Теперь, при свете, можно было осмотреться. Сияние свечи отбило у мрака крохотный клочок пространства, и вокруг стали видны каменные, покрытые испариной и невнятными темными потеками стены тоннеля. Своды поднимались высоко и терялись где-то во мраке, под ногами тускло посверкивала лениво струящаяся вода. Канал закончился, впереди его преграждала глухая каменная стена, поток воды вытекал из-под неё — и устремлялся по желобу вниз, в канал, в крепостной ров, в овраг и дальше — на запад, к Андуину, увлекая с собой грязь и нечистоты, смешивая свои чистые воды с исторгнутой чревом Дол Гулдура гнусной болезнетворной отрыжкой.

Вправо и влево вдоль стены отходили узкие каменные лесенки. Оставив позади зловонный, наполненный гнилой водой канал, лазутчики натянули сапоги, поднялись по влажным выщербленным ступеням и оказались в нешироком подземельном коридоре; дрожащее пламя свечи выхватило из темноты стены, покрытые каплями влаги, низкий сводчатый потолок и бесчисленные каменные ниши, продырявленные справа и слева: некоторые из них были забраны ржавыми, сорванными с петель решетками. Тоннель выходил из мрака и уходил во мрак; низкие своды давили на плечи, темнота заполняла коридор до краев, аромат сточной канавы здесь смешивался с едким духом болотных испарений, запахом отсыревшей каменной кладки и плесени, смрадом какой-то сомнительной растительности: по углам коридора кучковались колонии мясистых, проросших сквозь растрескавшийся пол грибов, белесых и раздутых, как вспухшие, наполненные гноем и готовые вот-вот лопнуть прыщи. По камням медленно ползли слизни — жирные, глянцевито поблескивающие, как капли влаги, — и капли влаги — дрожащие и блестящие, как жирные слизни. Порой из-под ног что-то выворачивалось со злобным пронзительным писком, да и не все ниши в стенах были пусты; слева из мрака донеслось низкое утробное рычание, и в темноте вспыхнули два блестящих красных глаза, следящих за приближающимися лазутчиками жадно и настороженно. Какое-то существо сидело в каменном мешке, прикованное цепью к дальней стене, и весь пол в его обиталище был усыпан обглоданными костями — насколько Гэндальф сумел заметить, отнюдь не только крысиными. Впрочем, волшебник не успел установить, что за странная тварь коротала дни в этом мрачном застенке: в пятно света попала на мгновение лишь жуткая искаженная морда да мощная, покрытая редкой серой шерстью лапа со странно деформированной пятипалой кистью, отдаленно напоминающей руку человека — но Шмыр торопливо проскочил мимо, потянул Гэндальфа за собой, и, убегая дальше по коридору, лазутчики слышали, как позади загремела цепь и яростно заскрежетали по каменному полу смертоносные когти…

Впереди забрезжил жидкий желтоватый свет, и путники вышли в небольшой подземный зал, тускло освещенный масляными коптилками. Посреди зала чернело невысокое каменное кольцо колодца, прикрытого деревянной крышкой, а рядом стояли перевернутые вверх дном пустые ведра: колодцем пользовались. Возле стены виднелась основательная деревянная плаха с воткнутым в неё топором, лежала груда заготовленных факелов, и стояла кадушка, наполненная смолой. Шмыр задул свечу: сейчас в её скудном свете уже не было надобности. Из зала во все стороны расходились в темноту множество проходов и коридоров, и Пучеглаз, что-то прикинув в уме, уверенно свернул в один из них: такой же низкий, темный и мрачный, как и все остальные.

И почти тут же, не успели лазутчики дойти до первого поворота, как откуда-то спереди до них донеслись голоса и приближающиеся шаги: несколько орков (людей? уруков?) двигались по проходу прямехонько им навстречь.

Требовалось куда-то свернуть, чтобы избежать этого неприятного столкновения, но, увы, укрыться было негде: как назло, коридор не имел ни ответвлений, ни боковых ходов. Гэндальф уже намеревался повернуть назад, к комнате с колодцем, но Шмыр, протестующе мыча, вцепился в него мертвой хваткой и тащил вперед, навстречу подходящим, шаги которых слышались из-за поворота все ближе и ближе. Калека шарил руками по стене, как будто что-то ища, и волшебник, не зная, то ли довериться ему, то ли бежать назад, пока еще не поздно, на секунду замер в нерешимости, сжимая свое единственное оружие — охотничий нож. Идущие были совсем рядом, за ближайшим углом, шаги их гулко отражались от каменных стен, и Гэндальф понял: еще несколько секунд — и они столкнутся с лазутчиками лицом к лицу…

И в этот момент Шмыр наконец нащупал нужный выступ. Одна из каменных плит повернулась вокруг оси, и в стене разверзлась узкая щель, Шмыр проворно нырнул туда и втащил за собой, в затхлую темноту, замешкавшегося волшебника. Как раз вовремя: едва каменная плита успела ввернуться в пазы, из-за стены раздался сиплый, чуть гнусоватый орочий голос:

— О, леший! Чуешь, Ларраш? Вроде человечиной повеяло… чуешь?

