Ночь неохотно сдавала свои позиции, но медленно восходящее светило с каждой минутой неузнаваемо преображало мир: гасило звезды, сдирало мрак сначала с макушек холмов, затем и со склонов, обнажая ложбины. Вот и кедровки проскрежетали побудку. Повылезали из земляных норок и молниями замельтешили по лесу бурундуки, слетели с деревьев в траву кормиться ягодами рябчики. Тайга пробуждалась, а Топ, вычистив шершавым языком морду и лапы от крови наполовину съеденного зайца, наоборот, готовился ко сну на мягкой рыжей перине из накопившейся за многие годы хвои.

На следующем переходе его ожидал приятный сюрприз: между стволов сосен проглянули зазубрины гор. Вид разрывавших линию горизонта сизых зубцов необычайно воодушевил Топа — значит, дом близок! Он любил горы. Ему нравилось чередование серых потоков из громадных валунов с зелеными языками кедрового стланика. Нравились шумно сбегавшие по дну распадков пенистые ключи. Нравилось наблюдать, как из узких холодных расщелин, заваленных гранитными глыбами, выползают, цепляясь за выступы скал, клочья тумана. Долина, по которой поднимался Топ, постепенно сужаясь, превращалась в тесное ущелье.

Придерживаясь правого склона, Топ продолжал упорно углубляться в замысловатый лабиринт гор. Скалистое ущелье все поднималось и поднималось уступами, местами почти отвесно. Чем выше взбирался Топ, тем холоднее делался воздух. В расщелинах забелели снежники. Их становилось все больше. Изголовье ущелья и вовсе оказалось сплошь забито крупнозернистым снегом. Слева, на севере, высился остроконечный ослепительно-белый пик, безраздельно господствовавший над всей округой. Он венчал суровый, безжизненный водораздел одного из хребтов.

Перевалив через него и спустившись в долину, Топ опять попал в лето. Полное безветрие, богатейшее разнотравье, стаи куропаток, сосновые боры очаровали уставшего путешественника, и он решил задержаться тут.

Обосновался на межгорном плато, огражденном от северных ветров гребнем, состоящим из множества игольчатых скал. Его подножье подпирали заросли кедрового стланика. На загнутых вверх ветках висели гроздья бурых с фиолетовым отливом шишечек. Спрятанные в них орешки обеспечивали сытую жизнь многим обитателям этих мест.

День ото дня холодало. Северный ветер безостановочно гнал в теплые края стаи птиц, а по земле перебирались в глухие дебри медведи. Там, в заваленных снегом берлогах, они спокойно проспят до весны. Могучие звери шли напролом, каждый своей дорогой, оставляя дымящиеся в прохладном воздухе колбаски из непереваренных кедровых скорлупок: прежде чем залечь в берлогу, они должны полностью освободить кишечник.

Топа приближение зимы не пугало. Пищи было в достатке. В один из промозглых, ветреных дней он после удачной охоты на куропаток брел по неровно затвердевшей от утренника земле к ручью. Под лапами гремел пожухлый лист, потрескивал в лужах новорожденный ледок. День только начинался, но благодаря повалившим из туч хлопьям снега было светлее обычного. Белые мухи бесшумно падали весь день. К вечеру тайгу укрыло белым одеялом. Поднявшийся ветер загонял снежинки в щели, полости, надувал за скалами сугробы. За долгую зиму там вырастут целые холмы. Зайцы и куропатки, не успевшие сменить свой серенький наряд на белый, были теперь хорошо заметны. Это облегчало Топу охоту. После очередной успешной вылазки он, как обычно, взобрался на свой любимый наблюдательный пункт — скалистый утес. Соскреб когтями налипший на широкие ступни снег и, пригретый полуденным солнцем, свернулся в клубок. Разбудил треск веток. По долине брел мосластый медведь. Коричневая шерсть, слипшаяся от смолы и репьев, свешивалась с боков клочьями. По тому, как часто косолапый отдыхал, было понятно, что он идет из последних сил: то ли болен, то ли стар.

Топ сразу определил — миша не жилец, но он так плотно поел, что поленился преследовать топтыгина. Только через день, когда желудок опустел, он двинулся по его следу. Там, где медведь ложился, от груди отпечатывался глубокий желоб. По нему и вмятинам от острых локтей было видно, насколько худ зверь.

Все говорило о том, что у Топа хороший шанс заиметь гору мяса. Чем дальше, тем чаще лежки. Редкая, особенно на животе, медвежья шуба не защищала зверя от мороза. В одном месте в остекленевший снег впаялись коричневые шерстинки — похоже, долго лежал. Следы вели к источнику с солоноватой водой. Он не замерзал даже в сильные морозы. Особенно любили посещать его копытные.

