— Она носила виниры. Никто не подозревал этого. Многим Стражам-девочкам делают косметические стоматологические операции в раннем возрасте.

— Полли знала, кто она? — спрашивает Натали.

— Она не знала, что была другой, пока ты не родилась, — говорит Эмиссар Бьюкенен. — Она думала, что у всех маленьких девочек нет сердцебиения, и есть жажда крови. Но ты появилась, она поняла, что что-то с ней не так. Мы с твоим отцом объяснили ей, кем она была, и кто ее настоящий отец, и что она должна держать это в секрете.

— Итак, она всегда знала? — Натали садится обратно в кресло. — А как же ее сердце? Наверняка кто-то заметил, что оно не стучит.

— Ты — нет, — говорит Эмиссар Бьюкенен.

Натали немного краснеет.

— Люди обычно не подходят ко всем, чтобы проверить пульс друг у друга, Натали. Зачем они будут это делать? Кроме того, она выглядела как человек, — говорит Эмиссар Бьюкенен.

— И мы смогли убедить Крейвена осматривать ей, чтобы он мог подделать результаты анализов и прочего, — говорит генерал Бьюкенен из другого угла комнаты. — Никто ничего не подозревал.

— А Пуриан Роуз знал, что она его дочь? — спрашивает Натали.

— Я сказала ему, что она Джонатана, — отвечает Эмиссар Бьюкенен.

Выражение лица генерала Бьюкенена застывает. Он затягивается сигаретой и вьющимися клубами выпускает дым изо рта.

— Почему ты не сказала мне, кем она была? — спрашивает Натали. — Почему она не сказала?

— Она боялась, что ты не примешь ее, — отвечает Эмиссар Бьюкенен.

Натали краснеет.

— Почему? Она была моей сестрой! Я любила ее.

— Я знаю, — говорит Эмиссар Бьюкенен. — Я пыталась сделать так, чтобы Полли чувствовала себя частью семьи. Я души не чаяла в ней, я осыпала ее подарками и лаской. Я делала все, что могла, чтобы заставить ее почувствовать себя особенной, красивой, принятой, но она никогда этого не чувствовала. Она всегда считала себя изгоем.

— Да, что ж, такое порой случается, когда вы заставляете людей, как она, жить за стенами гетто, — бормочу я.

Эмиссар Бьюкенен плотно сжимает тонкие губы.

— Как вы можете оправдывать то, что вы сделали с моим народом, когда ваша собственная дочь была одной из нас? — произношу я, и злость кипит внутри меня.

— Она не была одной из вас, — жестко отвечает Эмиссар Бьюкенен. — Полли была в основном человеком. Она была хорошей девочкой, она не представляла никому угрозы, в отличие от Дарклингов.

Я сжимаю руки в кулаки, и Натали качает головой в отвращении.

— Как ты могла позволить Пуриану Роузу пытать ее в ту ночь, когда они пришли за отцом? — спрашивает Натали. — Наверное, она была убита горем, что ты выбрала меня, а не ее и позволила, чтобы ее собственный отец сделал с ней такое.

— Я выбрала Полли, потому что она была физически сильнее, чем ты, Натали, — отвечает Эмиссар Бьюкенен. — Эти раны бы убили тебя. Я объяснила это ей позже, и она поняла. Она простила меня.

Натали быстро закатывает глаза.

— Ты не заслужила ее прощения. Ты должна была сказать мне, кем она была. Я могла быть рядом с ней, но ты не дала мне шанса.

Натали встает и выходит из комнаты. Я следую за ней, закрыв за собой дверь, перекрывая звук рыдания Эмиссара Бьюкенен. Мы идем на балкон. Ночь в городе раскрашена красками, словно драгоценными камнями, сверкающими под темными водами. На цифровых экранах новости Си-Би-Эн продолжают информировать о предстоящей церемонии Очищения. Пилигримы уже начали съезжаться в город со всей страны, желая получить благословение самого Пуриана Роуза. Отсюда я могу видеть очертания Роуз Плазы в отдалении. Чуть больше чем через сутки, мы будем там во время церемонии Очищения. Нервы словно натянутые струны, но я пытаюсь их успокоить.

Я привлекаю Натали в свои объятия, и она утыкается лицом в мою грудь.

