— Гэдж, — негромко позвал из темноты Гэндальф; голос его был чуть слышен, едва перекрывая осторожное потрескивание смоляного факела. — Расскажи мне о Фангорне, Гэдж. Сейчас.

Орк судорожно мотнул головой. Вот оно, началось, мельком подумал он: Гэндальф сошел с ума…

— Я… не могу, — он тяжело, со всхлипом втянул в легкие воздух; в его пересохшем рту совсем не осталось слюны, и, сглотнув, он ощутил лишь беспомощные колючие спазмы, остро сжимающие гортань. — В горле пересохло…

Волшебник, опираясь рукой о стену, пристально, не моргая, смотрел на него.

— Расскажи о том, Гэдж, — негромко произнес он, — как шумит под ветром листва старого леса, поют птицы, и солнечные лучи пронизывают лесной сумрак подобно светящимся столпам… Расскажи о криках чаек на берегу Андуина. О солнечном летнем дне. Вспомни, как волны набегают на берег, и как шумит ветер в кронах сосен, и как прекрасен закат над скалистыми вершинами Туманных гор…

— Не могу, — Гэдж закрыл лицо руками. — Я не могу этого вспомнить, не могу! Ничего этого… нет!

— Посмотри на меня, — велел Гэндальф.

Медленно, словно преодолевая невидимое сопротивление, орк поднял голову и встретился с волшебником взглядом… Посмотрел магу в глаза — измученные, ввалившиеся, озаренные изнутри ясным ровным сиянием: так грязный, покореженный, нещадно битый жизнью светильник хранит в себе частицу яркого и чистого, всепобеждающего огня — неугасимого огня веры, жизнелюбия и надежды.

— Гэдж, — хрипло произнес Гэндальф, — мы забрели в дурное, очень дурное место — это правда. Здесь — вотчина холодного Мрака, настоящее логово Тьмы, средоточие древнего первозданного Зла… я пока еще стараюсь сдерживать его натиск, не позволить ему окончательно раздавить нас, убить в нас стремление к жизни, но сил у меня не так уж и много… Мы погибнем, если ты мне не поможешь, дружище. Мне необходима твоя поддержка, Гэдж, твое твердое теплое плечо, мне не справиться с этой Тьмой без тебя… Мне нужно знать, что мы вместе. Пожалуйста, дай мне руку.

Он по-прежнему говорил ровно, спокойно, сдержанно, не приказывал, не требовал — но было в его голосе что-то такое, чему невозможно было не подчиниться. И Гэдж заставил себя отозваться… он двигался, как во сне, преодолевал Тьму в себе и вокруг, как преодолевают сногсшибательный порыв ветра — медленно поднял руку, тяжелую, точно свинцовая болванка, нетвердо подал магу ладонь… и Гэндальф сжал её, стиснул крепко и порывисто, по-дружески горячо. И живительное тепло пробежало по жилам Гэджа, вливая в него иссякающие силы, отогревая застывшее сердце, изгоняя безвольное оцепенение, отчаяние и проникающий в душу болезненный гнойный морок. Неуверенно, придерживаясь свободной рукой за стену, он поднялся… выпрямился на подгибающихся ногах, чуть пошатываясь, точно хмельной…

— Вот так. Молодец, — хрипло сказал маг, и голос его чуть дрогнул, в нем сквозь тревогу и усталость скользнула неожиданная ободряющая теплота. Он по-прежнему не отпускал руку Гэджа, точно боялся порвать какую-то возникшую между ними невидимую ниточку, и ладонь мага была крепкой и надежной, точно каменная опора для отчаявшегося, уже потерявшего дно под ногами тонущего человека. — А теперь — идём.

И они пошли. Вперёд — в клубящуюся в тоннеле холодную студенистую тьму.

Впрочем, не миновали они и полусотни шагов, как Гэндальф опять остановился.

— Что такое? — прошептал Гэдж, заметив, как волшебник вздрогнул. Но Гэндальф только небрежно бросил через плечо:

— Ничего.

Все же орк понял, что́ привлекло внимание мага: чуть в стороне, в лохмотьях не то паутины, не то высохшего «студня», смахивающего на паутину, лежал на полу проломленный череп, судя по сохранившимся остаткам зубов — человеческий. Тут же рядом, в неопрятном коконе сухих волокон желтела груда костей — тоже явно не крысиных.

— Эге! — пробормотал Гэдж. — Кажется, не мы первые пытались улизнуть этой норой…

— Не смотри туда, — буркнул Гэндальф. Он стоял, склонив голову к плечу, к чему-то прислушиваясь; на лице его было написано беспокойство. — Там кто-то есть. Позади.

