В связи с политикой задабривания ванов интересно упомянуть и о передаче в декабре 1402 г. Ляо-вану и Гу-вану права на сбор в свою пользу торговых налогов в городах Цзинчжоу и Чанша, куда были переведены их резиденции [23, цз. 15, 270]. Аналогичное право было предоставлено Чжоу-вану и Минь-вану [23, цз. 15, 287, цз. 177, 1933]. Правда, уже в следующем месяце оно было отобрано у Ляо-вана и Минь-вана, но они получили за это компенсацию-прибавку к ежегодному жалованью рисом [23, цз. 15, 279, 287].

Кроме того, есть данные, что в начале правления Чжу Ди Гу-ван и Цзинь-ван получили право собирать все налоги с той области, где находился их город-резиденция [23, цз. 190, 2014, цз. 262, 2397]. Однако из-за отсутствия других, более подробных сведений по этому поводу трудно судить, сколько времени длилось такое положение и распространялся ли этот порядок на ванов прочих уделов.

Все это свидетельствует о том, что на первых порах новый императорский двор пошел на известное восстановление системы уделов (хотя следует отметить, что уделы братьев Чжу Юнь-вэня, розданные в период царствования последнего, были ликвидированы, а их владельцы лишены титулов и сосланы) и попытался наладить добрые отношения с ванами. Такая политика должна была в какой-то мере оправдать сделанные ранее Чжу Ди заявления в защиту властителей уделов. Но главной движущей пружиной в отмеченном налаживании было не только стремление Чжу Ди исполнить свои прежние декларации. Основная подоплека заключалась в том, что, утвердившись на престоле, правительство Чжу Ди было вынуждено практически заново строить отношения между центральной властью и уделами. Искусственное обострение этих отношений отнюдь не входило в его планы. Предопределенность конфликта не могла осознаваться современниками событий. Он развивался спонтанно, в процессе взаимоотношений центра и уделов. Для его дальнейшего развития новое правительство должно было само столкнуться с противодействием ванов, что требовало определенного времени.

Поэтому вряд ли приходится сомневаться в первоначальном искреннем стремлении Чжу Ди и его окружения к установлению хороших отношений с держателями уделов. Но эти отношения, по замыслам двора, должны были строиться на определенных незыблемых принципах. Об этом свидетельствуют тексты различных официальных документов и обращений к ванам, письма первых лет правления Чжу Ди. Собранные воедино, эти принципы рисуют нечто вроде программы, которой новый императорский двор намерен был руководствоваться в своих отношениях с уделами.

С одной стороны, в отмеченных документах всячески подчеркивались дружеские намерения императора. «Управляя Поднебесной, [я] хочу лишь того, чтобы все мои младшие братья в местах [своего] пребывания одинаково [получали бы] радость от [установленного] Небом порядка», — провозглашалось от имени Чжу Ди в октябре 1402 г. [23, цз. 12 (II), 211]. В мае следующего года император заверял: «С самого начала после восшествия на престол я искренне помышляю о родственной любви к [своим] сородичам» [23, цз. 20 (I), 353]. Подобная мысль повторяется в различных модификациях. При этом заслуживает особого внимания акцент на общности интересов двора и ванов в деле сохранения своего политического и экономического господства в стране. Например, письмо Ци-вану от 24 ноября 1405 г. гласило: «Желаю лишь, чтобы все мы вместе (император и ваны. — А. Б.) наслаждались богатством и знатностью и вечно хранили и оберегали добрую славу [династии]» [23, цз. 48, 730].

С другой стороны, столь же настойчиво повторяется постулат о том, что как императорский двор, так и удельные властители должны «до конца идти своим путем» [23, цз. 42, 677]. Смысл этой аллегории рельефно проступает в письме к ванам от 17 ноября 1405 г. В нем разъяснялось: «У императорского Двора и удельных ванов единый корень. [Ваны] отделены от императорского трона. Однако все [они] могут считать находящийся в центре императорский трон сердцевиной. Естественно, что тогда каждый (император и ваны. — А. Б.) будет до конца [следовать] предначертанному пути. В прежние времена были государи, не способные сохранить единство в императорской семье… Это [случалось тогда], когда находившемуся в центре императорскому трону не удавалось стать сердцевиной. И я, и мои младшие братья — все [должны] прилагать усилия, [чтобы избежать] этого» [23, цз. 47, 727]. Иными словами, отмеченная аллегория была ничем иным, как призывом к ванам знать свое место и не претендовать на большее.

