— Простите, — поднялся он вслед, чтобы вновь сцепиться с ней в зрительном контакте. — Я извинюсь перед всеми, как только они вернутся.
— А вот этого не надо, — строго запретила она, и ее голос выдал небольшой испуг. — Мы не сообщали о ваших похождениях Илье, Акселю и Густаву, и в интересах всеобщего спокойствия будет лучшим оставить их в неведении, так что рот на замок и руки в карманы, Петре. Вам все ясно?
— Я постараюсь больше не доставлять проблем, — пообещал он, и слово «постараюсь» сбивало с толку.
— Хорошо, если так, — она указала взглядом в НЭУЧ, все еще отображающий на своем экраном строчки недочитанного текста. — Вам нравится эта штука?
— Да, — кивнул он. — Некоторое время уже подумываю приобрести что-то подобное.
— Если вы перестанете цепляться к нашим гостям, я подарю его вам, — резко сказала она на прощание и направилась к выходу таким шагом, словно пыталась избить палубу. — И не забудьте вернуть нож на склад.
— Вильма, последний неудобный вопрос, — прозвучала фраза, о которую Вильма едва не споткнулась, и с разочарованным выдохом обернулась. — Вы видели синяк на груди Бьярне?
От практически любого вопроса, который касался Бьярне, ей становилось некомфортно внутри собственной кожи. Перед глазами вновь всплыли картинки его лица, а во рту образовался вкус смерти вперемешку с криостазовым гелем, и ей срочно захотелось принять кислотный душ.
— Видела, — ответила она, борясь с желанием бросить чем-нибудь в излишне любопытного пассажира. — Ленар, видимо, от испугу забыл правила оказания первой помощи, и давил на грудную клетку слишком сильно.
— Однажды я слегка сорвал поясницу, и мне пришлось побывать на приеме у мануального терапевта, — начал рассказывать он с увлечением, и каждый его рассказ поначалу звучал как пустая и бессмысленная трата времени, и невольно заставлял бросать взгляд на часы. — Он меня промассировал так, словно пытался выдавить из меня позвоночник. И, к слову, он мне с поясницей не сильно помог, но хоть новых травм не нанес, и на том спасибо.
Вильма нахмурилась.
— К чему вы это мне сейчас рассказываете?
— Просто подумал, что синяки, тем более такие страшные, просто так не образуются. Человеческое тело не настолько хрупкое, ведь так? Такое ощущение, что тело Бьярне ослабло и начало превращаться в кисель.
Ее взгляд закатился куда-то в потолок, и на пару секунд она словно выпала из реальности в попытках найти выход из этого странного разговора.
— Верните нож на склад, — повторила Вильма и поспешила скрыться с его глаз.
Желание принять душ вдруг резко усилилось, но у нее не было времени на такую роскошь. Она спешно шла в радиорубку, убеждая себя в том, что торопится вернуться к своим обязанностям, а не бежит с первой палубы подальше от неудобных вопросов.
Радэк уступил ей место и сказал, что Эмиль с Густавом скоро вернутся. Она поблагодарила его за то, что он ради нее отодвинул свой законный обед, и вежливо отправила его на перерыв. На его вопрос, что удалось узнать о Петре, она лишь уклончиво ответила:
— Мне станет легче, когда он вернется в криостаз.
Все плавно перевернулось с ног на голову. Все стали непривычно раздраженными и нелюдимыми, все с нетерпением ждали конца смены и скорейшего отбоя, все перекусывали чуть ли не на ходу, чем придется, рискуя заработать какую-нибудь космическую язву. Привычный ритм жизни был разрушен, словно и на Ноль-Девять тоже что-то взорвалось. Имя источника взрыва постоянно вертелось у всех на языке, не обращаясь при этом в звуки без необходимости. Радэк чувствовал, эти перемены, и сильнее всего он ощущал их на себе. Если он всегда был не особо компанейским человеком, то теперь ему просто хотелось побыть одному. На космическом корабле подобное желание опасно и способно свести с ума, если не найти способ побороть его в себе. Радэк боролся и блестяще проигрывал. Своему перерыву, который он «заслужил в наказание» за ссору с Акселем, он не радовался. Ведь не может человек радоваться тому, что его ненадолго выпустили на прогулку из трудового лагеря. То, что он чувствовал, было ближе к покою, и ради этого покоя Радэк готов был обойти полкорабля, забиться в угол, в который точно никто не заглянет, и потратить свое свободное время на попытку просверлить пару дырок в потолке своим ничего не выражающим взглядом. Навязчивые мысли все еще с завидным упорством нарезали круги на внутренних стенках его черепа, и моменты покоя для него обозначали временное прекращение борьбы с ними. Он давал волю своему разуму, разрешал вспоминать все то, что так вспоминать не хотел, и отдавался своим кошмарам без остатка в надежде, что те, наконец-то, насытятся им и лопнут. Рано или поздно даже заезженная пластинка в итоге износится окончательно и прервет навязчивый куплет, и вот тогда наступит настоящий покой.
