1907 6 Погребенье Глубь земли... Источенные крипты. Слышно пенье – погребальный клир. Ветви пальм. Сухие эвкалипты. Запах воска. Тление и мир... Здесь соборов каменные корни. Прахом в прах таинственно сойти, Здесь истлеть, как семя в темном дерне, И цветком собора расцвести! Милой плотью скованное время, Своды лба и звенья позвонков Я сложу, как радостное бремя, Как гирлянды праздничных венков. Не придя к конечному пределу И земной любви не утоля, Твоему страдающему телу Причащаюсь, темная земля. Свет очей – любовь мою сыновью Я тебе незрячей отдаю И своею солнечною кровью Злое сердце мрака напою. 1907 7 Воскресенье Сердце острой радостью ужалено. Запах трав и колокольный гул. Чьей рукой плита моя отвалена? Кто запор гробницы отомкнул? Небо в перьях – высится и яснится... Жемчуг дня... Откуда мне сие? И стоит собор – первопричастница В кружевах и белой кисее. По речным серебряным излучинам, По коврам сияющих полей, По селеньям, сжавшимся и скученным, По старинным плитам площадей, Вижу я, идут отроковицами, В светлых ризах, в девственной фате, В кружевах, с завешенными лицами, Ряд церквей – невесты во Христе. Этим камням, сложенным с усильями, Нет оков и нет земных границ! Вдруг взмахнут испуганными крыльями И взовьются стаей голубиц. 1907 Гностический гимн Деве Марии Славься, Мария! Хвалите, хвалите Крестные тайны Во тьме естества! Mula-Pracriti — Покров Божества. Дремная греза Отца Парабрамы, Сонная Майа, Праматерь-материя! Греза из грезы... Вскрываются храмы. Жертвы и смерти Живая мистерия. Марево-Мара, Море безмерное, Звезда над морями! Мерною рябью Разбилась вселенная. В ритме вскрывается Тайна глубинная... В пенные крылья Свои голубиные Морем овита, Из влаги рожденная — Ты Афродита — Звезда над морями. Майею в мире Рождается Будда. В областях звездных Над миром царит. Верьте свершителю Вышнего чуда: Пламя, угасшее в безднах, Горит!.. Майа, принявшая Бога на крест, Майа, зачавшая Вечер – Гермеса. С пламени вещих Сверкающих звезд Сорвана дня Ледяная завеса. Мы в безднах погасли, Мы путь совершили, Мы в темные ясли Бога сложили... 1907 Петербург Киммерийские сумерки Константину Феодоровичу Богаевскому 1 Полынь Костер мой догорал на берегу пустыни. Шуршали шелесты струистого стекла. И горькая душа тоскующей полыни В истомной мгле качалась и текла. В гранитах скал – надломленные крылья. Под бременем холмов – изогнутый хребет. Земли отверженной – застывшие усилья. Уста Праматери, которым слова нет! Дитя ночей призывных и пытливых, Я сам – твои глаза, раскрытые в ночи К сиянью древних звезд, таких же сиротливых, Простерших в темноту зовущие лучи. Я сам – уста твои, безгласные как камень! Я тоже изнемог в оковах немоты. Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень, Незрячий и немой, бескрылый, как и ты. О, мать-невольница! На грудь твоей пустыни Склоняюсь я в полночной тишине... И горький дым костра, и горький дух полыни, И горечь волн – останутся во мне. 1907 <Петербург> 2 Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель... По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре. По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль, И лежит земля страстная в черных ризах и орарях. Припаду я к острым щебням, к серым срывам размытых гор, Причащусь я горькой соли задыхающейся волны, Обовью я чобром, мятой и полынью седой чело. Здравствуй, ты, в весне распятый, мой торжественный Коктебель! 1907 Коктебель 3 Темны лики весны. Замутились влагой долины, Выткали синюю даль прутья сухих тополей. Тонкий снежный хрусталь опрозрачил дальние горы. Влажно тучнеют поля. Свивши тучи в кудель и окутав горные щели, Ветер, рыдая, прядет тонкие нити дождя. Море глухо шумит, развивая древние свитки Вдоль по пустынным пескам. |
