Отсюда при всей направленности переворота 1402 г. против политики правительства Чжу Юнь-вэня возвращение к существовавшим до 1398 г. порядкам могло быть лишь частичным. Настойчивое провозглашение такого возврата в известной мере оставалось политическим лозунгом. Выставляя и частично осуществляя его, правительство Чжу Ди шло навстречу настроениям всего оппозиционного лагеря, на поддержку которого оно опиралось во время войны. Вместе с тем указанный лозунг подразумевал возвращение к политической стабильности, которая, как представлялось официальной пропагандой, существовала до начала реформаторской деятельности советников Чжу Юнь-вэня и войны. Такой подтекст провозглашения восстановления «старых порядков» весьма важен. В данном понимании этот лозунг мог найти широкий отклик в пострадавшей от междоусобной войны стране.

Подводя итоги всему сказанному, можно отметить, что переворот 1402 г. рисуется как сложный сплав, образованный взаимодействием различных сил на внутриполитической арене. Переворот знаменовал собой кульминационный момент во внутренней борьбе в Китае в конце XIV — начале XV в. Победившая группировка реализовала свое преимущество, ниспровергнув прежнее правительство и его политические начинания. Однако отказ от старого курса не повлек за собой механического возрождения предшествовавших ему политических порядков во всех их деталях. Буквальное копирование методов и средств, преобладавших в управлении до 1398 г., не отвечало интересам пришедшего к власти в 1402 г. правительства уже потому, что именно политика Чжу Юань-чжана привела к нарастанию внутренних противоречий и созданию кризисной ситуации. Логика событий, сопутствовавших воцарению Чжу Ди, требовала, таким образом, новой, а не старой в прямом смысле этого слова политики. Отмеченная выше двойственность позиции центрального правительства в ходе переворота позволяет считать, что оно в какой-то мере учитывало данную потребность. Но тот факт, что события 1402 г. не повели к полному возврату назад — к положению, существовавшему при Чжу Юань-чжане, еще более рельефно выступает на примере всей последующей политики правительства Чжу Ди. К рассмотрению ее мы и перейдем в последующих главах.

Отличие политики правительства Чжу Ди от основного курса, осуществлявшегося при Чжу Юань-чжане, наглядно прослеживается на примере взаимоотношений между центральной властью и держателями уделов. Вопрос об удельных ванах оставался, как отмечалось, одной из важных проблем во внутренней политике страны в конце XIV — начале XV в. Как показали события последних лет царствования Чжу Юань-чжана и затем 1398–1399 гг., попытка основателя династии Мин найти прочную основу для господства императорского двора в лице удельных властителей не дала ожидаемых результатов. В свою очередь, попытка правительства Чжу Юнь-вэня ослабить влияние ванов также окончилась неудачей. Таким образом, к 1402 г. кардинальный вопрос о том, какую роль могут и должны играть уделы, все еще не был разрешен. В этих условиях отношение новых властей к ванам приобретало особое значение.

Казалось, победа группировки Чжу Ди в войне «Цзиннань» должна была означать и победу сил, стоявших за укрепление самостоятельности уделов. Ведь обосновывая необходимость борьбы с правительством Чжу Юнь-вэня, Чжу Ди в 1399 г. выставлял защиту интересов удельных ванов на одно из первых мест. Эта позиция неоднократно подтверждалась им и в последующие годы на протяжении всей войны. Поэтому было вправе ожидать, что за победой Чжу Ди последует заметное усиление роли удельных властителей, а провозглашение возврата к «старым порядкам» ознаменуется новым поворотом императорского двора к созданию прочной опоры в лице ванов. Однако ни того ни другого не произошло. Это стало заметно уже во время переворота 1402 г., в ходе которого правительство Чжу Ди не предприняло никаких конкретных шагов в сторону сколько-нибудь существенного возвышения властителей уделов.