— Я никогда не знала, что пережила Полли, — глухо говорит Натали. — Все эти годы я завидовала ей, мечтая о ее жизни, желая быть ей. Я не знаю, насколько ей было больно. Каково ей было: ее пытал собственный отец, и предала мать? Неудивительно, что она повредилась рассудком. — Я обнимаю ее, когда она плачет, глажу рукой по спине. — Как Полли могла простить мать после того, что она с ней сделала?

— Я недолго знал Полли, но понял, что у нее было доброе сердце, — бормочу я. — Она не похожа на девушку, которая может на всю жизнь затаить обиду.

— Она и не была такой, — признается Натали. — Полли старалась видеть лучшее в людях, она считала, что каждый заслуживает второй шанс. Она была лучше меня. — Натали отстраняется, вытирая глаза. — Надо извиниться перед моей матерью.

— Ты не возражаешь, если я проведаю Эвангелину? — спрашиваю я.

Натали слегка пожимает плечами.

— Нет.

Я целую ее в лоб и затем спускаюсь вниз в больницу, где приходит в себя после операции Эвангелина. В палате тихо и свет выключен, кроме лампы над кроватью Эвангелины. Она выглядит очень бледной, но в остальном довольная.

На ее тумбочке стоит полупустой стакан синтетической крови. Она должна быстро оправиться от операции, тем более что времени у нас в обрез, мы должны отправить ее в... Я смотрю на часы, висящие на стене — дерьмо, осталось тридцать шесть часов!

На ней бледно-зеленый больничный халат, расстегнутый на груди, которая перевязана бинтами, поэтому все пристойно. Элайджа с ней. Они беседуют и смеются. Иногда она трогает его за руку. Его щеки краснеют, и улыбка становится шире.

— Эй, — говорю я, и они смотрят на меня. — Я просто хотел проверить, как ты.

Она пожимает плечами.

— Это похоже на то, что кто-то набил в меня с полкило картошки. Эш, ты думаешь, это сработает?

— Да. Не беспокойся, все будет хорошо. Я обещаю.

— Ты не боишься? — спрашивает она.

Я ухмыляюсь.

— Неа. Это Пуриан Роуз должен бояться, а не мы.

Она закусывает губу.

— Ты думаешь, мое новое сердце может ожить, когда я прикоснусь к Роузу? — Она смотрит с надеждой на меня. — Доктор Крейвен не был уверен, потому что это сердце Люпина, но Люсинда сказала, что Тиора почувствовала искру в груди, когда они касались друг друга, так...

— Да, вполне возможно, — говорю я, ободряюще улыбаясь. Я знаю, как сильно она жаждала сердцебиение. — Я оставлю вас одних.

Я направляюсь к лифту и жму кнопку несколько раз. Звучит «пиу», когда лифт приезжает, и я вхожу. Стены покрыты листами позолоченного металла, которые искажают мое отражение, где я — всего лишь темная тень среди моря золота. Я сажусь на пол и обнимаю голову руками. Я соврал Эвангелине, когда сказал, что мне не страшно. Я в ужасе.

Глава 31

ЭДМУНД

Центрум . Штат Доминион .

Сегодняшний день .

Я ВЫХОЖУ НА БАЛКОН Золотой Цитадели, с которой открывается вид на Роуз Плазу, мои руки в перчатках держатся за перила. Все вокруг меня в городе Центрум сверкает в лунном свете, возвышающиеся небоскребы идеально сочетают в себе красоту и мощь. Внизу на площади, была возведена большая сцена в рамках подготовки к официальной церемонии, которая произойдет послезавтра. Все встало на свои места. Тридцать лет подготовки, наконец-то окупятся. Я должен быть счастлив. Но по каким-то причинам, я чувствую пустоту.

Но тут внезапно налетает ветер. У меня мороз по коже. Я чувствую, что кто-то рядом со мной, и поворачиваюсь. В нескольких метрах от меня стоит Тиора. Она одета в лимонно-желтое платье и в охотничью куртку — тот самый наряд, который был на ней в ту ночь, когда мой отец убил ее. Ее снежно-белая грива шевелится на ветру. Несколько прядей волос падают на ее серебряные глаза.

— Привет, Эдмунд, — говорит она.

Я вздыхаю, горе рвется из меня. Я знаю, что на самом деле ее здесь нет — кажется, я начал слышать голоса в голове, как Патрик утверждал, было и у моей мамы — но увидев ее, все эти воспоминания нахлынули на меня снова. Она смотрит поверх балюстрады на резервуар Очищения на площади.