Стараясь побыстрее обо всем этом забыть, Гэдж торопливо шагнул к лестнице и спустился по истертым ступеням в сырую, пахнущую прелью тьму.

***

Фонарь, как всегда, выхватил из мрака холодные, в потеках влаги цвелые стены. Прямо посреди прохода сидела, привстав на задние лапы, большая крыса; Гэдж гаркнул на неё, и она нехотя посторонилась — не убежала, не нырнула во тьму, поджав хвост, а именно посторонилась, надменная, как настоящая королева подземелий, — и злобно взвизгнула Гэджу в спину. Подсвечивая себе фонарем, орк медленно двинулся вглубь подвалов, осматривая мрачные и сырые углы, излюбленные места обитания болезненно-белесых, словно бы наполненных гноем грибов-подземников. Собирать их следовало осторожно, не касаясь голыми руками, ибо покрывающая их слизь ощутимо обжигала кожу, и, срывая очередную поганку, Гэдж обматывал руку предусмотрительно прихваченной для этой цели тряпицей. Он решил, что не станет особенно удаляться от выхода — в хитросплетениях подземных ходов ничего не стоило заблудиться — и, шаря по углам, медленно продвигался вперед по прямому, имеющему едва заметный уклон каменному проходу. Чуть ниже и впереди угадывалось обширное пустое пространство, где дрожали и помаргивали желтоватые отблески факелов, там находился большой «подземный перекресток» — пещера с колодцем.

В какой-то момент, нагибаясь за очередным грибом, он почувствовал позади что-то недоброе.

Не то едва слышный шорох за спиной заставил его насторожиться, не то звук осторожных крадущихся шагов, не то едва заметный подземельный сквозняк слегка изменил свое направление — но Гэдж внезапно понял, что в подземелье он не один. Надвигающаяся опасность ощущалась остро, как говорится, всей шкурой — и, вскочив, Гэдж стремительно обернулся.

Навстречу ему из темноты неслышной тенью вылился Шавах. Остановился чуть поодаль, в нескольких шагах — огромный, мрачный, веющий неясной угрозой.

Его мутный студенистый взгляд пригвоздил Гэджа к полу вернее, чем вбитые в подметки стальные клинья.

— Вот ты где, щенок.

У Гэджа онемели щеки.

О ком Радбуг и Саруман говорили вчера вечером, когда вернулись с праздника? — вдруг мелькнуло у него в голове. Уж не о Шавахе ли? «На нас напали… Будь осторожен… Он настолько же трус, насколько и подлец…»

Шавах хищно щерился, заметив его замешательство; здесь, глубоко под Замком, в глухом безлюдье подвалов, он мог не прятать под личиной равнодушного вежества свои кровожадные намерения, внятно проступившие на его свирепом угловатом лице. Неизвестно, что подумал в эту секунду кагратов мальчишка — но он отступил, явно устрашенный, и фонарь в его руке дрогнул. А ему следовало бояться, этому вшивому приблудышу, ох и следовало…

Он был вчера ночью там, в каморке рядом с Шарки, он видел, что стало источником странного голубоватого света… того, что было названо волшебством. Он этому даже не удивился. Он всё знал о том, кто такой Шарки. Он знал это наверняка.

И Шавах хотел знать это тоже. Чтобы у Визгуна не было ни малейшего повода усомниться в пользе и истинности его доноса… то бишь донесения.

Он как раз возвращался с неудачного визита в Канцелярию, когда сама судьба даровала ему случайную встречу в казарменном коридоре с паршивым мальчишкой. Как удачно кагратов щенок надумал спуститься в подвалы! Было бы непростительной глупостью не последовать за ним — сюда, вниз, в глухое зловонное подземелье, Шаваху даже не нужен был факел — фонарь мальчишки служил ему великолепной приметкой, не позволяя выпускать добычу из виду. Посмеиваясь удачному стечению обстоятельств, Шавах позволил щенку пройти вглубь подземелий на достаточное расстояние, чтобы уж ухватить глупого безоружного мальчишку наверняка, чтобы никто, кроме крыс, не услышал его жалких воплей о помощи… а впрочем, пусть бы и услышал, какая разница: нету здесь, в Крепости, такого обычая — выручать тех, кто попал в беду.

И щенок об этом тоже знал.

