Парни в охранении КПП тоже это поняли. Правда, с некоторым опозданием. Автовоз набирал скорость и неумолимо надвигался на хиленькую будку пропускного пункта.

Рявкнула турель, дважды выпустив крупнокалиберный кумулятивный снаряд. На одной стороне автовоза оглушительно лопнули сразу три пневматика. Грузовик был настолько близко, что стрелять оставалось только в бок машины. Шины разлетелись горящими брызгами, автовоз перекосило и стало заносить по ходу движения. Но полностью остановить его было уже нельзя.

Данила видел как перед самым ударом парни успели выскочить наружу, как заезжая по широкой дуге грузовик вначале разнес в щепки шлагбаум, а потом с утробным хрустом въехал в сам домик, не оставляя от него живого места.

Погасив столкновением скорость, автовоз, осев одной стороной на диски, замер поперёк дороги, закрыв своей тушей весь проход.

Внутри периметра замигали огоньки. К месту огневого контакта спешили со всех сторон.

Но тут произошло ещё более невероятное.

Даниле с этого ракурса было не очень хорошо видно заднюю часть грузовика, но ему показалось, что оттуда, как с трамплина, вылетела жужжащая яркая молния. Обтекаемый аппарат на полном ходу приземлился на снег, подняв снежную крошку и тонко взревев движком, принялся удаляться в бескрайнее поле.

Но удивляться и раскрывать рот было некогда.

Осташевский среагировал профессионально.

Он направил на удаляющийся снегоход свет обоих прожекторов, развернул пулемёт, укрепив ствол на жесткой перекладине вышки, и, прижавшись глазом к окуляру, легко поймал машину в перекрестье прицела. Палец привычно лёг на спуск. Оптика хорошо приближала, и Данила смог даже рассмотреть пёстрый комбинезон водителя. Он хорошо запомнил его, этот комбинезон, ни у кого из пленников больше такого не было. Снегоходом управляла та самая девушка из радиорубки, что так поразила его своей красотой.

В зеркало заднего вида ударил луч прожектора. Дорога впереди подсветилась, но это нисколько Арину не обрадовало. Для уверенного движения по насту пока хватало и бортовой фары, а свет прожектора мог означать только одно — их снегоход уже «ведут» и сейчас последует пулемётная очередь.

Она постаралась довернуть ручку на себя, но уперлась в ограничитель — скорость «Молнии» и так была максимальной.

Слева по ходу движения, рядышком с машиной, брызнули фонтанчики снега, и тут же пришел звук: раскатистая в ночи пулеметная очередь.

Арина машинально вильнула в другую сторону, едва не потеряв управление на такой скорости, благо сработали стабилизаторы. Деться на снежном плато им было решительно некуда. Если по ним били с вышки, а, судя по всему, так оно и было, даже резкая смена курса им вряд ли бы помогла. К тому же, чтобы петлять, следовало сбросить скорость, а это было чревато.

«Та-та-та-та-та…» — снова донеслось сзади, и снег вспенился прямо по курсу. Кто-то недвусмысленно предупреждал их о том, что в случае продолжения движения, откроет огонь на поражение.

Ариэль мучительно припоминала местность, она не была уверена на сто процентов, но вроде бы неподалеку должен быть островок чахлого малорослого кустарника, слегка возвышающегося над поверхностью снежного поля. Она приметила его еще по дороге на комплекс. Пусть тоненькие веточки и не очень-то надежная защита от пуль, но мощность прожектора направленного в их сторону с вышки уже начинает ослабевать. Если им удастся добраться до первых кустов…

Да только кто им даст это сделать?

Сейчас самая главная опасность исходила, несомненно, с вышки. Скорее всего, за ними будет организована погоня, но ведь Арина не зря заблокировала автовозом выезд у контрольного пункта. Ближайшая транспортная проходная на южной стороне периметра, до неё почти километр. Пока бандиты доберутся оттуда до этого места, их «Молния» будет уже далеко. Вокруг полярная ночь, а отыскать маленький юркий снегоход на бескрайних снежных просторах задача почти невыполнимая. Ариэль не сомневалась, что такой форы им хватит, чтобы бесследно раствориться в ночи. Вот только как нейтрализовать пулемет на вышке?..

