— Не согласен, — покачал головой Черенцов. — Не забывайте, что ALPHA-VIT это не СУПЕР. Это другая принципиальная концепция. Хоть и похожее техническое воплощение. И если всё пойдет по вашему сценарию, то любое насаживание идеологии в условиях нестабильности, если не локальных военных конфликтов, если не полномасштабной войны — чревато! Предсказать такое невозможно.

— Хорошо, а что вы-то сами предлагаете? — поинтересовался Стерлинг.

— Я понимаю, что критиковать легко, — смягчил тон Дмитрий. — Но нам надо заручиться поддержкой изнутри. Именно поддержкой, а не контрактным сотрудничеством. Провалы большинства наших эмиссаров как раз говорят о высокой сложности такой миссии. Кстати, вы не пробовали наладить канал через идейного руководителя того самого «дела обновленцев». Структура хоть и оказалась разрушенной, но кое-какие связи ведь остались. Не думаю, что адепты переподчинения СУПЕР окончательно опустили руки.

— Вы имеете в виду господина Горева? — уточнил Клоттен. — Но он ведь задержан в России.

Черенцов выразительно посмотрел на Ганса, а потом перевёл взгляд на шефа ECS.

— Нет, — чуть помедлив, сообщил он. — Я имею в виду не его, а настоящего руководителя провалившегося заговора.

Несмотря на то, что физическое состояние оставляло желать лучшего, настроение у Данилы было приподнятым. Потому что всё складывалось очень неплохо. Сейчас они сидели плечом к плечу в транспортном отсеке геликоптера, который возвращал их на лесную базу — ту самую «зимку». Операция, хоть и нештатно свёрнутая, заканчивалась, а значит, заканчивалась и их миссия.

Холод всё же сделал свое «чёрное дело». Сам того не заметив, во время гонки на аэрокатере Оставшевский умудрился приморозить ухо. Сейчас оно горячо пульсировало от восстановленного тока крови и казалось, выпирает из-под капюшона. Данила всё время боролся с искушением его потрогать, оно уже начинало чесаться. Да и в целом мороз уже надоел. Куда ни пойдешь, эти злые порывы ветра, облизывающие лицо. Противная снежная крошка, проникающая во все незакрытые места. Пар изо рта, как будто ты куришь ароматическую палочку Драгана, только не получаешь от этого никакого удовольствия. Нет уж, зима должна быть тёплой. Как в Париже. Когда из снега можно слепить снежок, а не раскалывать намерзшие за сто лет ледяные куски ломом.

Геликоптер сильно тряхнуло, потом желудок подступил к горлу — они провалились в чувствительную воздушную яму.

«Ну и пусть, — подумал Данила. — Зато скоро я увижу Наташу».

От этой мысли в груди разлилось приятное тепло, а сознание затуманило разыгравшееся воображение.

Осташевский чуть откинулся, насколько это было возможно, на вибрирующую спинку сиденья, и продолжал в уме представлять сладкие картины до тех пор, пока рокот двигателя вертолёта не сменил тугой гул пропеллера. Они начали снижение.

— Что значит «до особого распоряжения»? — не понял Данила, поднимая взгляд на Пузыря.

— То и значит, — вздохнул наёмник.

— А ты-то откуда знаешь?

— Я ходил сухпаек получать в интендантскую. Там ребят встретил. Приказ есть приказ. Лопата уже вызывал командиров групп Кочкина и Хроша. Скоро и тебя вызовет.

— Так, может, это только их и касается.

Пузырёв отрицательно покачал головой:

— Все наёмники остаются. Вот увидишь.

— Что за беспредел? — возмутился Осташевский. — Мы же подписывались на выполнение миссии! Это противоречит контракту!

— А ты его внимательно читал? — прищурился Пузырь, отчего его конопатое лицо словно раздалось в стороны.

— Агент мой читал! Да и я тоже.

— Эти парни, от которых прилетает этот важный хрен, не дураки. Это тебе не Европейский Легион. Это хитрые и ушлые бюрократы. В контракте чёрным по белому написано. Правда, мелким шрифтом.

— И что там написано?

