— Нет... — выдыхаю я. — Нет... нет... нет...

— Натали! — кричит Дей одновременно с Жуком, который орет: — Отойди от нее!

Ярость охватывает меня, и я бросаюсь на Себастьяна. Мы падаем на пол.

— Я убью тебя! — ору я. — Я на хрен убью тебя!

Он смеется, будто чокнутый. Это смех человека, которому все по фигу. Его холодные глаза — как серебряные монеты, инфекция окончательно завладела его телом.

— Натали, О Боже, О Боже, — рыдает Дей, позади нас.

Ба - бах ... ба - бах ...

Я бью Себастьяна снова и снова. Кровь сочится из его ушибленных губ, но он не перестает смеяться. Беспокойные голоса прорезают воздух, когда подбегают другие.

— О Боже, моя маленькая девочка... — генерал Бьюкенен.

— Где Крейвен... — мама Натали.

— В лаборатории... — Элайджа.

— Мы должны отнести ее вниз... — Жук.

— Не вынимайте лезвие... — Эвангелина.

— Она умирает, о Боже, о Боже. Натали... — Дей.

Ба - бах ... ба - бах ...

Нет! НЕТ! НЕТ!

Раздается хруст, когда я ломаю нос Себастьяну.

— Не умирай, Натали, пожалуйста, не умирай... — Дей.

— Давите на рану... — Жук.

Ба - бах …

НЕЕЕЕЕЕЕТ!

Я кидаю взгляд через плечо. Натали изо всех сил пытается дышать. Я перевожу взгляд обратно на Себастьяна, боль, гнев, ужас крошат мои внутренности. Горячие слезы струятся по моим щекам.

— Я к чертям собачьим убью тебя, — ору я.

— Вперед! — выплевывает он. — Шлюха получила то, что заслужила, как и ее сестра.

Я дергаю его голову в одну сторону и погружаю клыки в его шею, не заботясь о риске заражения. Яд сочится из моих клыков, затопляя его тело Дурманом. Он шарит руками, кулаками стучит по моей груди, но я отказываюсь отпустить его, даже когда его тело становится вялым и мои клыки опустошены. Я не остановлюсь, пока не буду знать наверняка, что Себастьян Иден мертв.

Я вырываю свои клыки из его шеи и вытираю окровавленный рот, отбрасывая его тело в сторону, затем бегу к Натали и осторожно поднимаю ее, лезвие все еще похоронено глубоко в ее теле. Мы мчимся вниз по лестнице в лабораторию.

Ее сердце, мое сердце — это лишь слабый шепот внутри моей груди.

Ба ... бах ...

Натали, словно тряпичная кукла в моих руках, ее кровь просачивается через мои руки, капает на мои ботинки. Ее обычно персико-розовая кожа становится бледно-серого цвета, ее мягкие губы раздвинулись, словно она ждет поцелуя. Ее вдохи становятся медленными всплесками. Все как в тумане. Я не могу мыслить здраво. Все, на чем я могу сосредоточиться это холод, ползущий в мое сердце.

Нет , пожалуйста , нет . Не умирай Натали , пожалуйста , пожалуйста , пожалуйста …

Мы входим в лабораторию. Глаза доктора Крейвена расширяются от шока, когда он видит ее.

— Что случилось?

— Себастьян всадил в нее лезвие... — мама Натали.

— Он здесь?

— Он мертв. — Генерал Бьюкенен. — Помоги ей, пожалуйста.

Доктор Крейвен делает глубокий вдох, затем кивает.

— Положите ее на каталку.

Я кладу Натали на бок на стальную каталку пока все носятся по кругу, устанавливая все необходимое оборудование. Именно здесь Натали сделали ее первую операцию по пересадке сердца, когда ей было восемь лет, так что лаборатория хорошо оснащена… Я глажу посеревшее лицо Натали. Она такая холодная. Ее губы синие. Ей осталось несколько минут.

Ба ... бах ...

— Вы должны спасти ее, — умоляю я, мой голос срывается. — Пожалуйста, не дайте ей умереть.

Доктор Крейвен отталкивает меня в сторону. Я отступаю назад, когда он вынимает лезвие и начинает оперировать, с помощью Дей и Эвангелины, которые подают ему инструменты. Помимо прочего, у нее еще и трещина ребер.

Я беспомощно смотрю, наблюдаю, как жизнь вытекает из разбитого тела Натали. Все кричат, плачут, инструктируют друг на друга, но их голоса звучат приглушенными и далекими, как будто я погружаюсь все глубже под воду. С каждым ударом сердца я воспоминаю о наших первых неделях проведенных вместе:

Пара васильково - голубых глаз , освещенных фарами проезжающего грузовика .

— Можешь, спасти ее... — Генерал Бьюкенен.

— Клапаны сильно повреждены... — доктор Крейвен.

Прикосновение ее пальцев к моим губам во время обучения на Ищейку .

— Ты должен спасти ее... — мама Натали.

— Повреждения слишком серьезные...

Лежание бок обок на барже Жука под звездами , сверкающими над нами .

— Мы теряем ее...

— Пожалуйста, Крейвен! Сделай что-нибудь. Она наша маленькая девочка...

Яростное выражение ее лица , когда она объявила всему миру , что она любит меня .

— Я не могу спасти сердце...

— Возьмите мое! — кричу я, срывая свою рубашку. — Отдайте ей мое сердце!

Жук не колеблется — он катит другую каталку, поместив ее рядом с операционным столом. Я ложусь на нее. Эвангелина спешит на мою сторону.

— Эш, ты уверен? — шепчет она, беря меня за руку.

Я киваю.

— Нет времени для анестезии, — говорит доктор Крейвен.

— Действуйте, — отвечаю я.

Я протягиваю руку через две каталки, когда доктор Крейвен делает свой первый разрез. Мои пальцы находят Натали. Тепло уходит с ее кожи с каждой секундой.

Пожалуйста , потерпи чуть - чуть .

Когда моя кожа разделяется — это момент стойкости. Холодный воздух устремляется к частям моего тела, которые никогда не должны были почувствовать этого. Я стискиваю клыки, когда мои нервные окончания полыхают, как огонь.

Только держись , Натали .

Треск кости следует за желудочным спазмом и за головокружительной болью.

Я люблю тебя ...

Руки сжимаются, как тиски вокруг моего сердца.

Я люблю ...

Мое зрение размывается, в то время как доктор Крейвен поднимает что-то сверкающее из моей груди.

Я ...

Глава 38

ЭШ

ТИШИНА.

Это первое, что я замечаю, когда просыпаюсь. В оглушительной тишине, которая протекает через мои вены, где моя кровь однажды рвалась к жизни. Кровь все еще там, но теперь это обыкновенный, застоявшийся суп из простейшей Трипаносомы вампириум процветающей в нем. Я почти чувствую их, как будто они ерзают внутри меня. Я уже и забыл, каково это, когда они были в состоянии покоя в течение месяца. Мои тяжелые веки пытаются открыться, ресницы спутались между собой как плющ, который однажды опутал церковь, когда мы с папой там жили. Свет пронзает мои чувствительные глаза, и я, кряхтя, тут же закрываю их снова.

Моя голова как в тумане и мне ужасно больно, у меня просто убийственная дурманящая головная боль, но это ничто по сравнению со жгучей болью в груди. Я поднимаю вялую руку — как долго я спал? Все мои мышцы вялые — и я прижимаю ладонь к своей голой груди. Под моими пальцами острые углы металлических скоб, скрепляющие розовую, морщинистую кожу, и ниже... ничего. Просто глубокая, бесконечная пустота.