— Вы уверены, что Апрелия — мне не мать? — Мари глянула на Лукаса в упор. Без страха. Без слёз. Хотя это и было странным. Последним точно пора было прийти на помощь опустошенной душе.

— Честно? — сыщик развел руками. — Я не знаю. Всё слишком запуталось. Но есть несколько вариантов. Либо ошиблась Вирту, и ты дочь Апрелии и Рейма. Либо письмо, — Горшуа кивнул на исписанный ровными строчками лист, — подделка, и бедняжка, действительно, встречалась с младшим Принцем Зимы. Либо ты вообще не имеешь к Верга отношения, но тогда даже я не возьмусь предсказать, кто та женщина, что подарила тебе жизнь. В любом случае, только ты решишь — какую судьбу выбрать.

Лукас поднялся, кутаясь черный в плащ, но прежде чем его поглотила надвигающая на владения совета ночь, Мари задала ещё один вопрос. Тот, что колол виски иглой (или спицей) не хуже тайны происхождения.

— Даже, если допустить на миг, что во мне течет кровь… э-э-э… того клана… Почему вы решили, что я могу стать злом?

— Потому что ты внучка Бурана и Северины. И потомок десятков жестоких Королей и Королев холодного Времени Года.

— Но…

— Твой дядя Инэй тоже не всегда был беспощадным Повелителем Зимы…

Мари не знала точно, сколько просидела в беседке в одиночестве. Пытаясь анализировать, а, впрочем, нет — просто перебирать в уме новую информацию. Голова взрывалась. Глаза жгло, но спасительная и утешительная влага не приходила. Вот бы сейчас положить голову на сильное плечо. А лучше, чтобы волос коснулись нежные руки, и мелодичный женский голос зашептал в ухо самые главные на свете слова. Может быть, тогда боль, которую стихийница носила в сердце с раннего детства, отступит?

И кто-то сел рядом. Сжал ледяные ладони.

— С вами всё в порядке, Мари? Вы дрожите.

В животе что-то перевернулось от звука этого голоса. Совсем рядом оказались васильковые глаза, вызвав новую волну головокружения. Видение или реальность? Девушка уже ни в чем не была уверена.

— Где ваша невеста?

— Не знаю. Но меня это мало волнует. Главное, чтобы вы не оказались в беде.

— Я? Но какое вам дело?

— Думаю, вы и сами это поняли.

Все звуки вокруг — смех с танцплощадки, вой ветра, треск свечи под колпаком — исчезли, будто их выключили невероятным волшебством. Остался только голос Трента и собственное участившееся дыхание. Потеряло актуальность всё, что было нереально важно ещё пять минут назад. В небытие ушёл Лукас вместе с Реймом и Снежаном. С бабушкой и даже грозным лицом Далилы, требующей, чтобы подруга не смела подходить к Дворцовому братцу во имя многолетней дружбы.

Он был рядом. В плаще любимого и родного цвета. Быть может, поэтому дальнейшее показалось естественным и закономерным — когда его горячие губы коснулись её ледяных…

Как легко забыть всё, что недавно рвало сердце на сотни лоскутков и сводило с ума взрывающуюся голову. Какая разница, кто подарил жизнь, и кровь какого клана течет в венах, если сама возможность дышать зависит от мимолетного взгляда и легкого движения руки чужого жениха? Мари больше не волновал ни Рейм Норда, о котором писала Апрелия, ни Снежан Дората — главный кандидат в отцы в понимании Лукаса Горшуа. Дни состояли из ответов невпопад на вопросы друзей, откровенной лжи в глаза Далиле и бесконечного мучительного ожидания вечеров. Вдруг кто-то остановит на полпути? Или Трент не сумеет вырваться из цепких лап вредной Принцессы Осени?

Три недели прошли, как в тумане. Четкими пятнами в белом мареве оставались короткие мгновения в сумраке леса — на опушке, куда не доносились звуки поселка. Тишину нарушали собственные голоса конспираторов и хруст веток под мощными лапами белого волка Берта, нарезающего круги поблизости. Весь мир затмевали васильковые глаза — глубокие и манящие.

Вилкоэ ни разу не позволил себе лишнего. После памятного поцелуя на празднике Лета, посмел коснуться губ Мари всего дважды. И то очень скромно — мимоходом. Сразу дал понять, что не вправе вести себя, как полноценный жених, коли обещан другой девушке. Поэтому большую часть свиданий посвящались разговорам.

