Естьлибъ я имѣлъ менѣе приверженности къ моимъ правиламъ; то искушеніе превозмогло бы мои силы, когда предлагается о бракѣ съ Клементиною и о чести вступить въ сродство въ такую знаменитую фамилію. Ахъ! Кавалеръ, я не могу вамъ подать нималѣйшей надежды.

Пожалуйте, Сударыня, посмотрите на дражайшую вашу дочь! можетъ быть она колеблется и преклоняется въ мою пользу; воспомните, что она составляла всю радость вашего сердца. Подумайте, что съ нею сдѣлаться можетъ, и отъ чего, прошу Бога, ее предохранить, какую бы судьбу онъ мнѣ не опредѣлилъ. Какъ? Сударыня, не уже ли любвидостойная Клементина не найдетъ себѣ ходатая въ своей родительницѣ? Я свидѣтельствуюсь Богомъ что ея благополучіе болѣе участія имѣетъ въ моихъ обѣтахъ, нежели мое собственное. Еще прошу васъ, изъ любьви къ своей дочери. Но что значатъ всѣ мой пользы въ сравненіи ея выгодъ? Позвольте мнѣ колѣнопреклонно просить сильнаго вашего заступленія, и когда оное соединено будетъ съ стараніями любезнаго сердцу моему Іеронима; то предвижу изъ того такія дѣйствія, коихъ единая лестная надежда возраждаетъ во мнѣ радостное чувствованіе.

Клементина не могла слышать моихъ словъ; но какъ скоро увидѣла меня въ томъ положеніи, въ коемъ я находился; то подбѣжала ко мнѣ и простирая обѣ руки говорила своей матери, помочь ли мнѣ ему встать, Сударыня? Скажите же ему, чтобъ онъ всталъ. Онъ плачетъ, посмотрите на его слезы. Но я вижу, что и всѣ проливаютъ слезы. О чемъ же вы плачете, Кавалеръ? Матушка также плачетъ. Какаябъ была причина столь великаго сокрушенія.

Встаньте, Кавалеръ, сказала мнѣ Маркиза. О любезнѣйшая дочь! она приведетъ меня ко гробу отъ состраданія къ ней и скорьби. Вы ничего, Сударь, не получите иначе какъ по нашимъ собственнымъ условіямъ, да и сама я не желаю, чтобъ дѣла наши получили другой оборотъ. Но возможноли чтобъ сія любезная дѣвица васъ не тронула? Нечувствительной Грандиссонъ!

Тогда я вставъ говорилъ; какой мой жребій! меня называть нечувствительнымъ, Сударыня, когда сердце мое, пронзенно состояніемъ вашей любезнѣйшей дочери и тою печалію, которую она разпространяетъ въ такомъ домѣ, гдѣ все для меня равно дорого и почтенно! какое инное изьявилъ я желаніе, кромѣ того чтобъ не оставить тою закона, къ коему я приверженъ по совѣсти и по чести? Вы сами, Сударыня, имѣя матернее и дружелюбное сердце, не моглибъ быть болѣе меня опечалены.

Въ сіе время Клементина посматривала съ великимъ вниманіемъ то на меня, то на свою матушку, у коей текущія слезы видѣла. По томъ прервавъ молчаніе и поцѣловавъ у Маркизы руку говорила; я не понимаю ничего, что здѣсь происходитъ. Етотъ домъ уже не тотъ, что былъ прежде. Одна только я не перемѣниласъ. Мой батюшка со всемъ противъ прежняго перемѣнился; братцы мои также: матушка никогда не перестаетъ плакатъ. Я одна не плачу и должна всѣхъ утѣшатъ. Такъ, ето мой долгъ. Любезная матушка! перестаньте сокрушаться. Но я только умножаю вашу печаль! О! матушка, что бы вы сказали, естьлибъ я отвергла ваши утѣшенія! она стала на колѣни передъ Макизою и взявъ ея руки цѣловала съ нѣжностію. Утѣштесь, Сударыня, я васъ заклинаю, или дайте мнѣ хотя одну свою слезу дабы и я могла съ вами плакатъ. Для чего не могу я извлечь оныхъ изъ своихъ глазъ? Я вижу, что и Кавалеръ плачетъ! о чемъ ето? Не ужели вы мнѣ не скажите? Вы видите, какой примѣръ я вамъ подаю; я, слабая дѣвица не проливаю ни одной слезы. Она въ сіе время показывала весьма свободной видъ и твердостъ.

О! Кавалеръ, сказала мнѣ Маркиза испущая вздохи при каждомъ словѣ, я легко увѣряюсь, что сердце ваше тронуто.

Любезная дочь! (принявъ ее въ свои объятія) Дражайшая Клементина! Дай Боже, чтобъ жертва жизни моей могла способствовать къ твоему изцѣленію! Кавалеръ! естьлибъ мы надежны были, склоняясь на ваши предложенія… но вы ничего для насъ сдѣлать не хотите?

Какая укоризна, Сударыня, когда я до такого состоянія довелъ наше дѣло что не сдѣлалъ бы сего можетъ быть и для первой Принцессы въ свѣтѣ! позвольте мнѣ повторить оныя объясненія передъ вашею дочерью.