Предупреждения, по-видимому, закончились.

А им надо совсем чуть-чуть, чтобы вырваться из радиуса поражения.

Значит, сейчас будет последняя очередь.

Что делать?! Остановиться?!

Арина не питала иллюзий. Прицельная пулеметная очередь из такого калибра разорвет их «Молнию» вместе с седоками на мелкие кусочки.

Не хочется так глупо умирать.

К тому же она зачем-то втянула в эту изначально обречённую на провал историю молодого, ни в чем не повинного парня. Она чувствовала, как его руки судорожно сцеплены на ее талии. Артёму приходилось держаться дополнительно, штатные пассажирские ремни не были рассчитаны на такие резкие маневры.

«Он то в чём виноват? — мысленно спросила себя Арина. — Ты не имеешь права распоряжаться чужими жизнями».

Всё это пронеслось у неё в голове в очень короткое мгновение между двумя очередями.

«Та-та-та-та…» — снова «заговорил» пулемет.

В третий раз фонтанчики от пуль, впивающихся в дымящуюся, в месте попадания, кромку наста, пошли по диагонали, неминуемо приближаясь. Через секунду их траектория должна были пересечься с курсом «Молнии».

Ариэль закрыла глаза и вместо того, чтобы ударить по тормозам, снова до упора вывернула ручку газа, упершись в ограничитель.

С того момента, как пленники, верхом на снегоходе, вылетели с задней рампы автовоза, все движения Данилы были автоматическими, отточенными годами тренировок. Он превратился в безотказную боевую машину, стремящуюся выполнить запрогрмированный алгоритм действий.

Такие экстремальные ситуации случались с ним не раз и не два. В бою или на задании неожиданные повороты в противостояниях требовали молниеносных, решительных действий. От этого частенько зависела его собственная жизнь. А иногда, как сейчас — чья-то чужая.

Когда удаляющийся снегоход попал в перекрестье его прицела, голова у Данилы была на удивление ясная. Словно не было вот этого многочасового сидения на вышке, и он изначально был готов к таким сюрпризам.

«Эта та самая девочка, — понял он, узнав оригинальный комбинезон той, что управляла машинкой. — Зачем же?! Куда и зачем она бежит?! Ведь от него, наёмника Осташевского, убежать невозможно…».

Первую предупредительную очередь Данила дал чуть в сторону, недвусмысленно намекая, что беглецы замечены.

Снегоход вильнул в сторону, на пару секунд исчезнув из окуляра оптики, но слегка поведя стволом, Данила без труда снова отыскал цель.

Скорость машинки была приличной, мощности лучей прожекторов, вязнущих в сгущающей тьме, вскоре стало бы не хватать для эффективного прицеливания.

Осташевский дал вторую очередь, длинную, прямо перед курсом, рвущегося в никуда, снегохода.

«Она остановится, — уговаривал он сам себя. — Она не может не понимать, что другого выхода нет. Она не может быть самоубийцей. И она не может обрекать на неминуемую смерть своего пассажира. Так не бывает».

На мгновенье ему показалось, что скользящий по снегу аппарат замедлился, он хотел было уже облегченно выдохнуть, но тут же понял, что это иллюзия. Снегоход, напротив, дёрнулся и помчался вперед, будто пришпоренный жеребец.

И снова руки Данилы прореагировали машинально. Палец нажал на гашетку, а направляющая рука чуть повела стволом, устанавливая смертельную директрису. Пули пошли под углом к удаляющейся машинке и они неминуемо должны были с ней пересечься.

Сердце Осташевского остановилось: он представил себе дыры, которые оставит на беглецах калибр его пулемета. Данила никогда раньше не был сентиментален. На войне убивают — эта старая как мир истина воспринималась им с философским спокойствием. В конце концов, всё было честно, он ведь тоже ходил под тем же самым солнцем. И точно также мог попасть в перекрестье чьего-то прицела. Все было без обмана. Или я или меня. Но там была война, там Даниле противостояли, как правило, такие же, вооружённые и обученные люди. Или, по крайней мере, охранники или правоохранители, осознанно выбравшие себе рискованный жизненный путь. А здесь…