В глазах его на секунду мелькнуло такое знакомое, такое сладостное для Шаваха выражение — ужаса, беспомощности, затравленности — выражение жертвы. Гэдж вновь отступил на шаг; он пятился бы, наверное, и дальше, если бы путь ему не преградила каменная стена…

Шавах по-прежнему не сводил с него взгляда. Давил им мальчишку, как стальным прессом.

— Что тебе… нужно? — спросил Гэдж хрипло: только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать, чтобы разбить стоявшую вокруг тишину — невыносимую, засасывающую, неумолимо смыкающуюся со всех сторон, как вода над головой утопающего.

— Ничего. Потолковать надо, — Шавах нетерпеливо облизнул губы.

— О чем потолковать?

— О разном. Например… о Шарки.

— О Шарки?

— Ты ведь хорошо его знаешь, а? Этого поганого сыча… Ну-ка скажи, он вправду — из этих… которые умеют ворожить… которыми интересуются в Башне, а?

Гэдж молчал. Во рту у него разом пересохло.

— Я… не понимаю, о чем ты…

— Все ты прекрасно понимаешь, щенок! — Шавах затрясся от ярости. — Ты тоже там был… рядом с ним… ты видел этот свет… ты назвал его «волшебством»! Ты с ним говорил… о ваших колдуновских делишках! Ты… — он потянулся цепкой лапищей к жертве, с явным намерением вырвать, вытрясти, выдавить из наглого щенка такую важную, такую необходимую сейчас правду…

Молниеносным движением Гэдж швырнул в его перекошенную физиономию лукошко с ядоточивыми грибами — и Шавах взвыл, на секунду ошпаренный ядом, точно кипятком. Гэдж проскользнул под его рукой, отшвырнул фонарь — пламя испуганно взметнулось в футляре, — и бросился бежать, прочь, прочь, во тьму, не разбирая дороги.

Шавах преграждал ему единственный путь к лестнице, поэтому Гэджу пришлось метнуться вниз, в глубину подземелий, к Комнате-с-колодцем. Там, впереди, помаргивали факелы, и Гэдж ориентировался на этот мерцающий свет: тоннель здесь не имел никаких ответвлений. Шавах, рыча, топал следом за ним; он подобрал брошенный мальчишкой фонарь, и отсветы, отбрасываемые светильником, суматошно прыгали по стенам за спиной Гэджа, тянулись за ним, словно тоже намеревались догнать, схватить, придушить…

— Стой, с-сука! Все равно не уйдешь…

Гэдж выбежал в Комнату-с-колодцем, мелькнуло впереди низкое каменное кольцо, факелы в шандалах, ведра, корыта и плаха возле стены, множество расходящихся во тьму черных тоннелей. Гэдж юркнул в первый попавшийся — выбирать было некогда, Шавах наступал ему на пятки — нырнул в темноту, как в спасительное убежище. Здесь не было факелов, и продвигаться вперед приходилось чуть ли не ощупью. Гэдж нашарил впереди какую-то нишу, прижался к стене, стараясь не издать ни звука, слиться с этими холодными камнями, раствориться в них, как капля воды. Преследователь был совсем близко, в нескольких шагах позади, в Комнате-с-колодцем.

Видел ли он, в какой именно тоннель свернул Гэдж? Знает ли он, где искать беглеца?

Сердце Гэджа билось где-то под подбородком. Он пошарил вокруг в поисках подходящего камня, палки, железки, которая могла бы сойти за оружие, но под руку ему не попадалось ничего подходящего, лишь какая-то влага, гниль, мох, мелкий никчемный сор…

— Ну, погоди, — бормотал Шавах, — погоди, крысеныш… Я знаю, ты где-то здесь!

Он стоял у входа в тоннель, и пятно света от фонаря подкрадывалось чуть ли не к ногам Гэджа.

Шаг. Еще шаг — ближе, ближе… Под сапогами идущего хрустела какая-то труха, мусор, мелкие камешки. Гэдж стоял, сжавшись, как пружина, ни жив ни мертв, затаившись в темноте, и единственной его надеждой было то, что Шавах пройдет мимо, не заметив его во мраке — и тогда Гэджу удастся проскочить у него за спиной и броситься назад, к выходу…

— С-сукин сын! Ну, где ты тут? Иди к папочке…

Шавах остановился, оглядываясь. Пятно света ползло по камням, освещая серое нутро тоннеля, потеки влаги на стенах, растрескавшийся пол, чуть дальше утопавший под слоем зеленоватой воды… Гэдж понял, что еще немного, совсем чуть-чуть — и в это пятно попадет его судорожно впившаяся в стену рука…