Какъ, прервала Клементина, что хочетъ онъ повторить? Ахъ! Сударыня, позвольте ему сказать все что онъ ни думаетъ. Дайте ему свободу облегчить свое сердце. Говорите, Кавалеръ. Могули я послужишь къ вашему утѣшенію? Мое щастіе, естьлибъ то сдѣлать могла, состояло бы въ томъ, дабы васъ всѣхъ учинить благополучными.

Сего уже излишне много, Сударыня, сказалъ я ея матери съ глубокимъ вздохомъ. Сколь удивительная изящность въ ея свойствахъ изьявляется и при возмущенномъ ея воображеніи! Не уже ли вы не вѣрите, Сударыня, что не было еще столь нещастнаго человѣка, какъ я?

О дочь моя! сказала ей Маркиза, дражайшій плодъ нѣжной моей любьви, можешь ли ты согласиться быть женою человѣка не единой съ тобой законъ исповѣдающаго, иностранца! вы видите, Кавалеръ, что я ей повторила ваши предложенія; быть женою такого человѣка, любезная моя дочь, которой противоборствуетъ какъ закону своихъ собственныхъ предковъ такъ и твоему?

Но нѣтъ, Сударыня, я не могу думать, чтобъ онъ имѣлъ о мнѣ такое мнѣніе.

Позвольте мнѣ, Сударыня, говорилъ я Маркизѣ, представишь ей сіе же самое въ другомъ видѣ… Но естьли вы мнѣ не дадите никакой надежды къ полученію вашего покровительства и естьли ничего не могу ожидать отъ Маркиза и двухъ вашихъ сыновей; то боюсь нанести вредъ тому, чего наиболѣе желаю.

Нѣтъ, Кавалеръ, они ни на что не согласятся.

И такъ, Сударыня, я долженъ казаться несправедливымъ, неблагодарнымъ и даже наглымъ въ глазахъ Клементины, естьли такое представленіе можетъ послужить къ облегченію ея сердца н къ успокоенію ея духа. Когда я лишаюсь надежды получить ваше покровительство, то дѣйствительно не остается мнѣ ничего кромѣ отчаянія.

Естьлибъ я усмотрѣла хотя малѣйшій способъ съ пользою вамъ услужить, то всевоможное употребила бы о томъ стараніе. Но въ такомъ важномъ дѣлѣ мнѣ не позволено имѣть разнаго съ моею фамиліею мнѣнія.

По томъ желая окончить такую матерію сказала она своей дочери: Не говорила ли ты мнѣ, моя дорогая, что хотѣла переговорить на единѣ съ Г. Грандиссономъ? Теперешній случай есть одинъ только такой, какого бы ты могла надѣяться. Твой батюшка и братья завтра сюда пріѣдутъ. Тогда Кавалеръ, сказала она обратясь ко мнѣ, все будетъ кончено.

Клементина говорила довольно спокойно, что она въ самомъ дѣлѣ хотѣла со мною видѣться на единѣ и не имѣла сама никакой выгоды въ томъ, что мнѣ говорить желала… думаешь ли ты, прервала Маркиза,чтобъ вспомнила все, что ему сказать хотѣла, естълибъ сама его посѣтила, такъ какъ прежде къ тому располагалась?

Такъ я выду отсюда. Выдти ли мнѣ, моя дорогая?

Клементина оборотясь ко мнѣ говорила: вы были моимъ учителемъ, Сударь, и дали мнѣ превосходныя наставленія: должна ли я желать, чтобъ матушка моя отсюда вышла? Должна ли я сказать вамъ что нибудь такое, чего бы она не могла слышать? Мнѣ кажется, что нѣтъ.

А какъ Маркиза уходила; то я ее просилъ войти въ ближній кабинетъ такъ чтобъ не была она примѣчена. Должно вамъ Сударыня, говорилъ, я ей, все слышатъ. Сей случай можетъ сдѣлаться весьма важнымъ. Естьли вы выдите, то остановитесь по крайней мѣрѣ такъ близко отъ насъ, чтобъ могли судить о нашихъ поступкахъ. Я прошу вашего одобренія или сужденія.

О! Кававлеръ, отвѣчала она мнѣ,благоразуміе и великодушіе всегда вамъ сопутствуютъ. Почто не можете вы сдѣлаться Католикомъ? По томъ она вышла и я принаровилъ такъ, что она вошла опять къ намъ не будучи усмотрена своею дочерью, которую просилъ сѣсть въ креслы, коихъ за спинокъ стоялъ прямо къ дверямъ. Она сѣла безъ всякой недовѣрчивости и приказала мнѣ сѣсть подлѣ себя.

Мы сидѣли нѣсколько минутъ въ молчаніи. Я желалъ, чтобъ она начала прежде говорить, дабы не могли меня обвинять что я предупредилъ ея воображеніе. Она казалась въ недоумѣніи; поднимала и опять опускала свои взоры и обращала ихъ на всѣ стороны. Ахъ! Кавалеръ, сказала она мнѣ напослѣдокъ, щастливо то время, какъ я была ваша ученица и когда вы учили меня по Аглински.