Изъ Болоніи въ понедѣльникъ

въ вечеру 26 Маія.

Я возвратился домой. Вы ожидаете отъ меня, любезной Докторъ, подробнаго описанія важнаго произшествія.

Я поѣхалъ послѣ обѣда, но заблаговременно, въ томъ намѣреніи дабы препроводить нѣсколько времени съ любезнымъ моимъ Іеронимомъ. Онъ чувствуетъ еще великую боль отъ послѣдней операціи. Однако Г. Ловтеръ весьма спокоенъ и не менѣе отъ того имѣетъ надежды.

Когда мы остались на единѣ съ симъ вѣрнымъ другомъ, то онъ сказалъ мнѣ что еще не видался съ своею сестрицею; а изъ того заключаетъ что она конечно весьма нездорова; но при всемъ томъ знаетъ, что ее приготовляютъ къ принятію моею посѣщенія. О любезный Грандиссонъ! вскричалъ онъ въ восторгѣ своей нѣжности, колико я соболѣзную о столь чувствительномъ и великодушномъ сердцѣ каково ваше! Но что вы сдѣлали съ Генераломъ? Онъ увѣряетъ меня, что вамъ удивляется и васъ любитъ; а Епископъ тѣмъ поздравляетъ меня. Онъ зналъ что сіе принесетъ мнѣ чрезвычайное удовольствіе.

Въ сію самую минуту вошелъ къ Намъ Генералъ. Онъ поздоровался со мною съ такимъ дружествомъ, что я примѣтилъ радость въ глазахъ Іеронима. Въ какомъ печальномъ состояніи оставилъ я мою сестрицу! сказалъ намъ Генералъ. Я совершенно не понимаю, Кавалеръ, съ какимъ прискорбіемъ будете вы смотрѣть не сіе зрѣлище? Въ сіе время вошелъ къ намъ Прелатъ: О Кавалеръ, сказалъ онъ вошедши, моя сестрица ни къ чему не имѣетъ вниманія. Она не узнаетъ уже никого. Даже и самая Камилла кажется ей теперь незнакомою. Они совершенно позабыли въ первомъ ихъ движеніи, что такая вѣсть могла произвести сильное впечатлѣніе надъ ихъ братомъ. Успокоя же его, они просили меня войти въ горницу Г. Ловтера, которой остался одинъ съ своимъ больнымъ.

Маркиза пришла къ намъ обливаясь слезами. Сія любезная дочь уже меня не узнаетъ, и ни малѣйшаго не оказываетъ ко мнѣ вниманія. Я никогда ее еще не видала толико нечувствительною къ своей матери. Я говорила ей о Кавалерѣ Грандиссонѣ; но и ваше имя нималѣйшаго не произвело надъ нею впечатлѣнія: Чтожъ должно думать о семъ странномъ безмолвіи? Камилла сказала ей, что вы желаете ее видѣть. Моя невѣстка равное дѣлала ей обѣщаніе. О Кавалеръ! Тщетная надежда, она совершенно лишилась разума. Мы еще столь были жестокосерды, что произнесли имя Даураны; она ни мало тѣмъ не устрашилась, какъ то бывало прежде.

Камилла прибѣжавши къ намъ съ веселымъ видомъ вскричала: моя госпожа начинаетъ говорить. Я ей сказала что она должна приготовиться къ свиданію съ Кавлеромъ Грандиссономъ, и что всѣ даже к Генералъ того желаютъ. Поди прочь, отвѣчала она мнѣ, вы болѣе не обманете меня своими баснями. Вотъ все что могла я отъ нее услышать. Изъ сего заключили, что она меня узнаетъ, какъ скоро покажусь я передъ нею; такимъ образомъ пошли мы въ кабинетъ Маркизы. Духовный отецъ сдѣлалъ мнѣ весьма выгодное изображеніе, Генераловой супругѣ, которой я еще не видалъ; и я узналъ отъ Прелата, что при всемъ достоинствѣ Маркизы, она была воспитана по французскому образцу. Маркизъ, Графъ, духовный отецъ и сія Госпожа, коей прелестями я дѣйствительно былъ удивленъ, находились въ кабинетѣ. Генералъ взялъ на себя представить меня своей супругѣ. Потомъ мы сѣли. Когда всѣ приготовились, какъ я примѣтилъ, наблюдать какое вниманіе окажетъ Климентина, когда представятъ меня предъ нее при всемъ собраніи. Но я спросилъ Маркизу, не опасается лиона, чтобъ столь многочисленная компанія не причинила ей сильнаго движенія. Дай Богъ, отвѣчалъ Маркизъ воздыхая, чтобъ она чемъ ниесть была тронута! Наши разговоры, сказала Маркиза, будутъ таковы какъ въ обыкновенномъ собраніи. Сколько разъ ни покушались мы возбуждать ея вниманія другими средствами? Впрочемъ, присовокупилъ Прелатъ, мыей ближайшіе родственники. И намъ удобнѣе будетъ, сказалъ Генералъ, наблюдать все ея движенія. Она предупреждена, говорила Маркиза, о всѣхъ особахъ, коихъ должна здѣсь видѣть и приказала чтобъ съ не были только Камилла и Лавра.