— Я дословно не помню, но суть в том, что в случае непредвиденных обстоятельств, препятствующих выполнению задания командования, работодатель имеет право задержать исполнителя на неопределённый срок для завершения решения поставленных задач. Как-то так. Получается, твоя красивая сбежавшая подружка как раз проходит по нашему контракту как непредвиденное обстоятельство.

— А платити? — поддал голос Драган, до этого молча переводивший взгляд с одного говорящего на другого. — Платити-то хочу?

— Насчет этого не волнуйся, мой балканский камрад, — повернулся к нему Пузырь. — Уж что-что, а платить они готовы по-русски щедро.

— Ни балкански, — заметил серб, заметно успокаиваясь. — Рожден сам у Нови-Сад. Балкан это Београд и испод. Ниже. Нови-сад ово е виши!

— Да один чёрт, — буркнул Пузырёв.

— Нет, погоди, — Данила взял напарника за рукав. — А на сколько мы тут задерживаемся-то? Не сказал Кочкин?

— Кто же тебе такое скажет, — усмехнулся Пузырь. — Это же секретная стратегическая информация.

— Должны же мы хоть немного представлять для себя ситуацию, — не унимался Осташевский, не желая себе признаться, как неумолимо рушатся, еще совсем недавно возведённые, его такие желанные, воздушные замки, — мы же не какие-то там…

— Именно такие, — буднично, и от этого очень убедительно, сказал Пузырёв. — Наёмники. Наше дело маленькое.

Данила не сдержался, от полноты эмоций, ахнул кулаком по доскам струганного массивного стола.

К нему подсел Драган, приобнял, наклонился поближе:

— Не брини, друг, — проникновенно сообщил он, приглушая голос. — Я в последньи раз скрывание йе. По вашьему — за-на-чка. Душьегрейка. Попити пихе перед сном. Забавния станет!

— Вот это ты очень хорошо придумал, камрад, — оживился Пузырёв. — За это хвалю. Тем более, что всё ещё только начинается.

— Ты нашёл причину? — Влад смотрел с проекции смарт-браслета требовательно.

— Ты от меня слишком многого требуешь! — Боря слегка нахмурился. — Непросто, знаешь ли, сидя в институте, контролировать все твои проекты, развернутые от одной границы до другой!

— Так я ведь такой контроль поручаю не абы кому, — немного смягчился Исаев. — Компетентнее тебя в этом вопросе человека нет!

— Это очень, очень грубая лесть, Владик, — посетовал Громила. — И это никак не поможет делу. Проблемы у нас, к сожалению, продолжаются. Есть несколько версий, но у меня закрадывается подозрение, что все эти палки в колёса, которые мы, то и дело, получаем, есть следствие одной глобальной причины, которую мы сослепу никак не можем рассмотреть. Знаешь, так бывает. Бьёшься головой о стену, когда можно отойти на двадцать шагов и эту стену попросту обойти.

— Не замечал раньше за тобой метафоричности в рассуждениях.

— Стареем, — хихикнул Белоручкин.

— Учёный должен оперировать сухим языком цифр и формул. Иначе это уже не учёный, а философ, рядящийся под него, и начинающий объяснять квантовые законы «на пальцах» или, того лучше, с привлечением высших сил.

— Ты не мог бы помедленнее декламировать? Я записываю. Пригодится на торжественной речи по поводу вручения Нобелевки.

— Да, Громила, всё-таки руководящая должность на тебя действует благотворно. Ты стал остроумен.

— Я всегда таким и был. Просто стеснялся показывать.

— Ладно, хватит уже шутить. Поводов для веселья нет.

— Согласен. Понимаешь, никак мне не дает покоя тот самый инцидент на побережье с захватом «Ковчегов».

— А что там? Подтвердилось же, что это была провокация ОСГР.

— Не знаю, не знаю. Никак не проходит у меня осадок. Еще и потому, что эта операция обнажила большие проблемы с нашей спутниковой системой. Как-то странно работали протоколы обеспечения, отвечающие за слежение. Причем не могу отделаться от впечатления, что я такое уже где-то наблюдал. Может на другом уровне, но всё же. То есть засел у меня в памяти похожий процесс с точки зрения обслуживания электронных сетей.