— Найдешь в темноте?

— Поищу.

По пути он попал под обстрел. Немецкие разведчики пытались пробраться в тыл, но гвардейцы 137-го полка заметили пх. Разгорелся бой. Большую часть пути Мариан был вынужден ползти по мокрому песку. Он хорошо ориентировался и вскоре добрался до штаба, который находился на опушке леса, немногим больше километра севернее Выгоды.

Командира полка не было. Около радиостанции сидели, обнявшись, две девушки с расстроенными лицами. Геновефа Невчас утешала девятнадцатилетнюю Пелагею Хемерлинг, которая была моложе ее на три года.

— Пеля, почему ты плачешь? — спросил Мариан.

— Как не плакать, Мишка? Черти бы побрали этот шкаф. — И она стукнула кулаком по радиопередатчику.— Без радиотехника мы не справимся. На учениях все было в порядке, а вот теперь не работает. Разве это не свинство?

По приказу генерала Межицана рядом со штабом 4-го гвардейского корпуса на Висле, к северу от Острува, был оборудован солидный командный пункт.

С наступлением темноты сюда стали прибывать тяжелые грузовики. Из туч упали первые капли дождя, сверкнула молния, и хлынул дождь, загоняя всех в землянки.

Ордзиковский из оперативного отдела неторопливо подошел к танку командира бригады и просунул голову в люк механика.

— Ну как, Олек, поймал? — спросил он радиста.

— Так точно, гражданин поручник. — Сержант Василевский лихо сдвинул шлемофон на затылок. — Только что отозвался подпоручник Хелин. Они в саду около фольварка Ленкавица, у прудов. У них четыре машины.

Ордзиковский аккуратно нанес знак на карту и направился прямо к землянке генерала.

— Разрешите войти?

— Входи. Что у вас?

— Сержант Василевский установил радиосвязь с 3-й ротой 1-го полка. У них четыре машины. Командование принял на себя подпоручник Хелин. Позиции я нанес на карту.

— Передай ему по радио, что он назначен командиром роты. Покажи карту. — Генерал перенес тактический знак на свою карту. — Мало! — Он внимательно посмотрел на поручника: — Где же остальные?

Последовало молчание.

Ордзиковский собрался с духом и хотел было сказать что-то о связи, но в этот момент по столбу у дверей постучал капитан Токарский. Прищурившись от яркого света, он доложил:

— Гражданин генерал, заместитель командира 2-го полка по политико-воспитательной работе явился.

— Заместитель командира бригады, — поправил его Межицан и, видя удивление на сухом, жестком лице Юлиана, добавил: — Мне нужен заместитель на плацдарме, а не на том берегу. Так что приступай, а назначение на бумаге я оформлю после сражения.

— Слушаюсь.

— Ты по какому делу?

— Доложить о расположении танковых рот.

— Какие данные?

— Я только что оттуда. Разговаривал с заместителями командиров — с Ольшевским, Марчуком и Опаровским.

Межицан весело подмигнул Ордзиковскому и вновь обратился к капитану:

— Показывай на карте.

— Все очень просто. — Токарский взял в руку остро отточенный карандаш и показал вдоль дороги — 1-я рота, девять машин, начиная от окраины Целинува, стоит в Сухой Воле. Дальше — 2-я рота, тоже девять машин, до этой дорожки за прудом. 3-я рота в полном составе — в Басинуве, за поворотом дороги, проходящей через деревню. Две первые окопались, третья начала готовить позиции.

В то самое время, когда капитан Токарский, теперь заместитель командира 1-й танковой бригады имени Героев Вестерплятте, показывал генералу Межицану позиции 2-го танкового полка, происходило много событий — и важных, и совсем незначительных.

Дождь перестал, лишь тяжелые капли падали с деревьев. Хорунжий Рудольф Щепаник, опершись головой на ящик с 76-мм снарядами, спал в своем танке и видел сон.

И снился ему не подожженный накануне «тигр», нет. Он видел во сне, как однажды, еще на Оке, Сверчевский инспектировал войска.