Несмотря на то, что всего четверть корабля была обитаемой зоной, для пятерых человек там было более чем достаточно места, чтобы спрятаться друг от друга, но только до тех пор, пока никто тебя не ищет. Для того, чтобы найти Радэка, достаточно было лишь подойти к ближайшему интеркому, нажать на кнопку и четко произнести:
— Радэк, ты где?
И Радэк не мог не ответить точно так же, как хорошо воспитанная собака не могла нагадить прямо на ковер. Он поднялся с кресла пилота, насладился хрустом в спине и мысленно приготовил себя к продолжению рабочего дня.
— Я в челноке Б, — ответил он Эмилю. — Ты уже пообедал?
— Да. Ну что, идем резать фаркоп?
Обычно в такие моменты он отпускал какую-нибудь шутку, скорее всего неудачную. Чаще всего над его шутками смеялся он сам, что никак не мешало ему продолжать шутить и всеми силами изливать наружу свой веселый характер. В последние дни даже он притих, переживая заново кошмар семилетней давности. Радэк сам себе пообещал, что все это очень скоро закончится, надо лишь пережить все невзгоды внекорабельной работы, как он делал это уже десятки, если не сотни раз.
Они с Эмилем были людьми разного склада характеров, но полными противоположностями их назвать было нельзя. Если кто и был Эмилю полной противоположностью, то это Густав. Эмиль не пожалел слов, описывая, насколько ему с Густавом было тяжело наладить контакт, а Радэк лишь удивлялся тому, что таких людей вообще кто-то додумался поставить в пару. Напарников в космосе, конечно, не выбирают, но не до такой же степени. В случае с Густавом можно было и сделать исключение.
Когда они добрались до фаркопа и зажгли свои горелки, Радэк попросил своего напарника рассказать, чем они занимались с Густавом, и для этого это было подобно включению развлекательной радиостанции. Эмиль рассказывал в деталях о том, как они с Густавом проводили диагностику реакторов на станции «Магомет», и для Эмиля это оказалось подобных экскурсии по королевским хоромам. На станции до сих пор не работало искусственное притяжение, а воздух был тот же самый, что и пятьдесят четыре года назад, и система жизнеобеспечения не тратила энергию на его рециркуляцию, но даже плавая в скафандре по темным помещениям Эмиль понял, что эта станция была подобна маленькому, но вполне настоящему космическому городу, рассчитанному на относительно комфортное проживание тысячи человек персонала. Столовые, санузлы и душевые все еще боли общими, но спальная зона была разбита на двухместные каюты, и был даже отдельный спортзал. Сообщение между палубами осуществлялось в том числе и посредством грузовых лифтов, коридоры делились на пешие и магистральные, по которым мог перемещаться небольшой грузовой транспорт, а на складах хранилось оборудование, которое позволяло станции самостоятельно перерабатывать некоторые отходы во вторсырье, расширяя тем самым запас автономности. Подобные станции предназначались на длительную самостоятельную жизнь рабочих в дальнем космосе. Лишь раз в несколько месяцев к ним посылали корабль, который привозил припасы и увозил очищенные металлы. Грузовые платформы этой станции могли принимать неограниченное количество груза, но после четырех миллионов тонн станция теряла транспортабельность, и вся служба на станции сводилась к тому, чтобы рабочие вовремя превращали четыре миллиона тонн импортных припасов в четыре миллиона тонн продукта на экспорт, но производство шло быстрее, чем потребление, и припасов всегда оставался излишек. Этот излишек объявлялся стратегическим запасом на случай непредвиденных обстоятельств, но на деле это обозначало, что станция жила в изобилии всего необходимого, и единственной заботой было потрошить ближайшие астероиды согласно графику.
