— Странно, что Илья вам на него пожаловался… Насколько я помню, лишь этот анекдот заставил его улыбнуться.

Последовал глубокий вздох, наполненный озабоченностью. Очевидно, Ленара мучили похожие проблемы — он не знал, как правильнее всего наорать на гостя, все еще плохо знакомого с правилами поведения.

— Я понимаю, вы хотели как лучше, — спокойно ошибался Ленар, даже перестав скрывать, каких трудов ему стоит сохранять учтивость в этом бессмысленном разговоре. — Но этим людям не нужно, чтобы кто-то пытался поднять им настроение.

— Понимаю. А что им нужно? — спросил Петре, и разговор благополучно врезался в тупик.

На вопрос, что нужно человеку, пережившему смерть товарища, существовал миллион ответов, и среди них не было правильного, но Петре был профессиональным корреспондентом, и его профессионализм подсказывал, что неправильных ответов не бывает. Любой ответ заслуживал того, чтобы быть услышанным, и пусть слушатель интерпретирует его по-своему. В мире уже случилось много страшных трагедий от того, что кто-то не вовремя распустил язык, но еще больше от того, что кто-то промолчал или не задал правильных вопросов.

«Топ-топ-топ» — отсчитывал Петре шаги, с которыми Ленар направлялся к выходу из комнаты. Оказавшись на пороге, он вдавил кнопку в панель управления дверью и попытался выйти, но его ухо зацепилось за брошенный ему в спину призыв:

— Капитан Велиев!

— Да? — обернулся Ленар, и Петре готов был поклясться, что его лицо за прошедшие пять секунд стало еще на один тон ближе к цвету спелых томатов.

— Вы не будете против, если я проведу неформальную беседу с человеком, которому я еще не успел «досадить»?

— Зашить вам рот я все равно не могу, — с сожалением бросил он в ответ и сделал шаг за порог.

Но сил на второй шаг он в себе не нашел.

Корреспондент доподлинно не знал, что именно смутило капитана в последнем вопросе, но именно на такую реакцию он и надеялся. Диалог не окончился, а лишь перерос в другой диалог, и Ленар не смог от него уйти — уж слишком низким стал кредит доверия к назойливому гостю. Петре это пока что полностью устраивало.

— Что это за человек? — спросил он с порога.

— Бьярне, — выстрелил рот Петре именем, словно пушечным ядром.

— Вы совсем рехнулись?

— Обещаю быть с ним предельно вежливым.

Последовал еще один протяжный усталый вздох.

— Нет, — раздался звук, с которым пушечное ядро отстрелило от его кредита доверия еще один увесистый кусок.

И Ленар скрылся в дверном проеме. Дверь закрылась, и замерший воздух накрыла тишина. Петре надеялся не на это. Он надеялся на ответ вроде «Черт с вами, делайте что хотите» или что-то подобное, что можно часто услышать от человека, последние двое суток варившегося в дурно пахнущем бульоне нештатных проблем. Но он надавил не на те кнопки, и получил диаметрально противоположный результат. Но это не страшно. Он корреспондент, а не физик-ядерщик, значит неудачи допустимы и не приведут к катастрофическим последствиям.

Временами все эти игры в вопросы и ответы напоминали игру в шахматы. Требовалось думать наперед, предугадывать образ мысли собеседника, чтобы в конце концов вычислить рецепт идеального вопроса, который натолкнет собеседника на правильный ответ. Требовалось быть гибким, избирательным, временами скользким. Но самое главное — уметь правильно вводить собеседника в заблуждение. Петре давно усвоил, что лучший способ лжи — это говорить правду, но говорить не всю правду, а только те ее кусочки, которые смогут сложиться в нужную картину, вводящую слушателя в правильное заблуждение. Петре ни разу не солгал Ленару, и Ленар все равно поверил, что перед ним сидит дурачок, который решил поразвлекать гостей глупыми анекдотами. Временами он задавался вопросом, не подают ли в нем голос задатки хорошего актера, или же он действительно в чем-то сильно похож на дурачка? Ответ он предпочитал не искать. К счастью (или сожалению) в воздухе висело много других интересных вопросов, и его не отпускало гнетущее чувство, что ответы на эти вопросы интересны лишь ему одному в этой части вселенной.