Орк поспешно обернулся. Ничего. Чернота. Тишина — только где-то чуть в отдалении с глухим стуком падают с потолка капли болотной влаги. И все же там, в пустоте затхлого мрака совершенно ясно угадывалось чье-то присутствие — не орков, не шаваргов, не назгулов… кого-то иного. Одной из тех тварей, что некогда напала на Гэджа на краю болот?

Орка охватила невольная дрожь. Ощущение исходящей из мрака холодной угрозы стало настолько острым, что буквально валило с ног, но То, Что Явилось Из Тьмы, покуда не приближалось: оно затаилось там, в глубине тоннеля, словно изучая незваных пришельцев, прикидывая, насколько они опасны — или выжидая подходящего момента для нападения? Странные утробные, хлюпающие, булькающие звуки, перемежаемые присвистом и липким шорохом, коснулись слуха беглецов — точно по узкому проходу двигалось, подволакиваясь, нечто колоссальное, покрытое слизью, а потом, внезапно, в свете факела мелькнуло что-то огромное, бесформенное, черное, как клякса, чернее окружающей тьмы; мелькнуло — и тут же пропало, растворилось в подземельной неизвестности, будто морок.

Гэдж охнул.

— Ты видел? Что это?

— Хозяин подземелья, по-видимому, пришел поздороваться, — помолчав, отозвался Гэндальф, — или, скорее, хозяйка. Кто-то же откладывает здесь эту «икру».

Волшебник говорил об этом так невозмутимо, точно ему каждый день приходилось «здороваться» с причудливыми подземельными существами, но Гэдж в дружелюбие явившейся из темноты твари не слишком-то верил. Он осторожно нащупал возле стены длинную палку — обломок копья, брошенный, судя по всему, предыдущим беглецом, которому это жалкое оружие не сильно-то помогло.

— Почему она не нападает?

Волшебник пожал плечами.

— Не хочет. Может, она пришла просто полюбопытствовать, кто это тут шарится… Или побаивается нападать — нас все-таки двое… Или чувствует…

— Что?

— Меня, — буркнул Гэндальф. — Ладно, не будем обижать животное, может, это создание на самом деле безобиднее коровы. Не нужно его дразнить… Пойдем, надо поискать выход отсюда.

— По-твоему, отсюда есть выход? — сдавленным голосом спросил Гэдж.

— Те тварюшки, что здесь плодятся, как-то все же выбираются на болота. Значит, выход должен быть, надо его только найти…

— С этим… чудищем за спиной? А если оно осмелеет? И все-таки решит попробовать нас на вкус?

— Что ж, вполне возможно, что и решит… Интересно, чем эта тварь вообще тут промышляет? Теми «гуулами», которые возвращаются к «мамочке» оставить потомство? Или все-таки выползает иногда на поверхность? Во всяком случае, если она не питается пыльцой и нектаром, то по свежей кровушке должна была соскучиться изрядно…

— Звучит очень утешительно. Её привлекает свет наших факелов?

— Вероятно, да. А может, она ориентируется по звуку или по исходящему от нас теплу… Слышишь?

Они замерли, прислушиваясь. Гэдж сжимал в одной руке кинжал, в другой — обломок копья.

Странные чавкающие, чмокающие звуки доносились из тьмы, точно некий великан, облизываясь, непрерывно шлепал липкими, влажными губами. Тварь пряталась где-то рядом… и, кажется, размерами действительно была не меньше коровы. Гэндальф поднял факел чуть повыше, и желтоватый дрожащий свет выхватил из мрака суетливое движение — на мгновение Гэджу показалось, будто из глубины тоннеля на них движется клубок огромных извивающихся змей. Подсознательно он ожидал увидеть, пожалуй… что? Гигантскую многоножку, жабу, мокрицу, исполинского паука? Но то, что скрывалось во мраке, не было пауком… Складчатый кожистый мешок меж множества шевелящихся, малых и больших щупалец, в гуще которых скрывалась заросшая бородавчатыми наростами безглазая морда, трубчатая пасть с рядом тонких игольчатых зубов, беспрерывно смыкающаяся и размыкающаяся; ряды и ряды мясистых пульсирующих присосок — вот что за чудище внезапно вывалилось из тьмы, страшное и огромное, точно дом. Гэдж остолбенел; едва соображая, что делает, он инстинктивно встретил жуткую тварь древком копья. Одно из щупалец ухватило жалкую палку, и гнилое дерево тут же с треском переломилось, будто сухой тростник — но, прежде чем Хозяйка успела добраться до Гэджа, Гэндальф достал её бородавчатую, заросшую кожистыми отростками морду горящим факелом.