Въ ту самую минуту пришла любезная Климентина поддерживаемая Камиллою, а за нею Лавра. Она шла потупя взоры тихо но величественнно. На ней была черная роба волочащаяся по земли. Бѣлая флеровая фата покрывала лице ея. Какое живое изображеніе печали!

Я почувствовалъ во внутренности моего сердца чрезвычайное движеніе. Я поднялся со стула, и опять сѣлъ на оной, я поднялся вторично, будучи въ недоуменіи и не зная что дѣлать и что говорить.

Она остановилась по срединѣ кабинета и обратилась къ Камиллѣ, показывая ей, чтобъ поправила ея покрывало, но не произнося ни слова, не подымая глазъ своихъ передъ нею, и не примѣчая никого. Я хотѣлъ была къ ней подойти, но Генералъ удержалъ меня за руку. Постойте, постойте, любезный Грандиссонъ, сказалъ онъ мнѣ. Но ваша чувствительность меня пленяетъ. Она идетъ! Она подходитъ къ намъ!

Она приближалась съ закрытыми въ половину глазами и потупленными въ землю. На движеніе же, кое она сдѣлала оборотясь къ окошку, Камилла ей сказала: сюда, сюда, Сударыня, и повела ее къ кресламъ, нарочно для нее поставленнымъ между обѣими Маркизами. Она слѣдовала къ онымъ безъ всякаго супротивленія и сѣла. Ея мать плакала. Молодая Маркиза также плакала. Ея родитель воздыхалъ, и обращалъ на нее свои взоры. Мать ея взяла ее за руку говоря, ей: любезнѣйшая моя, посмотри вокругъ себя. Пожалуйте, Сударыня, сказалъ старой Графъ, дайте ей волю дѣлать собственныя свои наблюденія. Она казалось нимало не внимала тому, что мать ея и дядя ни говорили. Она все смотрѣла въ землю. Камилла стояла позади ея.

Генералъ всталъ съ видомъ прискорбія смѣшаннаго съ нетерпѣливостію, и подошелъ къ ней. Любезная сестрица, сказалъ онъ ей, наклоня свою голову на плечо ея, взгляните хотя на насъ. Не поступайте съ нами съ такимъ презрѣніемъ. Посмотрите, вашъ родитель, ваша родительница, сестра ваша и всѣ плачутъ вокругъ васъ. Естьли вы насъ любите, то окажите намъ хотя единую улыбку. Онъ взялъ ее за руку, кою мать ея оставила, предаваясь собственнымъ своимъ движеніямъ.

Наконецъ она на него взглянула; и дѣлая принужденное угожденіе, улыбнулась; но печаль толико овладѣла всѣми ея чертами, что она ничего не могла сказать своему брату кромѣ единаго желанія обязать его. Ея улыбка казалась погруженною во мракѣ печали. Но дабы оказать нѣсколько болѣе угожденія, она вырвала свою руку у брата, оглядывалась на обѣ стороны, и узнавши мать свою, взяла ея руку обѣими своими руками, наклонясь къ оной съ нѣжнымъ движеніемъ.

Когда Маркизъ всталъ со стула, утирая платкомъ свои слезы. Дражайшая дочь! вскричалъ онъ; Ахъ! естьлибъ мнѣ никогда не видать такой улыбки! Она пронзаетъ, присовокупилъ онъ, мое сердце.

Любезнѣйшая и снисходительнѣйшая сестрица, и такъ вы еще насъ не презираете! Но посмотрите на слезы, кои вы проливать заставляете. Посмотрите на своего родителя. Онъ ожидаетъ отъ васъ хотя малѣйшаго утѣшенія. Его скорбь происходитъ отъ вашего молчанія…

Она взглянула въ ту сторону, гдѣ я сидѣлъ. Меня увидѣла: содрогнулась, паки на меня взглянула; и паки содрогнулась, и оставя руку своея матери, поперемѣнно блѣднѣя и краснѣя, встала, ухватилась обѣими руками за Камиллу.… О Камилла! Вотъ все что она могла произнести. Тогда источникъ слезъ полился изъ глазъ ея; и все собраніе, хотя чувствительно было тѣмъ тронуто, но чувствовало облегченіе, видя толикое изобиліе текущихъ слезъ. Я дѣйствительно подбѣжалъ бы къ ней, и принялъ бы ее въ свой обьятія, не взирая на все собраніе; но Генералъ удержавши меня сказалъ мнѣ такъ громко, что она могла слышать: любезной Грандиссонъ, останьтесь на своемъ мѣстѣ. Естьли Клементина не позабыла Англинскаго своего учителя, то она весьма будетъ рада, увидя его опять въ Болоніи. О Камилла, вскричала она, и такъ ты меня не обманула! Я опять стану тебѣ вѣрить. Ето онъ. Ето точно онъ; и наклонясь къ груди сей дѣвицы, она скрывала свои слезы, кои омочали лице ея.