Могу ли я знать, Сударь, сказала я съ спокойнымъ видомъ, за какимъ дѣломъ пріѣхали вы въ Лондонъ?

Вы отгадываете, Сударыня, самое важное; я извѣстился, что сей господинъ домогается пріобрѣсть склонности вашего сердца, о успѣхѣ чего онъ и хвасталъ; то еслибъ я хотя нѣсколько былъ увѣренъ… что его богатства не убѣдятъ васъ…

Такъ возвратились ли бы вы, Г. Гревиль, въ Нортгамптон-Ширъ?

Правду сказать, Сударыня, теперь, когда уже я пріѣхалъ въ Лондонъ, заказалъ для себя уборы и другія надобности…

Все, что бы вы въ такомъ случаѣ ни предпріяли, Сударь, ни мало меня не трогаетъ; но пожалуйте вспомните только, что какъ ваши посѣщенія въ Нортгамптон-Ширѣ касались единственно до моего дяди Сельби, то и здѣсь должны относиться къ моему двоюродному брату Ревсу.

Я уже знаю, Сударыня, что вы можете быть жестокою, когда желаете; но угодно ли вамъ будетъ, чтобъ я возвратился въ провинцію?

Угодно ли будетъ мнѣ, Сударь? по истиннѣ, Г. Гревиль будетъ дѣлать то, что самому ему угодно; а я прошу единственно, чтобъ и мнѣ оставлена была такая же свобода.

Вы весьма разборчивы, Сударыня! и до чрезвычайности опасаетесь подать надъ собою хотя малѣйшую выгоду?

А мужчины, Сударь, столь много оныхъ берутъ отъ самомалѣйшаго поводу; но чтобъ вы не думали о моей разборчивости; а я справедлива, и увѣряю васъ, что еслибъ не приняла столь рѣшительнаго намѣренія…

Рѣшительнаго намѣренія… такъ точно, Сударыня, а иногда даже и упорнаго. Я признаюсь, что недосуги мои не позволяли мнѣ въ нынѣшнее время ѣхать въ городъ. Скажите, Сударыня, что вы желаете моего отъѣзда, и что ни етотъ Гарграфъ, ни племянникъ новонареченнаго вашего родителя (право, такія новыя сродства меня безпокоятъ:) не сдѣлаютъ надъ вашимъ сердцемъ ни какого впечатлѣнія, и что вы не откажете мнѣ въ чести, видѣть васъ въ то время, когда буду посѣщать Г. Ревса и тогда я обѣщаюсь вамъ еще до изходу сей недѣли въ путь отправиться; я въ сей же вечеръ отпишу къ Фенвичу то, что не должно ему быть безъизвѣстно, и что я отъѣзжаю, не получа никакого плода отъ своей поѣздки. Такое увѣдомленіе избавитъ васъ отъ свиданія со вторымъ вашимъ мучителемъ; такимъ именемъ называетъ иногда обоихъ насъ ваша сестрица Люція.

Вы столь неумѣренны, Г. Гревиль,что когда и другіе такими же быть могутъ; то и не скрою отъ васъ, что симъ бы избавили вы меня отъ труда…

Ахъ! берегитесъ; Сударыня, берегитесь по истиннѣ, подать излишній поводъ такому нещастному, которой при малѣйшемъ признакѣ, что васъ обязать можетъ, рѣшился бы объѣхать весь свѣтъ, но вы ничего не говорите о Сирѣ Гарграфѣ и о новоназванномъ вашемъ братцѣ? Простите мнѣ, Сударыня, если я столько опасаюсь сихъ вкрадчивыхъ льстецовъ, нападающихъ на васъ со стороны сожалѣнія, что требую отъ васъ нѣкоего въ томъ обнадеживанія. Но что же, Сударыня? развѣ не можете вы мнѣ подать оное съ обыкновенными своими предосторожностями? Не уже ли не могу я получить онаго въ качествѣ вашего сосѣда и стариннаго пріятеля? Ибо о любви уже и упоминать здѣсь не надлежитъ.

И такъ, Г. Гревилъ, какъ сосѣдка и какъ старинная ваша пріятельница, равно и для вашихъ недосуговъ, кои не позволяли вамъ ѣхать въ Лондонъ, совѣтую вамъ возвратиться въ провинцію.

Съ какою разборчивостію, Сударыня, довели вы меня до своего намѣренія! Вы должны по крайней мѣрѣ благодарить меня, что подалъ вамъ къ тому поводъ; но какое дадите мнѣ условіе, Сударыня, если я приму совѣтъ столь доброй сосѣдки.

Я въ томъ не откажу, Сударь, и объявлю вамъ, со всею искренностію, какъ сосѣду, и какъ старинному пріятелю моей фамиліи, что я еще не видала такого человѣка, коегобъ жедала имѣть своимъ мужемъ.

