С Ниной он познакомился на танцах. Был воскресный день, и в клубе училища играла радиола. Девчат было много. Но Семибратов долго не решался выбрать себе партнершу. Он был не то чтобы робок, нет. Просто считал, что у него нет еще достаточного опыта в обращении с девушками.

Танцевала Нина легко, с каким-то неброским изяществом. Когда вальс кончился, Семибратов пожалел об этом. Пока они шли из круга, он набрался храбрости и спросил:

«Можно вас пригласить еще?»

Она посмотрела на него искоса.

«Ну хорошо. Меня подруги ждут. Я сейчас вернусь и обещаю вам еще один танец».

«Только один!» — невольно вырвалось у него.

Они танцевали весь вечер. Семибратову было удивительно легко с ней. Он не чувствовал никакой застенчивости. Время пролетело незаметно. Когда же заиграли прощальный вальс, им вдруг овладело смятение. Вот сейчас все кончится! Она уйдет. Проводить он ее не сможет. У него нет увольнительной. И они больше никогда не увидятся.

Она будто угадала его мысли, улыбнулась.

«Когда сможете, приходите ко мне. — Она назвала адрес. — А сейчас прощайте. Меня ждут подруги».

Вернувшись из клуба, Семибратов нашел Воронца, который дежурил по батарее, и рассказал ему об интересном знакомстве. Сергей выслушал его с улыбкой, потом переспросил: «Зеленые насмешливые глаза? Щурится? И родинка на левой щеке? Все ясно — Нинка».

Семибратов растерянно замолчал. Так вот, оказывается, кто его новая знакомая. И как только он не догадался раньше. Нинка! Воронец часто ее так называет. Вредная, говорит, девчонка. А это значит — уважает. Семибратов изучил все привычки друга. Сколько уж раз тот грозился не ходить к Нине, а все ходит. Злится и ходит.

«Ты извини меня, — сказал Семибратов. — Я просто не знал, что это она».

«Чепуха, в следующий раз пойдем вместе».

Семибратов идти не хотел, но Воронец настоял. Он такой: уж если что сказал, как отрезал.

В воскресенье они явились к Нине вдвоем.

«Ребята, — скомандовала Нина, ничуть не удивившись, — накрываем на стол. Сегодня у меня день рождения. Веселимся».

«Не слишком ли тесен наш круг?» — спросил Воронец.

«Уж не ревнуешь ли ты, Отелло? Ах нет? Вот и хорошо. Люблю, чтобы у меня было два кавалера. Достань-ка из буфета бутылку вина. — Она заметила протестующий жест Семибратова и улыбнулась. — Не беспокойтесь, Коля. Я в курсе дела и не собираюсь вас подводить. Стакан сухого вина вам, я думаю, не повредит. Верно, Воронец?»

Они выпили по рюмке вина и стали по очереди танцевать с Ниной. Семибратову в какой-то миг вдруг захотелось поцеловать ее. Желание было настолько сильным, что он даже испугался. А вдруг и вправду поцелует? Каково-то будет Сергею? Ведь Нина — его девушка. И если ты считаешь себя другом, то даже мысль об этом — уже подлость!

Весь остаток вечера Семибратов хмуро просидел на диване. Нина несколько раз приглашала его танцевать, он отказывался. Сидел нахохлившись, думал. На душе было муторно.

Когда они возвращались в училище, Воронец спросил, почему он вдруг раскис.

«Да так, — уклончиво ответил Семибратов. — Голова разболелась».

«Брось! — Воронец досадливо махнул рукой. — Тебе же нравится Нинка».

«И вовсе нет!» — запальчиво воскликнул Семибратов. Эти слова, произнесенные вслух другом, показались ему кощунственными.

«Зачем ты так? — Воронец укоризненно качнул головой. — Я же вижу».

«Я не пойду к ней больше!»

«Глупости! Пойдешь. И со мной, и без меня. Обязательно пойдешь. Соперничество должно быть честным. Так что давай без этого…»

Семибратов с благодарностью поглядел на Воронца. Конечно, в том, что тот говорил, была частичка бравады. И где-то в глубине души Семибратов это чувствовал. Они по-прежнему оставались друзьями.

Путешественники вернулись в лагерь на другой день к обеду. Их ожидало неприятное известие. Ночью из склада исчезла часть продуктов. Часовыми на втором посту стояли по очереди Комков и Шумейкин. Кто-то из них заснул.

Семибратов вызвал к себе обоих.