Рудольф, стоя в шеренге по стойке «смирно», краем глаза увидел, как генерал остановился перед его сестрами — Ядвигой и семнадцатилетней Лидкой, взял в руку тяжелые косы Лидки и спросил, уж не собирается ли она воевать с такой прической. Девушка покраснела и не знала, что ответить. Тогда генерал снял шапку, провел рукой по своей блестящей лысине и сказал во весь голос, чтобы слышали все в строю:

— Солдату полагается такой чуб, как у меня…

Сержант Лидия Щепаник, шифровальщица штаба 1-го танкового полка, сидит в землянке на высоте 112,2 и плачет. Вокруг храпят связисты, клюет носом сонный телефонист, а она при свете коптилки пишет письмо родителям хорунжего Грушки о том, что их сын погиб.

Она знала Эдека, будучи еще девчонкой. Они жили на одной улице в Бориславе. Потом, уже в армии, когда за опоздание из увольнения Лидия получила три дня ареста, Эдек украдкой приносил ей что-нибудь вкусненькое. И вот сейчас один из автоматчиков сказал, что Эдека убили.

Лидка плачет от жалости, а также и от страха, потому что ночь темная, снаряды рвутся совсем рядом, а Ядзя, старшая сестра, далеко — в штабе бригады.

Почти в километре к западу группа разведчиков 142-го полка под командованием старшины Силанова, незаметно перейдя линию фронта, подползла к лесной сторожке Остшень. ОНИ замаскировались в папоротнике и при свете ракет считали сосредоточенные здесь танки и самоходные орудия. Машин было не менее восьми и, кроме того, рота солдат.

Гвардейцы терпеливо ждут. Вот один из немцев с автоматом на плече подходит совсем близко к дереву, где они лежат. Никто не слышит короткого стона. Разведчики осторожно пробираются от дерева к дереву, неся связанную добычу.

На дорогах плацдарма, ведущих на юг, стало тесно. Не только по главному шоссе, но и проселочными дорогами, по колеям, выбитым крестьянскими возами, с севера движется советская артиллерия разных калибров: маленькие, как игрушки, «сорокапятки»; стройные полевые орудия ЗИС с длинными шеями, похожие на рассерженных гусей; приземистые, с задранными вверх стволами 122-мм гаубицы; тяжелые минометы.

Это ночное движение станет понятным, если заглянуть на десять километров ближе к Пилице. После захода солнца 8-й и 9-й пехотные полки 3-й дивизии имени Ромуальда Траугутта начали сменять советские подразделения. Гвардейцы остались в окопах вместе с поляками еще на день, чтобы передать им свое хозяйство и сообщить сведения о противнике. Артиллеристы же были свободны. 1-я армия Войска Польского для обороны северного участка плацдарма выделила 269 орудий и 166 минометов.

Так что, пока капитан Токарский делал свое краткое донесение, в разных местах магнушевского плацдарма происходили разные события — и важные, и незначительные, те, о которых мы знаем, и те, о которых никогда не узнаем. Тем временем, бесшумно пробираясь между стволами сосен, между взрывами снарядов и мин, между жизнью и смертью, наступила полночь, завершив день 10 августа 1944 года.

От землянки командира гвардейского стрелкового корпуса до штаба 1-й бригады всего несколько сотен шагов. После совещания у Глазунова Межицан медленным шагом возвращается к себе, в задумчивости посасывая трубку. Кругом — темень, хотя ветер и разогнал дождевые тучи. Лишь на горизонте видны зарева пожарищ.

Мысленно генерал все еще видит перед собой ярко освещенную карту. Клин, вбитый 9 августа в советские позиции, вчера утром имел форму загнутого к востоку серпа. Сегодня этот клин значительно расширился и у основания достиг уже более двух километров ширины. Танковая дивизия «Герман Геринг» захватила высоту 132,1. лес Ленги, деревню и фольварк Студзянки, а также кирпичный завод. Гитлеровцам не удалось овладеть Выгодой, но их неоднократные атаки в лесу Остшень не остались безрезультатными: 2-й и 3-й батальоны 142-го полка оказались наполовину окружены с севера, 1-й батальон обороняется несколько восточнее, немцы заняли лесную сторожку и остановились в 200 метрах от высоты 112,2 — командного пункта 142-го гвардейского полка и 1-го танкового полка. И хотя противник не прорвался к шоссе, ведущему из Рычивула в Магнушев, обстановка продолжает оставаться напряженной. Однако соотношение сил изменилось в нашу пользу.