Вы его видѣли, Сударыня, по чести, вы его видѣли; при сихъ словахъ сквернавецъ схватилъ мою руку, не взирая на мое супротивленіе. Вы мнѣ ее дадите, сказалъ онъ, поднеся ее къ своему рту; и губами своими такъ сильно ее прижалъ, что оставилъ на ней признаки своихъ зубъ. Я вскричала отъ изумленія, да могу сказать, что и отъ боли. Но онъ передразнилъ мой крикъ, и схватя другую руку, равно нажалъ ее своими зубами. Вы будете щастливы, сказалъ онъ мнѣ, ежели я вамъ одну изъ нихъ оставлю; я бы охотно съѣлъ васъ живую. Вотъ, моя любезная, каковъ твой томной и безутѣшной Гревиль.

Я убѣжала отъ него въ боковую горницу, онъ пошелъ за мною съ весьма вольнымъ видомъ, прося меня, чтобъ я позволила ему посмотрѣть на мои руки, потомъ обратясь къ Г. Ревсу сказалъ ему шутливымъ голосомъ; право, я думалъ, что съѣмъ дражайшую вашу сестрицу и началъ уже было съ ея рукъ. Сей знакъ спокойства и увѣренности тронуло меня болѣе, нежели самый его поступокъ; ибо онъ мнѣ показалъ, что сродная ему веселость нимало не измѣнилась Однако я не захотѣла показаться при семъ излишне грозною; но я боялась, чтобъ сей человѣкъ, когда бы мнѣ еще довелось быть съ нимъ на единѣ, и дѣйствительно не отгрызъ у меня рукъ. Выходя отъ насъ, онъ мнѣ сказалъ, что считаетъ меня нѣсколько ободрившеюся отъ моего ужаса. Видите, прибавилъ онъ, что получаютъ отъ того, когда приводятъ честнаго человѣка въ отчаяніе; но вы желаете, чтобъ я выѣхалъ изъ города? такъ помните, что вы мнѣ объявили.

Онъ меня оставилъ къ великому моему удовольствію, что отъ него избавилась. Между тѣмъ, какъ Г. Ревсъ его провожалъ, онъ говорилъ, что для предупрежденія всѣхъ моихъ желаній, одинъ только разъ до своего отъѣзду со мною свидится, и что немедлѣнно будетъ писать Г. Фенвичу о неукоснительномъ своемъ возвращеніи въ Нортгамптон-Ширъ.

Во Вторникъ, 14 февраля.

Миссъ Клемеръ, къ коей мое дружество со дня на день умножается, показывала мнѣ сего утра свой кабинетъ, то есть, свои книги, рукодѣлія и все что служитъ къ домашнимъ упражненіямъ. Я думала, что нахожусь въ кабинетѣ дражайшей моей Люціи; ибо въ толь шумной жизни, я непрестаю помышлять о любезныхъ моихъ друзьяхъ въ Нортгамптон-Ширѣ живущихъ. Два часа, кои я провела съ Миссъ Клемеръ, показались мнѣ весьма коротки. Мнѣ сказывали, что она пишетъ совершенно, и что для тѣхъ особъ, съ коими переписывается, есть настоящая Маркиза Севинье. Я ласкаюсь, что и сама нѣкогда въ числѣ сихъ ея особъ буду, но я вижу, что отъ своихъ писемъ и чтенія не упускала она и другихъ рукодѣлій. Она для меня тѣмъ почтеннѣе, что подаетъ примѣръ опровергать мнѣнія тѣхъ, кои не ободряютъ свѣденій въ женщинахъ; нареканіе;… иногда справедливое, но надмѣру общее. Я бы не хотѣла, чтобъ сіе качество было главнѣйшимъ отличіемъ той женщины, которую люблю; но когда получаемъ дарованія, то для чего же ихъ не признавать, или оставлять безъ образованія? Мнѣ кажется, моя любезная, что по существенныхъ добродѣтеляхъ моего пола, кои суть, скромность, послушаніе, приверженность къ должностямъ закона и нравоученія, не есть нещастіе имѣть разумъ, нѣсколько образованный. Миссъ Клемеръ щастлива, какъ и твоя Генріетта, по любви своей тетки, которая ничего драгоцѣннѣйшаго ея не имѣетъ. Матушка у ней еще жива, но она любитъ только сама себя; и природа столь мало внушила ей горячности къ сей превосходной дочери, что Гжа. Вимбура, ея тетка, не могла до тѣхъ поръ быть спокойна, пока ее не отозвала къ себѣ. Мы съ Миссъ Клемеръ согласились видаться безъ всякихъ церемоній.

Я еще тебѣ скажу, что отвѣтъ прежняго Вильсонова господина послужилъ весьма много къ его одобренію и я приняла его наконецъ къ себѣ въ службу. Въ мою отлучку заѣзжала къ намъ Гжа. Вилліамсъ. Она, кажется, весьма заботится о нашихъ уборахъ для маскераду, а особливо о моихъ. Мы должны переодѣться въ ея домѣ, а оттуда уже взявъ носильщиковъ поспѣшать въ маскерадъ; она беретъ все на себя. Ты тогда узнаешь, моя любезная Люція, въ какомъ видѣ должна я показаться, когда я сама о томъ увѣдомлюсь.