[Fam., XIII, 29]

Рим, начало 46 г.

Марк Туллий Цицерон шлет привет Луцию Планку2166.

1. Ты, не сомневаюсь, знаешь, что из числа тех близких друзей, которых тебе оставил отец, я связан с тобой теснейшим образом, и не только в силу этих причин, которые создают видимость великого союза, но также тех, которые поддерживаются близкой дружбой и общением, а мое общение с твоим отцом, как ты знаешь, было чрезвычайно приятным и очень тесным. Моя любовь к тебе, возникшая из этих начал, увеличила близость, перешедшую от отца, — тем более, что я понял, что как только твой возраст позволил тебе судить о том, кого в какой мере следует ценить, ты начал особенно уважать, почитать, любить меня. К этому присоединилась немалая связь как в виде занятий, которая сама по себе важна, так и в виде тех занятий, тех наук, которые сами по себе связывают близкой дружбой тех, кто обладает одной и той же склонностью.

2. Ты, я полагаю, выжидаешь, что я имею в виду, начав так издалека. Итак прежде всего считай, что это упоминание сделано мной не без важной и законной причины. Я поддерживаю самые дружеские отношения с Гаем Атеем Капитоном2167. Тебе известны превратности моей судьбы. При всех моих и почестях и бедствиях к моим услугам были и готовность, и содействие, и авторитет, и влияние, а также имущество Гая Капитона, и он сообразовывался с обстоятельствами и переменами в моей судьбе.

3. У него был родственник Тит Антистий. На основании жребия он получил должность квестора в Македонии, и его не сменили, в то время как в эту провинцию вступил с войском Помпей. Антистий не смог ничего сделать; ведь если бы он мог, самым лучшим для него было бы возвратиться к Капитону, которого он любил как отца, — особенно когда он знал, как высоко его ценит и всегда ценил Цезарь. Но будучи застигнут, он взял на себя обязанности лишь в такой мере, в какой он не мог их отвергнуть.

4. Когда в Аполлонии чеканили серебряную монету2168, не могу сказать, что он ведал этим, и не могу отрицать его присутствия, но не дольше двух или трех месяцев. В дальнейшем его в лагере2169 не было: он уклонился от всяких обязанностей. Пожалуйста, поверь мне в этом как свидетелю, ибо он видел мою печаль во время той войны, обо всем со мной беседовал. Поэтому он удалился вглубь Македонии, возможно дальше от лагеря, не только чтобы не ведать каким бы то ни было делом, но чтобы не быть даже причастным. После сражения2170 он отправился в Вифинию, к своему близкому другу Авлу Плавцию. Когда его там увидел Цезарь, то не сказал ни слова строго, ни слова жестко; он приказал прибыть в Рим. Тот вскоре заболел и не выздоровел; больной он приехал в Коркиру и там умер. По завещанию, составленному им в Риме в консульство Павла и Марцелла2171, Капитон является наследником пяти шестых его имущества; шестая часть причитается тем, от кого она может перейти к государству без какой либо жалобы с чьей бы то ни было стороны2172. Она составляет около 3 000 000 сестерциев; но это решит Цезарь.

5. Во имя дружбы с твоим отцом, мой Планк, во имя нашего взаимного расположения, во имя наших занятий и столь похожего течения всей нашей жизни, прошу тебя взяться за это дело и ходатайствую перед тобой так, что с большей заботой, с большим рвением я не мог бы; считай его моим; приложи старания, борись и добейся, чтобы благодаря моей рекомендации, твоему рвению, милости Цезаря Гай Капитон получил наследство от своего родственника. Если я добьюсь от тебя этого, буду считать, что ты по собственному побуждению предоставил мне всё, чего я мог бы, при твоем нынешнем сильнейшем влиянии и могуществе, добиться от тебя, если бы я тебя попросил.

6. Надеюсь, тебе поможет то, в чем сам Цезарь в состоянии быть наилучшим судьей: Капитон всегда уважал и любил Цезаря. Но он сам свидетель этому; я знаю его память. Потому я тебя ничему не учу; ходатайствуя о Капитоне перед Цезарем, используй только то, о чем он, по твоему мнению, помнит.

7. Я же сообщу тебе то, что я мог испытать на самом себе. Насколько оно веско, ты сам увидишь. Чьим сторонником я был в государственных делах и чье дело защищал, на каких людей и сословия опирался, и кто меня оборонял, ты хорошо знаешь. Верь мне, пожалуйста, вот в чем: если во время этой самой войны2173 я и сделал что-либо менее угодное Цезарю (как я понял, сам Цезарь знает, что я сделал это совершенно против своей воли), то я сделал это по совету, по настоянию, под влиянием других; то, в чем я был умереннее и воздержаннее, чем кто-либо из той партии, я сделал преимущественно под влиянием Капитона; если бы мои остальные друзья походили на Капитона, то государству я, быть может, принес бы некоторую пользу, себе во всяком случае огромную.

8. Если ты, мой Планк, сделаешь это, ты укрепишь мою надежду на твое расположение ко мне, а самого Капитона, благодарнейшего, обязательнейшего, превосходного мужа, ты своей необычайной услугой присоединишь к числу своих друзей.

[Fam., V, 21]

Рим, апрель 46 г.

Марк Туллий Цицерон шлет привет Луцию Месцинию.

1. Письмо твое, из которого я понял то, что предполагал и без письма, — что ты охвачен сильнейшим желанием повидаться со мной, было мне приятно. Это я принимаю с радостью, однако так, что не уступаю тебе. Пусть так я достигну всего, чего желаю, как сильно я хочу быть с тобой! Право, когда было большее число и честных мужей и честных граждан и приятных мне и любящих меня людей, всё же не было никого, с кем бы я бывал охотнее, чем с тобой, и лишь с немногими я бывал с одинаковым удовольствием. Но при нынешних обстоятельствах, когда одни погибли2174, другие далеко2175, а третьи изменили своим убеждениям, я, клянусь богом верности, охотнее проведу один день с тобой, нежели все это время с большинством тех, с кем я живу по необходимости. Будь уверен, что одиночество, в котором и то нельзя находиться, мне приятнее разговоров с частыми посетителями моего дома, кроме одного или, самое большее, двоих.

2. Поэтому я пользуюсь тем же прибежищем, которое, полагаю, следует использовать и тебе, — своими скромными литературными занятиями, а кроме того — сознанием честности своих замыслов. Ведь я таков (как ты с величайшей легкостью можешь себе представить), что я никогда не предпочитал делать что-либо ради себя, а не ради своих сограждан; не будь моим недоброжелателем человек, которого ты никогда не любил2176 (ведь ты любил меня), то и сам он и все честные были бы счастливы. Я тот, кто не захотел, чтобы чья бы то ни было мощь была сильнее, чем полное достоинства спокойствие. И я же, как только почувствовал, что то самое оружие, которого я всегда боялся2177, могущественнее того согласия среди честных, которого я добился2178, — предпочел принять мир на любых безопасных условиях, вместо того, чтобы сразиться в бою с более сильным. Но об этом и многом другом вскоре можно будет при встрече.

3. Но меня удерживает в Риме не что иное, как ожидание новостей из Африки2179. Мне кажется, что дело дошло до близкой развязки. Однако, думается мне, что для меня все-таки несколько важно (хотя я и не вполне понимаю, что именно для меня важно) находиться недалеко от друзей, способных подать мне совет, какие бы известия оттуда ни поступили. Ведь дело уже доведено до того, что при всем различии целей тех, кто сражается, я в будущем не вижу большой разницы в случае победы2180. Но мой дух, который, быть может, оказался менее твердым при сомнительном положении, в отчаянном, конечно, стал много тверже. Мне придало сил и твое предыдущее письмо, из которого я понял, как стойко ты переносишь несправедливость2181, и мне помогло сознание, что и твоя чрезвычайная доброта и твое образование принесли тебе пользу. Сказать правду, мне казалось, что ты отличаешься некоторой изнеженностью, как и почти мы все, благородно прожившие свою жизнь в счастливом и свободном государстве.