— Рассказывайте.

— А чего тут антимонию разводить, — ответил Шумейкин. — Проспали, потому и прохлопали. Кто-то пошуровал в складе.

— Черт его маму знает. — Комков развел руками. — В толк не могу взять, как это случилось.

— Так кто же из вас все-таки проворонил? — спросил Семибратов, в упор глядя на бойцов. — Вот вас всего двое. Кто?

Шумейкин отвел глаза. А Комков вздохнул и неожиданно сказал:

— Наверное, все-таки я, товарищ младший лейтенант. Чего там…

— Наверное или точно?

— Точно, — помедлив, ответил Комков. — Перед самым рассветом вздремнул малость. Сам не заметил. Стою и вроде сплю, как, извиняюсь, самый распоследний разгильдяй.

Семибратов посмотрел на него с подозрением. Ему показалось, что Комков врет. Но делать было нечего: Комков признался. Пришлось дать ему три наряда вне очереди.

Вечером на берегу заседало, как выразился Комков, верховное островное главнокомандование. Вопросы обсуждались важные: кто и где скрывается на острове? Как его отыскать? Враг был опасен тем, что до сих пор ничем не выдал себя. Наблюдая за ними, он оставался невидимым и мог наделать немало бед.

— В зарослях бамбука может целая рота спрятаться, — сказал Воронец, — не то что один-два человека.

— А почему ты считаешь, что их один-два? — спросил Мантусов.

— Было бы больше, давно дали бы нам прикурить.

— Резонно, — согласился Мантусов.

— И оружия у них, по всему видать, нет, — высказал предположение Сазонов. — Иначе без пальбы не обошлось бы.

Семибратов ни разу не перебил сержантов, хотя порой ему и хотелось бросить реплику. Он сдерживал себя: нужно дать всем высказаться, а уж потом подытожить и принять решение. Кажется, прописная истина, именно так обязан поступать командир, но и до нее он не сразу дошел. Да, многому ему еще надо учиться.

— Поиски, конечно, следует продолжать, — после того как все замолчали, опять заговорил Сазонов. — Но не сильно будем на них полагаться. На острове есть где спрятаться. Век будешь искать.

— Что же ты предлагаешь? — резко спросил Мантусов. — Сидеть сложа руки?

— Нет, зачем же! Мы обязаны быть настороже.

Семибратов понял его.

— Верно, Трофим Игнатьевич, — поддержал он Сазонова. — Врагу мы должны противопоставить свою бдительность. Но и поиск расширим. Создадим три группы. Одну поведу я к подножию вулкана, другую Мантусов — к озеру. А ты, Воронец, со своими обследуешь морскую террасу. Выступаем завтра в семь ноль-ноль.

Комкову не хотелось идти на собрание. Он играл с Топтуном, учил его приносить палку. Зверь еще плохо слушался его, но Комков был настойчив и шумно радовался малейшему успеху своего четвероногого ученика.

— Смотрите, други, и не говорите, что вы не видели! — весело покрикивал он. — Единственный в своем роде, неповторимый аттракцион: сверхумный медведь. Але!

— Ну сколько можно тебя звать? — рассердился Пономарев, когда Сазонов во второй раз послал его за Комковым.

— Так я ж беспартийный.

— Сказано тебе: собрание открытое. Приглашают всех. Парторг велел…

Создать в островном гарнизоне партийно-комсомольскую организацию предложил Сазонов. Два коммуниста да шесть комсомольцев — это же какая командиру подмога! Семибратов засомневался: обычно присылают представителя политотдела. А тут они сами? Ведь не положено… Сазонов решительно отверг его возражения. Ну и что, если не по уставу? Ведь у них самый что ни на есть крайний случай. И никто их не упрекнет. Люди сызмальства приучены к организации и к партии всегда сердцем тянутся… Семибратов не мог не согласиться с доводами Сазонова. Пожалуй, так действительно будет верней и надежней. Что же касается обязанностей парторга, то уж придется эту ответственность взять на себя мичману — больше некому.

Собрание открыл Семибратов. Он встал, по привычке одернул гимнастерку и почему-то заволновался. Одно дело высказывать опасения, строить догадки, не теряя, однако, веры, что вот-вот придут, снимут с острова, и совсем иное — сказать прямо, что надежды на скорое возвращение мало и надо готовиться к худшему. Связаться с Большой землей и дать о себе знать у них возможности нет. Вероятно, придется зимовать на острове…