Бр-р-р… Пусть бы это был просто дурной сон. Там у меня имелся четкий план, как быть дальше, а здесь только сумка. Я даже не знаю, что в ней, помимо небольшого комка одежды от служанки и копии протокола суда от пристава.

Кстати, свекровище порывалась пару раз проверить, не утащила ли я что-нибудь ценное, кроме того, что мне было положено. Она так усердно несколько раз напомнила, что в сумке именно те вещи, что имелись при мне в момент появления в Даркести-холл. А еще так активно призывала в свидетели портрет любимого сына, что я засомневалась. Положенного либо не доложили, либо наоборот и проверке быть?

– Со всем уважением, леди Даркести, но у меня есть и другие дела на сегодня. Нельзя ли сократить момент прощания? – заговорил поверенный, воспользовавшись моментом, когда свекровь замолчала и вдохнула полной грудью, чтобы набрать воздуха для нового потока оскорблений и упреков.

Слова пристава заставили ее сдуться с недовольным шипением и, брезгливо поджав губы, пожелать мне какой-то дороги. Какой именно, никто не разобрал, но ее глаза обещали долгий, извилистый и мучительный путь в один конец. Мысленно пожелала ей того же и вышла.

Из полезного – я узнала о себе много интересного и полюбовалась Извергом. Простите, Извером. На портрете в холле ему было лет восемнадцать и он был хорош собой, если живописец не слишком льстил. Сколько ему сейчас – непонятно. Как непонятно и то, где его черти, или чем тут принято ругаться, носят.

Так занят, что от дел не оторваться, или его сердце разбито вдребезги коварной мной, и он видеть меня не может? Хотелось бы второе, но практика показывает, что в таких ситуациях выигрывает самый банальный и прямой как палка вариант. Вот кстати…

– А что, милейший, душка Извер сам не мог приехать? – спросила я каким-то неожиданно мерзким голосом, удивившим меня саму, как и это вот “милейший”. Меньше нужно со свекровями общаться.

– Не мог. У островов сейчас сильно штормит, корабли не ходят, так что только магический вестник туда и обратно.

По крыше поскреблось, мы посмотрели вверх.

Дурная птица еще не отстала? Это она – магический вестник? Ей следовало энергичнее молотить крыльями обратно, из-за нее у меня было только сегодня, чтобы забрать пособие. А учитывая, что я совершенно не представляю, как и где это делать… Снова пристала к приставу.

– В любом отделении королевского банка, – терпеливо ответили мне. – Они есть на каждой улице.

Снова поскреблось. Так и крышу продерет. Когти, которые мне довелось рассмотреть довольно близко, внушали уважение.

– А… вестник разве не должен был, – я повертела рукой, – испариться после доставки?

Помнится, в одном фильме такие штуки лопались со спецэффектами в виде блестяшек, и оставалось только послание.

– Почему? Это же личный вестник магиуса Даркести, а не какой-то там для разовых поручений. Разве вы не узнали? – удивился поверенный.

Однако, конфуз. Пришлось неопределенно пожать плечами и тоже удивиться. Вдруг сработает?

Сработало. Или просто пристав был не слишком высокого мнения о женской сообразительности вообще.

– Долго нам еще ехать?

Снова удивленный взгляд. Так. Лучше я помолчу. Буду загадочной.

А муженек-то, оказывается, магиус, а не просто так. И свекровище на что-то темное намекала.

Загород с особняками наконец закончился. Мы миновали высокие арочные ворота и теперь катили по брусчатке или мостовой. В общем, по улице. Копыта цокали, колеса подпрыгивали, нас потряхивало. Я держала язык за зубами, чтоб не прикусить и не ляпнуть лишнего, и жадно разглядывала иномирский город. Ничего так. С виду похоже на открытку из Праги, если разбавить средневековые прелести неоном. Но поскольку никаких столбов с проводами и прочих коммуникаций не наблюдалось, вывод я сделала один – магия.

Заботливый пристав высадил меня рядом с приличной, по его словам, гостиницей, посоветовал снять комнату с ужином, отдохнуть, привести мысли в порядок и навестить отделение банка.

Справа от входа мигнула и развернулась рулончиком искристая лента со столбиком букв. “Номера”, – обещала надпись и призывно заманивала порхающими бабочками. Осталось только любовника добавить для комплекта.

