Мигрень усилилась, и боль проникла в глаза. Я скрипнул зубами, пытаясь ей противостоять. А перед внутренним взором начали мелькать лица.

Коулу тоже придется бежать и менять личину. Возможно, потерять свое дело и кучу денег. Прятаться. Бояться.

Бран… Зная этого, можно уверенно утверждать, что упрямец не захочет скрываться. Наденет маску и снова выйдет на улицы, где рано или поздно погибнет. Или же вновь ринется на поиски следов лорда Лира, по пути сломает шею.

Фергюс, едва очнувшись и восстановившись, будет пить. До тех пор, пока не потеряет разум. А может, вновь влипнет в очередную дуэль и окончательно отдаст богу душу.

Мать… Трису О’Даффи будет весьма тяжело уговорить уехать. Ведь не захочет бросать жизнь, к которой привыкла, друзей, родных. И если согласится, что ее ждет там, впереди? Пустота, тоска, забвение. А если останется… смогу ли я защитить?

Смогу ли я защитить всех? И должен ли? Хочу ли?..

Последний вопрос повис в пустоте звенящей струной, отдался болью в зубах. Два удара сердца я находился в состоянии полного вакуума. А затем, чувствуя, что совершаю очередную ошибку, встал и с отвращением сказал:

– Второй вариант принят. Но у меня будут дополнительные условия. И уточнения. Нужны гарантии.

– Мы готовы рассмотреть, – с мерзкой ухмылкой ответил Бойл Кейси. – После того как сделаешь копию летописи.

Кипяток обжег небо и язык, огненным потоком скатился по пищеводу. И когда в желудке разлилось приятное тепло, на языке проявился терпкий горьковатый вкус трав.

Я зажмурился от удовольствия, откинулся на спинку стула и глубоко вдохнул прохладный, чуть сыроватый воздух, напоенный запахами плесени, духов, дыма ароматических палочек и соли пополам с йодом, жареной рыбы и мяса, водорослей.

Невдалеке слышался мелодичный напев флейты, ему вторил голос певицы: зовущий в неведомые дали и рассказывающий об утерянном мире. Сквозь музыку пробивался говор мужчин и женщин, смех, шутки, звон посуды, шаги и шелест одежды. Через прикрытые веки я видел движение теней и огней, ощущал тех, кто проходил рядом со столиком.

Как-то странно. Особенно после того, как прошел мертвыми пустующими коридорами и залами Лимба, сражался с Вестником. А потом приходил в себя, вел сложные переговоры и переносил информацию из собственного разума на бумагу.

Но я жив. И сейчас это понял. Когда по дороге из грота Мак-Грата домой увидел обычное тоннельное кафе, поддался порыву и зашел. Когда сделал первый глоток грога из хрупкой фарфоровой кружки, принесенной официантом. Ощутил разлитые вокруг эмоции, услышал музыку, почуял запахи.

Порой, чтобы пережить катарсис, нужно не так много. Пройтись по краю лезвия, сразиться со смертью, а потом сделать глоток горячего ароматного настоя. Всего-то…

Открыв глаза, я лениво посмотрел на парочку молодых ребят, прошедших мимо. Она в легкой тунике, развевающейся при ходьбе, – свежая, чистая и невероятно яркая. Он – статный красавец в униформе мичмана. Подтянутый, мускулистый и улыбчивый, но втайне жутко смущенный. Ведь первое свидание – но так хочется выглядеть уверенным в себе и серьезным.

А вон там за столиком собралась компания старых друзей. Смеются, отпускают шутки и вспоминают былое, щедро льют ром в стаканы и не менее щедро – в глотки. Пока не допились до того состояния, когда в душах просыпаются бесы и начинают нашептывать: ударь, толкни, нагруби. Счастливые и сплоченные как никогда, искренне любят друг друга и немного грустят о том, что так редко видятся.

Второй глоток грога оставил на языке эту грустную горечь. Но через секунду на кончике расцвел букет из терпкого желания, сладковатой истомы, страсти, радости.

Третий вновь стал обычным, а браслеты на запястьях и предплечьях предупреждающе похолодели. Но сие не помешало наслаждаться чужими чувствами, бурлящей вокруг жизнью и покоем.

– Ведь это то, что мне нужно… Правда? – спросил я у Тени.

Та промолчала, лишь изредка рискуя превращаться в силуэт кота и игриво ловить лапами прохожих за пятки. Но те не замечали. Люди вообще мало что замечают. Потому что сосредоточены на себе и своих маленьких мирках. И редко кто способен видеть шире, удивительное и невозможное.

