Савина развязала мне щиколотки, чтобы я могла идти. Вытащила из сумки пистолет и держала меня на прицеле.

— Не стану вам врать, Мадди, я никогда из него не стреляла. Может, я и выстрелить-то не сумею. Но стоит ли рисковать — решайте сами… Вы ведь хотите увидеть сына?

Я не возражала. Да и как я могла это сделать с кляпом во рту? Со связанными руками я ковыляла впереди Савины, следуя ее указаниям: правый коридор, потом левый, снова налево, зал, еще зал, холодные, тесные, со стенами из острых камней телесного цвета с кроваво-красными прожилками… Один глаз не открывался, веки слиплись от крови. Голова болела и кружилась с той минуты, как я встала на ноги, невозможно было понять, это мир вращается вокруг меня или только мои мысли. Нужно было сосредоточиться, отогнать их, выкинуть из головы полные яда слова этого чудовища. Мне повезло, что вы оказались плохой матерью.

— Направо и до конца.

Мы свернули в очередной проход. Поначалу мне показалось, что он заканчивается тупиком, но чем дальше, тем становилось светлее, и под конец коридор привел нас к проему в скале. Если только я не утратила способность ориентироваться, мы оказались вблизи того места, где Савина огрела меня камнем, а я услышала голос Тома.

Выйдя на свет, я увидела каменный навес, укрывавший скалу от снега, который лежал здесь тонким слоем, несколько площадок и лестницу — по ней можно было добраться до последней комнаты, вырубленной в стороне от других и забранной решеткой.

— Поднимайтесь! — приказала Савина.

Взбираясь по лестнице, я старалась как можно теснее прижиматься к скале. Мокрый туф крошился под ногами. Только не смотреть вниз, только бы не закружилась голова, только бы не налетел порыв ледяного ветра, только не думать о том, что эта сумасшедшая может выстрелить.

Я — не плохая мать.

У меня будет возможность доказать это, непременно будет.

Я выбралась на площадку и без сил рухнула на колени перед решеткой.

Заплывший глаз немного приоткрылся, и свет обжег его, точно молния.

Савина, продолжая в меня целиться, одной рукой вытащила связку ключей. Открыла замок, который удерживал вместе створки железной решетки, и потянула за них. Створки заскрипели, точно кладбищенские ворота.

— Входите, согрейтесь. Там тепло.

Я послушалась. Савина не обманула. В странной квадратной комнате с белыми стенами было жарко. Перепад температур был не меньше двадцати градусов, и он рос по мере того, как я углублялась в пещеру.

И тут я едва устояла на ногах.

Они здесь, господи, они здесь.

Мальчики сидели у большого камина, возле кучи дров, привалившись друг к другу

Я сглотнула, кляп пропитался моими словами.

Том спал, Габриэль сидел с открытыми глазами, напряженный, натянутый как струна.

Мой взгляд метался между их лицами.

Господи…

Том такой беззащитный.

Габриэль отвел глаза. Он молчал — может, ждал, что первой заговорю я. Кляпа у меня во рту он явно не заметил.

— Габи, не хочешь поздороваться с мамой?

Габриэль был связан — веревки на ногах, на запястьях. Савина так и держала меня на прицеле.

— Смелей же! Я только и делала, что нахваливала ей тебя. И у меня хорошая новость — мама наконец-то будет только твоей. Том исчезнет из вашей жизни, я уеду с ним. К сожалению, твой друг не сможет с тобой попрощаться. Мне пришлось дать ему лекарство, чтобы он уснул и ничего — или почти ничего — не помнил. Ты останешься его любимым призраком.

Как мне хотелось выплюнуть кляп и закричать: «Я тебя люблю, я с тобой, не бойся».

Не бойся…

Вряд ли Савина собирается оставить нас в живых. Ведь тогда рухнет весь ее план.

Она подошла к мальчикам, с нежностью склонилась над спящим Томом. Неужели она и правда нас застрелит? Неужели она способна мгновенно перейти от любви к Тому к ненависти к тем, кто ей мешает? Неужели она…

И в этот миг Габриэль приподнялся.

В ту секунду, когда Савина оказалась совсем близко. Ноги у Габриэля по-прежнему были связаны, но руки… руки неизвестно как оказались свободны. В кулаке он сжимал нож, который без колебаний вонзил в плечо Савине.