Почему же эти дальнобойщики такие слепцы?

Ответ был прост — они тоже были профессионалами. Они делали ровно то, что умели, и предпочитали не совать свой нос в чужие сферы деятельности.

Вынырнув из своих дум в реальный мир, он взглядом спросил у настенных часов, как давно ушел Ленар, и ответ его полностью устроил. Скорее всего Ленара теперь уже и нет на корабле. Он, как и большая часть экипажа, залез в скафандр и отправился на соседний буксир, заниматься вещами, о которых Петре имел лишь общее представление. От суеты, создаваемой шестью космонавтами, постоянно носящимися между буксирами, вакуумные насосы в шлюзовой камере гудели лишь с перерывами на перекус. Коридор третьей палубы, едва освободившись от трех лишних криостатов, стал постепенно наполняться личными вещами и уцелевшим оборудованием с Пять-Восемь, и лишь один человек занимался расширением просвета во вновь захламленном проходе, перенося оборудование на склад.

— Ирма, — окликнул он этого человека, и к нему обернулось запыхавшееся лицо, блеснувшее в свете ламп мокрой дорожкой, прочерченной скатившейся с виска каплей пота. К ее груди прижималась двадцатиметровая змея промышленного кабеля, свернувшаяся калачиком, и помимо легкого оскорбления своей гордости Петре разглядел в ней весьма увесистую возможность завязать разговор. В его представлении не был законов природы, объясняющих причины, по которым его заставляли отсиживаться двумя палубами выше, пока девчонка в полцентнера работает грузчицей. Расстояние, которое их разделяло, он преодолел трусцой, и принялся отбирать у нее катушку кабеля. — Позвольте вам помочь.

— Спасибо, но мне очень неловко взваливать на вас грязную работу… — начала она бороться за право обладания кабелем.

— Я настаиваю, — подтянул он усилия, и услышал скрип, с которым пара кроссовок скользнула по палубе ему навстречу. — По праву человека, желающего взять на себя неделимый груз.

— Если Ленар узнает, он решит, что я халтурю.

— Тогда мы сохраним это от него в секрете.

Она выждала несколько секунд, сверля его взглядом, но он упорно не выражал ничего, кроме решимости порядочного мужчины помочь слабой и хрупкой с виду девушке. В этом была доля правды, но в других обстоятельствах он бы себе такого не позволил. Сейчас, держа Ирму за приросшую к ней катушку, он ощущал себя не помощником, а скорее грабителем, отнимающим пожитки у случайной прохожей в пустом переулке, а двадцатью годами ранее он прекрасно помнил, как родители учили его сначала предложить помощь, а уж потом ее навязывать. Он слишком много навязывался, слишком много досаждал, и уже чувствовал себя слишком лишним на этом корабле. Но катушку так и не отпустил, и Ирма сдалась первой.

— Куда? — спросил он, и она указала ему путь к складу, взяв из кучи спасенного хлама какой-то ящик.

Существовал закон о космической экологии, запрещающий мусорить даже посреди великой пустоты. Остов разрушенного корабля тоже считался за мусор, и если его убрать попросту не было никакой физической возможности, то экипаж был обязан хотя бы спасти с него все самое ценное. «Самое ценное» оказалось слишком растяжимым понятием. Запчасти, инструменты, бортовые самописцы (на космических кораблях они устанавливались не в единственном числе), технические жидкости и все остальное, что не испортилось, и при этом могло поместиться в шлюз. В прошлый раз, когда Ирма рассказывала о своей работе, она заметно нервничала. Теперь же в отсутствии камеры у нее словно выросли крылья, и даже груз в руках никак не препятствовал потоку слов, льющихся через хорошо смазанную гортань, и хоть Петре обо всем этом уже знал, слушать ее ему нравилось. Возможно, дело было в звуке ее голоса, или в увлеченности, с которой она стремилась поделиться с не вовлеченным человеком своими впечатлениями.

— Вы ведь любите свою работу? — наконец-то спросил он во время четвертого захода на склад, и Ирма высунула свой нос из журнала, в котором дотошно записывала все спасенное имущество.