Отстаивая свое монопольное право быть «сердцевиной», правительство Чжу Ди претендовало на соответствующее уважение от ванов и заявляло о недопустимости сепаратизма с их стороны. Наиболее четко это отразилось в письме Чжоу-вану от 4 августа 1405 г., которое гласило: «Приказываю [всем] пожалованиям в провинции (уделам. — А. Б.) быть со двором подобно одной семье, [сохранять] единство страны и оказывать [двору] уважение, какое [оказывается] в единой стране, [мирно жить] под [одним] небом и оказывать уважение, какое [оказывается единому] под небом [государю]. Пусть не преступается установленное издревле предками уважение» [23, цз. 44, 692].

Таким образом, за стремлением к налаживанию добрых отношений с ванами отнюдь не скрывалось намерение идти им на какие-либо уступки. Двор рассчитывал, что дружеские отношения с уделами должны поддерживаться обоюдными усилиями. Это хорошо прослеживается на примере обращения к ванам от 18 июня 1405 г. Из него явствует, что двор со своей стороны гарантировал определенную безопасность уделам, попутно осуждая политику предшествующего правительства: «[Когда] императорский двор искренен в родственных чувствах, уделы строго блюдут законы. Когда устои императорского двора ясны и прямы, среди родственников в уделах не бывает разногласий… Когда престол обретает вечное и незыблемое спокойствие, родственные уделы также наслаждаются безграничным счастьем. Таков смысл законов, установленных моим покойным отцом, а я продолжаю [претворять] его замыслы… [Если] императорский двор не может идти по пути искренней любви к родственникам, [то] это есть отказ от сыновнего почтения к царственным предкам. [Если он] относится к братьям не по-дружески, не любит сыновней любовью своих детей и племянников, [то] это отказ от гуманности и пренебрежение долгом… В прошлом, [в годы] Цзяньвэнь, эти [принципы] часто попирались [и совершались] ошибки. Со времени моего восшествия на престол я терпеливо и настойчиво [принимаю] меры предосторожности против таких [ошибок]… Ведь я сам некогда имел удел. Разве не способен я всем существом проникнуться вашими заботами!» [23, цз. 42, 677–678].

От ванов, в свою очередь, требовались встречные шаги. «[Если] в уделах не нарушаются этические нормы и правила, [то] императорский двор не докучает [ванам] выговорами и изливает на них монаршую милость. [Если] не доходит до [того, что уделы] отворачиваются от справедливости и долга, [то] не доходит до оскудения [и] монаршая милость… Ведь будучи удельным властителем, также должно [глубоко] вникать в намерения императорского двора и замечать его искренность»- гласило упомянутое обращение [23, цз. 42, 677–678].

В конце приводимого документа содержится недвусмысленный призыв поддерживать хорошие отношения между центром и уделами усилиями обеих сторон: «Отныне и впредь я буду постоянно помнить об императорской милости — любви к родственникам, не буду пренебрегать всеми братьями и племянниками. [Но и они] также [пусть] постоянно помнят содержащийся в законах моего покойного отца [завет] — каждому до конца идти своим путем, [чтобы] сообща сохранить [наше] богатство и знатность. Разве [тогда] будет этому предел?» [23, цз. 42, 679].

Изложенные выше программные принципы не могли полностью устраивать удельных властителей, ибо не оставляли возможности для усиления их самостоятельности. Поэтому правительство Чжу Ди не могло встретить и не встретило ответных попыток к сближению со стороны ванов. Желание наладить хорошие отношения между центром и уделами на взаимной основе не могло дать и не дало ожидаемых результатов. В этих условиях возникновение нового конфликта было лишь вопросом времени. Однако формы конфронтации во многом зависели от конкретных обстоятельств.