Войдя, я попросила номер в минимальной конфигурации, разумно предположив, что в приличных гостиницах и дерут прилично, а у меня с собой никаких денег. Но я возлагала большие надежды на сумку и коварство свекрови, как вариант подкинувшую мне кошель с местной валютой, чтоб показательно разоблачить на крыльце дома и отправить не просто прочь, а сразу за решетку, как воришку.

Ничего такого не нашлось. Обычный дорожный набор. Щипчики, ножнички, расческа, флакончик духов, что-то похожее на паспорт, блокнот с карандашом, мелочи, назначение которых мне было непонятно – не то украшения, не то страшно магические штуки. Стопка документов обычного бюрократического вида, если не брать во внимание все те же столбики вместо строчек. К документам прилагался мешочек с камушком. Я было обрадовалась – драгоценное! Но нет. Камушек оказался аналогом диктофона со свидетельством моей измены. На бирке значилось, что это копия, а как по мне – полный провал.

Потому что когда я сжала блестяшку в руке…

–Вы нарочно? Вам доставляет удовольствие смотреть, как я извожусь. Ну же, скорее!– это, кажется, я, которая еще была не я.

–Наслаждение не терпит суеты, пуговка,– отвечал глубокий сочный мужской голос, прерываемый шелестом. Одежды?

–Филисет скоро вернется и никакого наслаждения не выйдет. Дайте же мне его!

Мужчина рассмеялся. Послышались невнятные звуки, шаги, шорохи.

–О-о-о, – простонала… я. –Можно? О-о-о… Он великолепен. Ох… У меня пальцы дрожат.

–Позвольте, я помогу? Дайте вашу руку… Нет, погодите, я сам.– Снова шелест и скрип. Кровать? –Какой… Хм.. тугой замочек.– С таинственным придыханием. –Отверстие маленькое… Никак не проходит… Замрите… О! Получилось. Хорошо… Да, изумительно хорошо. В самый раз. Да. Теперь вот так повернуть…

Снова мое долгое “о-о-о”, вздохи разной степени восторженности и вишенкой:

– Как же мне хочется еще…

Дальше запись обрывалась.

Зараза.

Я таки зараза?

Все эти минуты, наполненные звуками и голосами, я прислушивалась к собственному телу и… ничего. Никаких пресловутых бабочек, мурашек и прочих насекомых, мало ассоциирующихся у меня с моментами близости. Кроме одного – я тихо пустила слезу. Как-то отстраненно и между делом, как будто даже и не я. А потом так же тихо свернулась калачиком на узкой постели и закрыла глаза. На секундочку.

В стекло ударило, длинная арочная форточка взвизгнув петлями, грохнула по раме. В комнату ворвался бешеный черный ком и заметался по комнате, выписывая безумные финты и зигзаги, как поддуваемый ветром полиэтиленовый пакет.

– Пожар-р-р! – рявкнул ворон, повиснув на ободе люстры летучим мышом. Люстра качалась, вместе с люстрой качалось птичье тело, а красноглазая голова с раззявленным клювом и ниткой языка оставалась на месте. На пол медленно спланировало мелкое черное перо с пушком. Я икнула.

Вечерело. С улицы тянуло прелыми листьями. Поскрипывала люстра. Постукивала по стеклу полуоторванная задвижка…

– Банк! – заорала я, вскакивая, и заметалась по комнате почти так же, как до этого ворон.

Дурная птица, вместо того, чтобы остаться на люстре, расцепила лапы и свалилась вниз. Крылья раскрылись у самого пола. Побесновавшись у меня в ногах, ворон вспрыгнул на подоконник, затем вспорхнул на край форточки, оглянулся, обозвал меня дурой и пропал. А может, мне померещилось, и это было обычное воронье “кр-ра”?

Так или иначе, но я выскочила из комнаты в пальто нараспашку, успев наспех сунуть в сумку документы, и бросилась вдоль по улице с надеждой, что бегу в нужную сторону.

Хотелось бы сказать, что двери отделения банка приветливо распахнулись, но нет, я фактически открыла их головой. Истерически взвизгнул колокольчик, у сидящего за стойкой клерка изо рта выпало печенье и булькнуло в чашку, щедро оросив полированную поверхность.