Такой поворот событий в какой-то степени предвещался отсутствием согласованных действий между Чжу Ди и прочими ванами во время войны «Цзиннань». Недоверие будущего монарха к своим братьям отчетливее всего выявилось на примере его действий в уделе Нин, описанных в главе II. Но главная причина подобного и на первый взгляд неожиданного поворота заключалась в коренном изменении положения главы победившей в 1402 г. группировки. Превратившись из держателя удела в императора, Чжу Ди тем самым перестал выражать интересы ванов. Более того, поскольку в предшествующие годы все отчетливее выявлялась несовместимость этих интересов с тенденцией к усилению централизованной императорской власти, Чжу Ди, став монархом, неизбежно должен был перейти на противоположные уделам позиции. Перемена его ориентации в вопросе о ванах после воцарения и дальнейшее ухудшение взаимоотношений с ними были, таким образом, в известной степени предопределены.

Однако было бы неверно считать, что объективная предопределенность дальнейшего столкновения интересов центра и уделов сразу же повела к обострению отношений Чжу Ди с ванами. На первых порах новое правительство продемонстрировало свой отказ от политики ущемления и устранения ванов, проводившейся предшественниками. Одним из первых его актов было возвращение 18 июля 1402 г. титулов ван Чжу Су (Чжоу-ван) и Чжу Бо (Ци-ван) (23, цз. 9 (II), 136]. Отдельным указом восстанавливались права Чжу Бо на его бывший удел [23, цз. 12 (II), 224]. В сентябре 1402 г. началось титулование цзюнь-ванами сыновей в прошлом опальных и прочих держателей уделов [23, цз. 11, 178, цз. 12 (II), 193–194]. Подобная мера практиковалась правительством Чжу Ди и позже [23, цз. 30, 593]. Манифест от 3 февраля 1403 г. оповещал страну о восстановлении во всех прежних правах подвергшихся в предшествующие годы гонениям Чжоу-вана, Ци-вана, Дай-вана и Минь-вана [23, цз. 16, 294]. В 1404 г. удельным властителям были разосланы письменные подтверждения их титулов положения [23, цз. 32, 565–572].

Намерения наладить добрые отношения с ванами проявились и в устройстве для них регулярных аудиенций при дворе. Визиты панов предусматривались правилами, установленными Для удельных властителей еще при Чжу Юань-чжане. Официально целью посещений считалось выражение верноподданнических чувств императору. Но двор со своей стороны также проявлял уважение к прибывшим. В частности, они получали щедрые дары. Подобные визиты, начатые по инициативе двора в августе-сентябре 1402 г., должны были показать отличие его позиции от позиции прежнего правительства. Прием ванов в столице продолжался и в последующие годы. Правительство лишь настаивало на соблюдении принятой им очередности.

Демонстрируя свое расположение к ванам, Чжу Ди в первые годы своего правления богато одаривал их и помимо аудиенций. Например, Чжоу-ван только в конце 1402 г. трижды получал дары ассигнациями (в общей сумме на 209 тыс. динов[21], золотом, ценными одеждами, благовониями, лошадьми и баранами, а кроме того, трижды одаривался в 1403 г. зерном, ассигнациями, звонкой монетой, вином, редкими вещами иноземного производства и прочим, дважды в 1404 г. и один раз в 1405 г. [23, цз. 10 (I), 157, цз. 10 (II), 164, цз. 13, 246, цз. 16, 294, 297, цз. 21, 396, цз. 26, 478]. Несомненно, здесь и в других случаях существовали определенные градации в щедротах. Они зависели от старшинства и личной привязанности Чжу Ди к тому или иному из ванов. Иногда подношения ванам производились всем сразу [23, цз. 10 (II), 169–170, цз. 14, 249].

Щедрые подарки были рассчитаны на задабривание удельных властителей. Весьма показательно, что это практиковалось чаще всего именно в первые годы правления Чжу Ди. По «Мин Тай-цзун ши лу» прослеживается, что после 1406 г., когда отношения уделов с двором уже обострились, поток даров значительно уменьшился, а после 1416 г. — новой вспышки обострения — почти прекратился.