Однако социальная приниженность военного сословия отражалась и на положении офицеров и военных сановников. Армейская иерархия была четко обособлена от гражданской. Для проникновения из первой во вторую существовали определенные препятствия. Военная власть не получала легальных возможностей для преобладания над гражданской. Материальные льготы, предоставлявшиеся государством военным, были меньше, чем прочим. Законы предусматривали более тяжкие наказания лиц военного сословия по сравнению с совершившими одинаковое правонарушение гражданскими и прочие юридические ограничения военных. По глубокой, устоявшейся в веках традиции воинская служба не считалась в Китае почетной, приоритет отдавался гражданской. Исключение составляла лишь титулованная военная знать. Но ее привилегированное положение было, как правило, не следствием военной карьеры. Наоборот, высшие военные чины присваивались лишь лицам аристократического происхождения или за особые заслуги и в результате благоволения императора. Военные должности, таким образом, служили лишь дополнением к их высокому социальному положению. Эта привилегированная прослойка была немногочисленна. Основной же состав командных кадров в силу специфики своего статуса вряд ли мог служить прочной опорой правительству.

Перечисленные причины показывают, что армия в условиях Китая того времени могла быть лишь частичной и относительной опорой императорского двора. Поэтому стремление правительства Чжу Ди в первые годы после захвата власти искать поддержки в армии было временным явлением, порожденным специфическими послевоенными условиями.

Вне зависимости от своих расчетов использовать армию на внутриполитической и внешнеполитической арене правительству Чжу Ди пришлось столкнуться с такими извечными для феодального Китая проблемами, как комплектование и обучение войск, защита границ империи, обеспечение солдат. Рассмотрим подробнее, как решались эти задачи в первой четверти XV в.

Вопрос о пополнении армии встал перед новыми властями сразу же по окончании войны «Цзиннань». В указе от 26 августа 1402 г. признавалось: «Во времена Цзяньвэнь в Поднебесной было много [солдат], бежавших [из рядов] правительственных войск. Так как начальники различных гарнизонов[23] не разыскали [беглецов], гарнизоны не укомплектованы» [23, цз. 10 (II), 172–173].

Причиной бегства, как открыто сообщалось в официальных документах, служило тяжелое материальное положение солдат и «военных дворов». Однако власти изображали это не как постоянное явление, а как результат «плохой» политики в период правления Чжу Юнь-вэня. Например, в обращении к беглым солдатам от 15 сентября 1404 г. говорилось: «Во времена Цзяньвэнь вы были обременены тяжелыми и беспорядочными повинностями, не смогли вынести [этого] и бежали» [23, цз. 33, 586]. В действительности бегство солдат со службы наблюдалось как до, так и после 1402 г. Об этом свидетельствует распоряжение от 30 октября 1402 г., грозившее различными карами тем военачальникам, которые не смогут приостановить бегство из своих подразделений. За каждого дезертира предписывалось снижать командиру жалованье наполовину, за 10 беглецов — вообще лишать жалованья, за 30 и более беглецов — офицеров понижали в чинах [23, цз. 13, 229].

Уже через полтора месяца после прихода к власти правительство начало направлять специальных эмиссаров на розыски беглых солдат и «военного люда». 15 сентября 1402 г. объявили амнистию всем дезертировавшим во время войны [23, цз. 11, 187]. Призывы «вернуться к своим прежним занятиям» и обещания «прощения», обращенные к беглым солдатам, многократно повторялись и в последующие годы. В случае неповиновения «шайкам» беглецов грозили карательными походами. Эмиссары, разыскивающие дезертиров, были направлены даже в Корею и Монголию.

Трудно судить, насколько эффективными оказывались такие призывы, однако в некоторых случаях они имели успех. Например, тысячнику Ван Дэ-мину удалось вернуть на службу в Ляо-дун 10 525 солдат и членов их семей, ранее бежавших в Корею [23, цз. 20 (II), 375]. Сведения же о возвращении более мелких групп беглых солдат (по нескольку сотен человек) неоднократно встречаются в источниках вплоть до конца 1406 г. [23, цз. 60, 872].