Ларраш что-то ответил, но что именно, волшебник уже не расслышал — они со Шмыром удирали куда-то в глухой мрак, протискиваясь по узкой, шириной едва ли в два фута каменной щели, потайном ходе в стене, о котором, по-видимому, было невдомек даже оркам. Лаз был настолько тесен, узок и извилист, повторяя архитектурную фактуру стены, что Гэндальф то и дело натыкался в темноте на какие-то невидимые углы и выступы. К лицу его беспрерывно липло пыльное невесомое вервие — не то паутина, не то плесень, под руку попадалось нечто осклизлое и волглое, в сплошной тьме слышно было только сопенье и шарканье Шмыра, пробиравшегося по лазу ярдах в двух впереди волшебника. «…Шмыр намеревается провести тебя в Замок через подвалы — тайными ходами, пробуравленными в стенах, — всплыли в памяти мага слова Радагаста. — Где-то в этих лазах расположено шмырово «Убежище», которое, если верить Шмыру, надежно укрыто от посторонних глаз…» Гэндальф закусил губу. Если верить Шмыру, — сказал он себе. — А если не верить? Внезапно вспомнился Гэдж: «Не пойму, как ты можешь ему доверять…»

Неожиданно волшебник наткнулся на очередной выступ в стене и нащупал впереди подобие лестницы; пыхтение Шмыра теперь доносилось откуда-то сверху. Гэндальф принялся карабкаться по неровным холодным «ступеням» — и карабкался до тех пор, пока не треснулся затылком о каменный «потолок»; Шмыр, ожидавший мага на верху «лестницы», что-то промычал.

Волшебник тоже остановился и перевел дух.

— Очень своевременно, — пробормотал он, — ты отыскал потайной ход, дружище. «А то ведь в какой-то момент я готов был в тебе усомниться», — добавил он про себя, радуясь, что покров кромешного мрака надежно скрывает его лицо…

Шмыр не ответил. Немного передохнув, они двинулись дальше по проходу, всё такому же пыльному и извилистому, и шли еще несколько минут. Потом Шмыр остановился и, судя по звуку, вновь принялся шарить по стене — должно быть, отыскивал очередную плиту-перевертыш. Негромко щелкнула пружина: плита сдвинулась с места, и тут же в открывшуюся щель ворвался тускло-желтый свет коптилок, душный чад горелого масла и отдаленные гортанные голоса:

— …вот я и грю: слышь, грю, Баграх, ты мне проиграл, грю, так что давай, грю, плати как уговаривались — кожаные сапоги, грю, и кинжал из Гундабада…

Шмыр поспешно опустил плиту на место.

Некоторое время они сидели в тишине.

— Здесь тоже орки, — прошептал маг. — Что будем делать?

Шмыр долго молчал. Потом, судя по звукам, вновь принялся раскачиваться всем телом: взад-вперед, туда-сюда, ширк-ширк, хрясь-хрясь… Наконец замер — и будто растворился в темноте: Гэндальф не видел его и не слышал. Протянув руку, волшебник обнаружил рядом с собой пустое место.

— Шмыр, — прошептал он, — где ты? Я тебя не слышу… Шмыр!

Ему показалось, будто он различил не то тихий вздох, не то всхлип, донесшийся из мрака, и он осторожно пошел вперед по узкому проходу, негромко окликая проводника — но Шмыр не отзывался… На секунду холодный ужас поднялся в душе волшебника — он был затерян среди кромешного мрака, в путанице узких лазов, будто заблудившаяся крыса, заперт в тесном гробу каменных стен… Шмыр оставил его — случайно? намеренно? под «влиянием чар Замка?» Неужели он не справился с прозвучавшим из тьмы яростным Зовом? Неужели так подействовал на него тот далёкий крик, надрывный вопль, унылое стенание страдающей души, терзаемой неведомой нечеловеческой тоской?