можно было лишь при помощи… правильно, военных. Расстановка военных сил совершалась таким образом, чтобы местные органы управления легко подавили любой бунт, но не смогли ничего сделать против военной мощи Солнечной системы, если вдруг захотят восстать сами. Любое восстание было обречено, но это не значит, что никто не пытался. Когда федеральные субъекты разделены между собой световыми годами, очень сложно подсчитать, сколько именно людей пало жертвами политических репрессий, но когда историки за кружечкой пива называли восьмизначные числа, лоялисты любили цинично отвечать «Зато теперь они точно обезврежены». Обычных людей, которые подержали акт обезвреживания, было все же несоизмеримо больше, чем недовольных. И правда, кому хочется иметь больного ребенка по вине супруга или супруги? Практически никому.

Последующие сто лет прошли непросто. Акт представлял из себя опасный прецедент, в котором государство практически безнаказанно массово искалечило собственных граждан, и это порождало немало споров, но когда с момента начала действия акта сменилось три поколения, статистика показала, что акт работает, и средний уровень физического здоровья и интеллекта действительно повысился. Сложно сказать, что было ужаснее. Может быть сам факт того, что множество людей просто лишили права на размножение. Или то, что это в итоге стало оправданным. А может быть то, что со временем одобрение этого акта лишь крепло, и люди стали относиться к этой генетической лотерее так же спокойно, как и к факту того, что рано или поздно любимый щенок повзрослеет, постареет и, в конце концов, поставит своего хозяина перед мучительным выбором. Но всегда есть недовольные, и Илья Селицкий ничуть не скрывал, что он был одним из них. Он не одобрял методов Объединенного созвездия, и не стеснялся периодически упоминать о том, что их методы управления порой слишком бездушны. Казалось, что его коллеги так же не питают любви к действующему правительству, просто не так громко, но другого правительства попросту не было. Вся вселенная была поделена между Объединенным созвездием и зоной, в которой еще не ступала нога человека. Возможно, именно это и стало причиной, по которой они пошли в дальнобойщики. Ни в одной другой профессии нельзя выполнять правительственные заказы с ощущением, что никакого правительства и нет, а есть лишь бесконечная пустота на световые года вокруг, и сладкая иллюзия независимости.

Вильме было плевать на Объединенное созвездие. Для нее это была лишь скрывающаяся за звучными словами абстракция, которая где-то там что-то делала, и с которой каким-то образом была связана ее работа. Она не решалась судить незнакомых ей людей, поскольку и сама иногда совершала поступки, не получившие одобрения от ее личного морального кодекса. К примеру, когда она исследовала мостик на буксире Пять-Восемь, она должна была изучить документацию, но ее жадные до информации глаза уронили свой взгляд на книгу, и с тех пор этой книги на мостике больше не было. Да, книга была бесхозная. И да, никакой ценности она давно уже в себе не несла. Но брать с бедствующего корабля вещи без ведома владельцев или хотя бы руководства компании «Туда-Обратно» смело можно было назвать мародерством, и Вильма была уверена, что такое мародерство ей простят. Желание почитать книгу, сотканную из бумаги, было слишком велико, и даже заголовок «Гаял-Т32Н/76: Техническое руководство» ее не отвратил от этого мелкого преступления.