Здесь снега было меньше, и вместо борозды тянулась цепочка ямистых отпечатков. В них проступали алые пятна: похоже, голые ступни топтыгина полопались и кровоточили. Возле источника медвежьи следы смешались с волчьими. По ним Топ видел, что серые взяли бедолагу в кольцо и атаковали. К пятнам крови прибавились клочья шерсти, как медвежьей, так и волчьей. Ветер успел согнать их в снежные стаканы. Миша каким-то чудом вырвался из волчьего оцепления, и толчея следов тянулась, сходясь и расходясь, вдоль берега еще метров сто. Развязка наступила под обрывом.

Частокол белеющих ребер обозначил место пиршества волчьей стаи. На истоптанном снегу валялась недоеденная голова. Это все, что осталось от некогда могучего зверя.

Сделав большой круг, Топ убедился, что серые покинули эту территорию, и вернулся к останкам медведя. Прожив здесь три недели, он доел не только голову, но и перемолол, перетер крепкими коренными зубами мозговые кости. На медвежий дух как-то забрел старый волк. Твердый, тяжелый взгляд выдавал в нем нелюдимого бирюка. Топ отдыхал в это время неподалеку. Он был сыт и не стал отстаивать свои права. Серый попытался погрызть оставшиеся кости, однако зубы старика не смогли с ними справиться. Похватав от безысходности пропитанный кровью снег, волк так и удалился ни с чем. Когда от медведя ничего не осталось, и Топ покинул это место.

Зима достигла пика своего могущества. Принаряженные алмазной бахромой деревья трещали от стужи. В эти дни мало кто отваживался высунуть нос из своих убежищ — мороз сразу пробирал до нутра. Один лишь ворон, украшенный заиндевелыми бакенбардами, продолжал шуршать крыльями над тайгой, оставляя за собой след кристаллизованного пара. Заметив кого-либо, он от удивления оглашал промороженное пространство раскатистым «к-р-р-у-у!».

Топ тоже отлеживался в глубокой снежной норе. Однако голод заставил на третий день выбраться. Вышел не в сумерках, а днем — солнце все же смягчало стужу.

Мороз сразу вцепился когтистой лапой в морду. Пронзив калеными иглами ноздри, вытек из глаз слепящей влагой. А лоб заломило так, словно с головой провалился в полынью.

В тугом, жгучем воздухе Топ не чувствовал ни единого запаха — все выстудило. Теперь вся надежда на глаза. Изучая на снежной пелене немногочисленные следы, он видел только старые. Чтобы не обморозить нос, Топ периодически прятал его под мышку. Подушки лап, несмотря на то, что густо опушены шерстью, тоже приходилось по очереди вжимать в мохнатое брюхо.

Из распадка донесся странный стук: как будто кто-то стучал дубиной по стволу. Спустившись пониже, Топ увидел однорогого сохатого, бившего оставшейся «лопатой» по стволу березы: лесной великан решил избавиться от второго рога — видимо, устал ходить с перекошенной на один бок головой.

Неожиданно сверху посыпалась, кружась, шелуха кедровых шишек — не белка ли? Увы! Это были недоступные Топу клесты! Дойдя до круто обрывающегося склона, он свернулся в клубок и скатился на дно впадины, оставляя за собой гладкий, волнистый желоб. Отряхнувшись, двинулся вдоль заваленного снегом русла. Его внимание привлекла струйка пара, поднимающаяся из-под каменного козырька. Взобравшись на снежный намет, Топ увидел отверстие, густо обрамленное пушистым инеем. Что же там внутри? Может, берлога? Принюхался — медведем не пахнет.

Протискиваясь в черный зев, он коснулся головой игольчатой завесы. Холодная осыпь прошелестела по спине. Когда глаза немного привыкли к мраку, он разглядел приземистый грот. Стены ребристые, с выходами слоистых пород. Здесь было заметно теплей. Любознательный зверь решил осмотреть пещеру. Осторожно ступая по камням, он прошел в более просторный зал. Тут чувствовался сквозняк. Двигаясь навстречу воздушному потоку, Топ услышал мелодичные звуки. Как будто серебряный молоточек бил по наковальне: тинь, тинь, тинь… Чем дальше он шел, тем громче тинькало и прозрачней становилась тьма. Пройдя поворот, Топ увидел сноп голубоватого света, льющегося сквозь высокий узкий пролом. Снег, окаймлявший его, от теплого воздуха таял, и капли со звоном падали в озерцо.