Самое время для шуток! Я в пятый раз вытряхнула сумку на кровать, вывернула подкладку, убедилась, что швы нигде не разошлись.

В ванной мелькнула рука, дотянулась до полотенца.

— Тебе не помешало бы присматривать за своими вещами.

На этот раз я едва не взорвалась. Чья бы корова мычала! Я смотрела на скомканные носки, трусы и штаны Габи и чувствовала, что меня впору отправлять в психушку.

Где же эта проклятая флешка?

Я попробовала медленнее вдыхать и выдыхать, чтобы успокоиться. Посмотрела на кровать: на половине Габриэля простыни были смяты, как всегда, справа, это вошло в привычку, а раньше Габриэль мог лечь с любой стороны; я вдохнула его запах: раньше по ночам это было единственным ощущением, которое привязывало меня к жизни.

Если бы я додумала все до конца, если бы я позволила своему бессознательному взять верх, наверное, пришлось бы признать, что теперь мне этот запах почти противен. Этот запах, смешанный с моим собственным. И ничего с этим не поделать.

Я вышла на лестничную площадку. Нечего и надеяться найти мою флешку в этом бардаке. Вся площадка была заставлена коробками, которые Габриэль привез из Этрета и так и не потрудился распаковать. Старые книги. Старые диски. Старые игры. Куча сдохшей электроники. Даже его гитара торчала здесь, как метла, зажатая между двумя ящиками. Расстроенная. Когда он в последний раз брал ее в руки?

Я невольно вспомнила Эстебана. Дня не проходило, чтобы он не играл на гитаре хотя бы час, а обычно дольше.

Эстебан был увлеченным, талантливым, трудолюбивым, волевым.

Габриэль — поверхностный, бездарный, ленивый, слабовольный.

Наверное, мне и требовалось, чтобы между ними было как можно меньше общего. Это не мешало мне все эти годы любить Габи. Что бы со мной стало без него? Я не должна забывать, что он следовал за мной, соглашался каждый раз без споров и брюзжания. Почему? Потому что я давала ему крышу над головой? И еду. Миску с кормом? Кот, как правило, от нее далеко не уходит.

Да, я понимала, что жестока. Может, теперь Габриэль был для меня всего лишь подросшим котенком, которого уже не бросишь? Может, единственное чувство, которое все еще связывало меня с ним, это… жалость?

Габриэль не подозревал о том, что бушевало у меня в голове. Его насмешливый голос, вылетев из ванной, эхом прокатывался по пустым комнатам, ударялся в стены просторных помещений, блуждал по коридорам. Зачем мне такой огромный дом?

— Ничего страшного, даже если ты и не найдешь свою флешку. Тебе достаточно попросить, и твой доктор Кунинг ее пришлет!

Вдобавок ко всему прочему Габриэль в последние несколько дней стал ревнив. Должна сказать в его защиту, что я каждый вечер по часу с лишним разговаривала с Ваяном. Топталась на парковке, там, куда раньше упиралась лыжня, и говорила, он слушал, потом я отговаривала его сесть в машину и ехать ко мне. Вчера вечером он снова мне это предложил.

«Всего шесть часов пути! Мадди, это пустяк! Выеду завтра утром и в полдень буду в Мюроле».

Как будто он так и не усвоил то, что я сказала ему, уезжая из Нормандии: «Вы не тот человек, который может все бросить ради того, чтобы последовать за любимой женщиной». Ваян способен распорядиться, чтобы его секретарша отменила всех пациентов, которым назначено на этот день, сократить рабочую неделю, перенести женщину в чудеснейшую волшебную сказку… на один вечер, на одну ночь, самое большее — продлить выходные. Но не бросить все! Эстебан в чем-то походил на него… Невероятно милый, но никто не смог бы заставить его свернуть с выбранного пути.

А Габриэль ни о чем не спрашивал меня, не спрашивал даже, куда мы едем.

Он просто был рядом.

Спасибо и на том, Габриэль.

И у тебя нет никаких причин ревновать к Ваяну Балику Кунингу, ведь если я провожу с ним так много времени, то лишь потому, что он мне нужен. И вообще я, скорее всего, не стала бы столько ему рассказывать, не будь он так далеко. Вчера вечером я решилась поделиться с ним своими планами. Точнее, выложила, импровизируя от начала до конца, то, что пришло в голову.