Она упала. Габриэль подался к ней, выдернул нож и снова ударил. Я кинулась к нему. В тот миг я так гордилась своим сыном, так гордилась, — но довольно, Габи, вдвоем мы с ней справимся, не убивай ее, ты потом пожалеешь.

Лезвие вонзилось в грудь Савины.

Нет, Габриэль!

Я собралась упасть на нее, прижать своим телом к полу, обездвижить. Но Савина внезапно изогнулась и изо всех сил пнула меня по голени. Я упала как подкошенная, а Савина уже была на ногах.

На одежде ни следа крови. Ни одной прорехи.

Как будто передо мной разыграли спектакль, карнавальный поединок, бой с бутафорским оружием. Савина яростно выхватила нож у Габриэля, отшвырнула в сторону и толкнула моего сына. Его голова ударилась о белую стену, Габриэль обмяк, сполз по поленьям, глаза у него закрылись.

Габи!

И он посмотрел на меня, прижал руку к груди. Я с ужасом увидела, как по ткани куртки расплывается темное пятно.

Лицо Габриэля исказилось от боли и страха. Он расстегнул куртку и с отчаянием, будто вырывая у себя сердце, вытащил какие-то осколки, из которых вытекали остатки красной жидкости.

Спасибо, господи, спасибо…

Савина, увидев разбитую склянку, улыбнулась. Она уже успела подобрать свой пистолет. Ее взгляд переместился на нож Габриэля, валявшийся на полу.

— Ты и вправду очень смелый, Габриэль. И наверное, пришлось потрудиться, чтобы перерезать веревки таким ножичком… Астер правильно делает, держа опасные предметы подальше от детей, так что воровать они могут только всякую ерунду.

Я видела, что Габриэль вот-вот расплачется.

Том продолжал спать, оглушенный наркотиком.

— Теперь нам и в самом деле пора, — сказала Савина. — Не хочу, чтобы Том проснулся и увидел всю эту комедию. Оставить вам огонь?

Она сунула ножик Габриэля в карман и подбросила в очаг три полена.

— Габриэль, ты ведь умный мальчик. Знаешь, как называется эта комната?

Габриэль тыльной стороной ладони вытер слезы. Он явно ушибся при падении, сил у него не оставалось, но меня потряс его взгляд, устремленный на Савину, — он горел дикой, звериной яростью.

— Мертвецкая, — ответил он.

— Верно. Здесь складывали трупы. А стены побелены известью, чтобы зараза не распространилась. Тогда считалось, что известь остановит заразу. А в этом огромном камине сжигали тела, когда их скапливалось слишком много.

Габриэль без сил откинулся на поленья. Я отчаянно хотела осмотреть его, убедиться, что с ним все в порядке, оказать первую помощь, если он ранен, спасти его…

Савина отошла к противоположному краю камина, потянулась к цепи, исчезающей в дымоходе. Я только сейчас заметила эту цепь.

— Труба тут обычно перекрыта, — объяснила она. — Чтобы в нее не попадали птицы, снег и всякий мусор. — Савина навернула цепь на руку. — Разумеется, пока горит огонь, люк закрывать нельзя. Иначе дым пойдет внутрь.

Она резко дернула за цепь.

Раздался грохот закрывающегося люка. Огонь на мгновение вспыхнул, а потом из камина повалил дым.

Савина целилась теперь в неподвижно лежащего Габриэля, но обращалась ко мне:

— Не пытайтесь ничего делать, пока я не вынесу Тома. Мне не хотелось бы стрелять в такого смелого мальчика.

Кое-как мне удалось встать. Застывшее лицо Габриэля уже с трудом различалось за клубами черного дыма. Я шагнула к Савине. Дуло пистолета теперь было направлено на меня.

— В сторону, Мадди. Я не стану рисковать своим сыном, он может задохнуться.

Не двигаясь, я в упор глядела на нее, давая понять, что хочу что-то сказать ей.

— К сожалению, Мадди, у меня нет времени.

Я умоляюще подняла связанные руки. Держа палец на спусковом крючке, она выдернула кляп у меня изо рта.

Втянув в себя воздух, я прохрипела: