3. Ты, конечно, знаешь (ведь от тебя ничто не могло укрыться), что было время, когда люди полагали, что ты чересчур покоряешься обстоятельствам4121; и я полагал бы это, если бы находил, что ты одобрял то, что ты терпел. Но так как я понимал, что ты чувствовал, я находил, что ты видел, что ты мог. Теперь положение иное. Суждение обо всем за тобой и притом свободное. Ты — избранный консул в цветущем возрасте, обладаешь необычайным красноречием, при величайшем недостатке таких мужей в государстве. Во имя бессмертных богов, отдайся этой заботе и помышлению, которые могут придать тебе наивысшее достоинство и славу. Но к славе есть один путь, особенно в настоящее время, когда государство истерзано в течение стольких лет, — в честном управлении государством.

4. Я счел нужным написать тебе это скорее под влиянием приязни, а не потому, чтобы я полагал, что ты нуждаешься в напоминаниях и наставлениях. Ведь я знал, что ты черпаешь это из тех же источников, из которых почерпнул я сам4122. Потому буду соблюдать меру. Теперь я только счел нужным намекнуть тебе, чтобы скорее высказать тебе свою приязнь, нежели показать проницательность. Между тем я буду ревностно и тщательно заботиться о том, что, по моему мнению, имеет отношение к твоему достоинству.

[Fam., XII, 2]

Рим, конец сентября 44 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Гаю Кассию.

1. Я чрезвычайно рад, что ты одобряешь мое мнение и речь4123; если бы возможно было чаще выступать с речью, восстановление свободы и государственного строя не составило бы никакого труда. Но безумный и падший человек4124, еще более негодный человек, нежели тот, о котором ты сказал, что «убит величайший негодяй»4125, стремится начать резню и обвиняет меня в том, что я был зачинщиком убийства Цезаря, только с той целью, чтобы возбудить против меня ветеранов. Этой опасности я не страшусь, только бы она соединила славу вашего поступка4126 с похвалой мне.

Таким образом, ни Писону4127, который напал на него первым, никем не будучи поддержан, ни мне, который сделал то же тридцатью днями спустя, ни Публию Сервилию4128, который последовал моему примеру, нельзя безопасно приходить в сенат4129. Ведь гладиатор4130 ищет резни и решил, что начнет ее с меня за двенадцать дней до октябрьских календ; к этому дню он пришел подготовленным, после того как он в течение многих дней размышлял в усадьбе Метелла4131. Но какое размышление было возможно среди распутства и пьянства? Поэтому, как я писал тебе ранее, всем показалось, что он, по своему обыкновению, изблевает, а не говорит4132.

2. Итак, ты уверен, пишешь ты, что мой авторитет и красноречие могут принести некоторую пользу; кое-какую, применительно к столь великим несчастьям, они принесли. Ведь римский народ понимает, что есть трое консуляров4133, которые, так как они придерживаются честных взглядов на положение государства и свободно высказались, не могут безопасно прийти в сенат. К тому же нет оснований ожидать что-либо сверх этого. Ведь твой родственник4134 находит удовольствие в новых родственных узах4135. Поэтому он уже не относится с рвением к играм и готов лопнуть от бесконечных рукоплесканий твоему брату4136. Другого родственника4137 смягчили новые записи Цезаря. Но это терпимо; невыносимо то, что находится человек, который считает, что его сын станет консулом в ваш год4138, и по этой причине выставляет напоказ свое раболепие перед этим разбойником.

3. Ведь Луций Котта4139, мой близкий, ввиду какого-то рокового отчаяния, как он говорит, реже приходит в сенат. Луцию Цезарю4140, честнейшему и храбрейшему гражданину, мешает нездоровье. Сервий Сульпиций, обладающий и необычайным авторитетом и честнейшими взглядами, отсутствует4141. Что касается остальных, за исключением новоизбранных4142, — прости меня, если я не считаю их консулярами.

Вот вершители государственных дел; число их было бы ничтожным даже при благополучии; каким ты считаешь его при крушении? Поэтому вся надежда на вас4143; если же вы именно для того и отсутствуете, чтобы быть в безопасности, то даже не на вас; но если вы замышляете кое-что достойное своей славы, то я хотел бы — пока я невредим. Если это не так, то все же государство благодаря вам в скором времени восстановит свое право.

Твоих родных я не оставляю без помощи. Обратятся ли они ко мне или не обратятся — все-таки в своем расположении и преданности я поручусь тебе. Будь здоров.

[Fam., XVI, 25]

Афины, сентябрь или октябрь 44 г.

Цицерон сын шлет большой привет Тирону.

Хотя ты воспользовался законным и удобным оправданием перерыва в твоих письмах, всё же прошу тебя не поступать так впредь. Ведь хотя я узнаю о положении государства на основании слухов и вестей, и отец, по своему расположению ко мне, всегда пишет мне, всё же письмо, написанное мне тобой о любой мелочи, всегда было приятнейшим. Поэтому, так как мне особенно не хватает твоих писем, свою обязанность писать мне избегай выполнять больше извинениями, чем непрерывностью переписки. Будь здоров.

[Fam., XII, 3]

Рим, начало октября 44 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Гаю Кассию.

1. Твой друг4144 с каждым днем усиливает свое неистовство. Прежде всего, на статуе4145, которую он воздвиг на рострах, он сделал надпись: «Отцу за величайшие заслуги», так что вас признают не только убийцами, но уже отцеубийцами. Почему я говорю «вас признают»? Скорее — нас признают. Ведь тот неистовый4146 говорит, что я был главарем в вашем прекраснейшем деянии. О, если бы я действительно был им! Он не причинял бы нам неприятностей4147. Но это ваше дело; так как оно позади, я хотел бы быть в состоянии дать вам какой-нибудь совет. Но я не нахожу, что следует делать даже мне самому. В самом деле, что может быть сделано против насилия без применения насилия?

2. Но весь их замысел состоит в том, чтобы преследовать за смерть Цезаря. Поэтому за пять дней до октябрьских нон, будучи выведен Каннуцием4148 для произнесения речи на сходке, он4149, правда, ушел с величайшим позором, однако сказал о спасителях отечества то, что следовало бы сказать о предателях. А обо мне — без колебания, что и вы сделали всё по моему совету, и Каннуций делает. Каково прочее, суди на основании того, что у твоего легата4150 они отняли деньги на дорогу. Какие, по твоему мнению, они дают объяснения, поступая таким образом? — Что они4151, несомненно, доставляются врагу. О несчастье! Господина мы не могли переносить; у товарища-раба4152 мы в рабстве. И все-таки — правда, я более желаю, нежели надеюсь — даже теперь вся надежда на твою доблесть. Но где силы? Что касается остального, предпочитаю, чтобы ты говорил сам с собой, а не выслушивал мои слова. Будь здоров.