— Ваян, должна вам признаться, я собираюсь снова посетить Амандину Фонтен. И Тома тоже. Это единственный выход, она больше не придет в мой кабинет.

— Зачем, Мадди? Что вы ей скажете?

— У меня есть отличный предлог. Она больна, на кладбище это просто в глаза бросалось, вся деревня могла заметить. Посетив ее, я всего лишь выполню свой долг.

— Мадди, вы не ответили на мой вопрос. Что вы ей скажете?

— Я собираюсь… ее предупредить.

— О чем предупредить?

— Об опасности!

— О какой опасности?

— Том родился 28 февраля, я прочитала это в его медицинской карте. Через два дня ему исполнится десять лет.

— И что же?

— Что же? Ваян, вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Эстебан пропал в день, когда ему исполнилось десять лет, и я не хочу, чтобы с этим мальчиком случилось то же самое!

— Почему, Мадди? Почему с ним должно случиться то же самое? Том — не Эстебан! И даже если вы упорствуете, считая, что этот мальчик, Том, реинкарнация вашего Эстебана, с какой стати ему будет угрожать опасность? Мадди, что вы от меня скрываете?

Я выключила телефон.

Вот, Габи, вот почему тебе не надо ревновать к Ваяну Балику Кунингу. Ведь я хочу только одного: чтобы меня оставили в покое!

— Ты нервничаешь?

Габриэль наконец вышел из ванной. Полуголый, с полотенцем вокруг бедер, красивый, с этим не поспоришь. Ласковый, как кот, который хочет загладить свою вину.

— Ага.

— Из-за флешки?

— Ага.

— Думаешь, ее могли у тебя украсть?

Нашел способ вежливо показать мне, что я безответственная, что если я так уж дорожила этой флешкой, то надо было ее убрать, спрятать, а не таскать с собой в сумке. Почему, собственно, я этого не сделала? Потому что хотела всегда держать ее при себе? Потому что никто не мог узнать, что я ее там прячу?

— Нет. Зачем она могла кому-то понадобиться?

Габриэль обнял меня за талию. Он был весь мокрый. От него пахло лесом, только что срезанным папоротником. Вообще-то запах был приятный. Габриэль посмотрел мне в глаза и дал понять, что легко по ним читает.

— Есть что-то еще. Тебя что-то другое беспокоит. Расскажи.

Меня раздражал этот эгоистичный кот, который сразу улавливал, когда что-то было не так.

— Да, я… Меня вызвали в полицию.

— Да ты что! — Габи уставился на меня, как будто я ограбила мюрольскую почту.

— Они хотят поговорить со мной про Мартена Сенфуэна. Я две недели назад его осматривала. С сердцем все было в полном порядке. Никаких предвестников. Я ему даже выдала справку, что он может заниматься велоспортом.

— Если с сердцем у него было все в порядке, тебе не в чем себя упрекнуть.

— Надеюсь. Полицейские, когда звонили, как-то странно разговаривали.

Габриэль меня поцеловал.

— Брось, ты тут ни при чем.

Этот хитрец всегда умел ластиться ко мне и мурлыкать, особенно когда начинал кружить около своей миски. Снова поцеловал меня, на этот раз в шею.

— Как насчет ужина?

Я не ответила. Задумалась.

Брось, ты тут ни при чем.

Я так старалась себя в этом убедить.

Вчера — из-за Эстебана…

Сегодня — из-за Мартена…

Завтра — из-за Тома?

Я поеживалась от удовольствия под его ласками и все же нежно оттолкнула Габриэля:

— Подождешь, обжора! Сначала мне надо найти эту проклятую флешку!

Он долго смотрел на флешку.

Завороженный.

Трудно себе представить, что в такой крохотной штучке, меньше трех сантиметров в длину и толщиной со спичку, заключены секреты целой жизни. Считается, будто жизнь человека после смерти вмещается в гроб или хотя бы в погребальную урну. На самом деле может хватить объема наперстка — и в него уложатся все фотографии за целую жизнь, все фильмы, все разговоры, все слова.

Он осторожно вставил флешку в ноутбук. Никто не видел, как он выкрал ее из сумки. Никто его не заподозрит. Кто угодно из жителей деревни мог это сделать. Почти каждый хотя бы раз побывал в медицинском кабинете.