Однако решить проблему пополнения армии только за счет возвращения дезертиров было невозможно. Кроме того, в задачу правительства Чжу Ди, планировавшего перейти к активной внешней политике, входило не восполнение воинских рядов в прежнем составе, а увеличение численности армии. Отсюда упомянутый указ от 26 августа 1402 г. предписывал приступить не только к розыску беглецов, но и вербовке новобранцев. Командующим, которые в ближайшие год-полтора не доведут число солдат до требуемой нормы, грозили наказанием [23, цз. 10 (II), 173].

После специального обсуждения при дворе 6 января 1403 г. был утвержден порядок набора в солдаты. В целом он мало чем отличался от существовавшего в конце XIV в. Предусматривалось, что поочередную службу в «основных солдатах» будет нести один человек от каждого двора военного сословия, где было трое и более взрослых мужчин. Если «основной» выбывал из рядов, его полагалось заменить «запасными» из тех же «военных дворов». В отличие от прежде существовавшего порядка было решено освободить от службы в «основных солдатах» те «военные дворы», где было лишь по одному взрослому мужчине [23, цз. 15, 278].

В дополнение к этому в июне 1403 г. было дано предписание отпускать в родные места солдат старше 60 лет, выплачивая им определенное вознаграждение за службу, а на смену им присылать новобранцев [23, цз. 21, 377].

Интересно отметить, что развернувшийся в конце 1402-: начале 1403 г. набор рекрутов вызвал усиление бегства военного люда. Пекинский сановник Го Цзы докладывал двору: «Умерших и больных [солдат] заменяют взятыми из [военных] дворов взрослыми мужчинами [в порядке] повинности. Поэтому народ пребывает в смятении. Доходит до того, что [целые] дворы бросают землю и бегут в беспорядке» [23, цз. 15, 286].

Чтобы пополнить армию, власти не чурались привлекать на военную службу людей, совершивших преступление или преследуемых законом. Особая статья уголовного кодекса предусматривала возможность такого наказания, как ссылка преступника в солдаты в пограничные районы. Императорский указ от 22 ноября 1402 г. определял, за какие провинности можно прибегать к подобной ссылке [23, цз. 13, 246]. Такая практика, приравнивавшая службу в пограничных войсках к уголовному наказанию, не могла благотворно влиять на дееспособность армии.

Пополняя и увеличивая войска, правительство думало и об их обучении. Общая установка в данном направлении хорошо сформулирована в следующем предписании двора: «Тем, кто [поддерживает] спокойствие в Поднебесной, ни на один день нельзя забывать о военной готовности. Поэтому солдаты должны быть обученными, оружие — отточенным, а ряды — дисциплинированными» [23, цз. 170, 1898]. С этой целью в начале XV в. неоднократно проводились учения различных воинских соединений. Особенно крупные маневры намечалось провести в декабре 1416 г. В них должны были принять участие почти все войска, расквартированные в северных и северо-западных провинциях страны. Результаты учений предписывалось впоследствии проверить на специальных испытаниях [23, цз. 170, 1898].

Однако поддержание боевой готовности войск наталкивалось на немалые трудности. В этом плане весьма характерен доклад сановника Ван До, направленного двором в Шаньдун. Он сообщал: «Тяглый люд, который [служит источником] пополнения воинских частей различных гарнизонов Шаньдуна, не обучен военному искусству, ибо командиры считают, что, поскольку в Поднебесной сейчас мир, не время браться за оружие» [23, цз. 116, 1476–1477]. Докладчик считал такое положение ненормальным. Он предлагал выделять офицеров для обучения как уже служащих солдат, так и рекрутов, а кроме того, после окончания сезона полевых работ проводить военное обучение мужчин, приписанных к военному сословию. Императорский двор со вниманием отнесся к этим предложениям и поручил Ведомству обрядов проследить за их выполнением [23, цз. 116, 1477].