— Нет, мы с Зариной не заключали свадебного договора, — заверил Трент, отвечая на вопрос Мари. Сама она пока упорно молчала о документе, который была вынуждена подписать под напором Королевы-матери. — Но это, к несчастью, не меняет сути. Пусть у нас не было полноценной помолвки, все знают о будущем бракосочетании. Я могу отказаться от женитьбы, но тогда… — осу горько рассмеялся, откидывая назад огненные пряди, — тогда последует месть Королевского клана. Злат, конечно, не Сентябрина, но за позор дочки отыграется страшно. А я не хочу, чтобы пострадал и бабушка с дедушкой. Или вы, Мари.

— Но почему Зарина?

Несчастное сердечко затрепыхалось зажатой в сильных ладонях пташкой. Неужели любил? Ведь Принцесса не уродина. Изящная от рождения, она отлично умела подавать себя так, чтобы мужчины замирали вслед.

— Наша семья всегда была близка с кланом Орса. Бабушка дружила с Сентябриной со времен Академии. Две влиятельные женщины посчитали, что это будет хорошая партия.

Мари притихла. Не рискнула задать вопрос о чувствах Трента к Её Высочеству. Тем более, тот отчаянно избегал разговоров о будущем. А ведь едва яу пройдут испытания, наблюдателям (и тем, кто их сопровождает) придется покинуть срединную территорию. А, значит, встречи придется прекратить. Об этом девушка боялась даже думать.

В другой раз заговорили о Далиле, гнева которой Мари ужасно страшилась. В том, что он грянет, если Вилкок узнает о тайном романе подруги, стихийница не сомневалась. Не выявленная дочь Осени и так пребывала в прескверном расположении духа. Причиной тому стала драка Ноя с её ухажером. А, заодно, поведение последнего. Оказалось, Ури ни капли не преувеличивал, когда говорил о приставаниях кавалера. Тот действительно перешёл черту, посчитав, что достоин большего, чем гулянье под ручку, и пытался насильно поцеловать спутницу.

Далила прорыдала в подушку пять дней. Твердила подругам, поочередно выслушивающим жалобы, что является девушкой приличной, и не давала никому повода думать иначе. А параллельно ругала Ноя и его непроходимую глупость. Мол, мог бы зажарить негодяя, не сходя с места, а вместо этого сражался врукопашную, выставив и себя, и её в ужасном свете. Драка стала всеобщим достоянием на следующий же день, благодаря стараниям сначала отвергнутого, а потом и побитого кавалера.

Конечно, позже правда о его мерзком поведении всплыла, но кому-кому, а Ною от этого точно не стало легче. К боевым ранам добавился гнев Ловерты. Заместительница директора кричала, пока не сорвала голос, поэтому следующие два дня на теоретических занятиях достопочтенную зу пришлось заменять другим педагогам. А потом пришло письмо от Морты Ури. Потрясенный Ной, заикаясь и трясясь, показал его Мари с Тиссой. Матушка превзошла себя. Объявила, что отпрыск не красящим стихийника поведением столь сильно разозлил Короля Агуста, что может еще пару лет оставаться на срединной территории. К слову, средства для существования грозная родительница советовала добывать самостоятельно.

— В прошлом году я сам искал способ не уезжать, — пролепетал Ной, тряся забинтованными кулаками. — Но не так. Не так! И что же получается — я теперь отвергнутый сын?

Таким поникшим и отчаявшимся Мари друга не видела. Возможно, воспрянуть духом помогла бы встреча с Далилой, но та упорно не желала видеть парня. Продолжала лить слезы и жаловаться на несправедливость окружающего мира.

Первой не выдержала Тисса. Аккуратно подбирая выражения, объяснила Вилкок, что виной всему её собственное безрассудство. Сама целый год гуляла то с одним парнем, то с другим. Вот и заработала дурную славу. Далила ахнула, запустила в Саттер подушку, но потом поймала укоризненный взгляд Мари, в котором прочла то же обвинение, и сникла. Зато на следующий день поднялась, чтобы вернуться на работу, как не в чем ни бывало. Жаль только с Ноем, как и раньше, не желала общаться. Заявила, что теперь сын Лета для неё точно не существует…