– Хотите десерт, мистер? – вежливо спросил подкравшийся со спины официант. – У нас лучшие в верхнем городе сахарные шарики.

– Благодарю, – ответил я. С сожалением посмотрел в кружку, где на дне плескался лишь коричневый осадок, вздохнул и поставил на столешницу. – Как-нибудь в другой раз.

Расплатившись, дослушал песню, а затем встал и вышел из кафе на широкий, хорошо освещенный проспект, смешался с толпой. Неторопливо брел, рассматривая сверкающие яркие вывески, колонны и статуи, любуясь мостками, перекинутыми через каналы, барельефами и резьбой на стенах. Наслаждался бегом огней и шумом, улыбчивыми дамами и строгими джентльменами… и стараясь не вспоминать те же картины, что видел в Лимбе, но только без людей и голосов.

По правде говоря, думать особо не хотелось. Вообще и в частности. И уж тем более о днях, что провел в гроте гранда. О том, как истратил третью банку чернил и кучу бумаги, прежде чем мигрень слегка ослабла, а летопись Исхода перекочевала из моего измученного мозга на листы. О том, как навещал Фергюса, валяющегося без памяти в койке, с перевязанной головой и проступившими на бинтах кровавыми пятнами, бледного и потного. Как до хрипоты спорил с Геральдом и подручными, выбивая для себя больше свобод в рамках составляемого договора. Как встретился с Коулом у выхода, и мы вместе навещали в госпитале уже Брана. Не хотелось мыслить и о грядущем тайном походе и поисках ковчега, способе предотвратить войну. О том, какие потрясения могут ждать столицу и чего это будет стоить мне и близким. Вот не хотелось…

Но о том властно напоминал чек на миллион эаров в кармане нового пиджака. И второй, на сто тысяч, коими О’Двайер лично компенсировал конфискацию глаза стража. А еще сумка с валяющимся на дне ключом от обители. Да ставшая почти привычной мигрень.

Впереди меня ждала встреча со Стариком, длинные разговоры и обсуждения, непростые решения и не менее тревожные события. Предстояло перенести на бумагу остальные книги, что утащил из хранилища и о которых благоразумно умолчал при разговоре с грандом и его приближенными. Следовало пообщаться с Дампиром насчет Теней, каким-то образом найти Мерти и, наконец, навестить мать.

Дел по горло, да. Но сейчас я наслаждался прогулкой и тем неповторимым ощущением жизни.

Остановившись на перекрестке, уставился на цветной бумажный фонарик, хрустнувший под подошвой ботинка. А потом заметил работяг, снимающих со стен гирлянды и лампочки, вспомнил: ведь верно, Самайн прошел. Праздник я пропустил, пока бегал от потусторонних тварей. Оставалось надеяться, что он хоть кому-то принес радость.

Пожав плечами, я свернул в тоннель справа, извилистый и узкий, тонущий в загадочном желтоватом сумраке и ведущий в район, где обитали Старшие семьи. Двинулся мимо гротов, шлюзовые ворота коих были украшены замысловатыми гербами, а дворики монументами, стены лепниной, – навстречу нечастым прохожим и более редким самобеглым повозкам на электрической тяге.

В какой-то момент в душу вполз тот самый долгожданный покой. Тревожные мысли выветрились, и разум почти слился с пустотой и немотой камней вокруг. Я шагал, переступал лужи, щурился на свет фонарей… пока не остановился у очередных ворот.

Пришел. Я дома.

Мысль, странная в своей простоте, обожгла разум. И я несколько мгновений стоял перед люком, пытаясь уместить ее в голове и победить неверие.

Да, у меня есть дом.

Иронично хмыкнув собственной реакции – вот дурак, застыл столбом, – я разбил онемение в членах и сделал шаг к воротам, протянул руку, чтобы нажать на кнопку звонка. Но за секунду до того, как палец коснулся металла, уловил чужие эмоции и замер, резко повернулся вправо.

Она сидела в густой тени между фальш-колонной и статуей какого-то из моих предков. Съежившись и дрожа от холода, обхватив колени руками и опустив голову. Маленькая девочка лет десяти – двенадцати на вид, с жидкими черными волосами, ниспадающими неаккуратными прядями, в длинной грязной и рваной рубахе – то ли выкопанной на какой-то помойке, то ли превратившейся в лохмотья за время мытарств.