— Ну что ж, осталось только спуститься вниз и искупаться в озере, — сказал начальник заставы.

Снежков удивленно посмотрел на него. Было серо и ветрено. Над островом плыли серые, с грязно-белыми промоинами тучи. Того и гляди, вновь пойдет дождь.

— Пойдемте, пойдемте, — засмеялся капитан, беря Снежкова под локоть и увлекая за собой, — покажу вам еще одну нашу достопримечательность. Пари держу, ничего подобного не видели.

Начальник заставы, как успел уже заметить Снежков за время их путешествия к вулкану, страстно любил свой остров и увлеченно рассказывал обо всем, что знал. В словах офицера сквозила гордости: смотрите, мол, какой богатый край земли русской нам доверили охранять.

Природа тут действительно была неповторимой. Горячий пляж с дымящимися фонтанами гейзеров. Крикливые птичьи базары на скалах. Пласты серы, выходящие прямо на поверхность земли. И совершенно необычный лес, в котором рядом разлапистые кедры, каменные березы, дремучий ольшаник и лиственницы. А среди них тис — редчайшее красное дерево, лианы, курильский бамбук. И тут же, будто нарочно для контраста, — хилые, повернутые ветром на запад сосенки, старающиеся выбраться из могучих зарослей стланика, усыпанного кедровыми шишками. Для Снежкова, впервые попавшего на Дальний Восток, все это казалось необыкновенным.

Начальник заставы, подойдя к озерцу, быстро разделся, сложил одежду на камне и смело пошел в воду. Только сейчас Снежков заметил, что от озера поднимается парок. Так вот оно что! Горячее озеро, о котором ему столько рассказывали на заставе, оказывается, не легенда.

— Смелее! — крикнул капитан Ткаченко своему спутнику.

Снежков все еще нерешительно последовал за капитаном. Вода действительно оказалась теплой, приятно освежала кожу и слегка попахивала серой.

— Так, так, купаемось? — раздалось с берега.

Снежков обернулся и увидел невысокого худощавого человека с озорными цыганскими глазами. Одет он был по-охотничьи, подпоясан патронташем, за спиной — двустволка.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — обрадованно воскликнул Ткаченко. — Ну как охота?

— Та как вам сказать: не то чтобы дюже, но и не совсем погано.

— Присоединяйтесь к нам!

Подполковник не заставил повторять приглашения. Он быстро стянул с себя болотные сапоги, сбросил кожаную куртку и, раздевшись, не задумываясь, сразу нырнул. Плавал он шумно, громко отфыркивался. Его смолисто-черный чуб намок, и у виска резко выделилась седая прядь, словно бинтом, пересекавшая шевелюру. Руки его, уверенно рассекающие воду, сразу приковали внимание Снежкова. Были они шершавые, бугристые, а на пальцах кожа, наоборот, была гладкая, розовая, давно затвердевшие старые рубцы туго перетягивали кисть. Перехватив взгляд незнакомого человека, подполковник смущенно спрятал руки в воду.

— Где это вас так? — не выдержал Снежков.

— Старая байка, — усмехнулся подполковник. — Я вже запамятовал. — Он машинально пригладил седую прядь, сделал еще несколько энергичных взмахов руками и заторопился к берегу.

— Извиняйте, други! — крикнул он, одеваясь. — Спешу!

Человек скрылся так же стремительно, как появился. А Снежков еще долго смотрел ему вслед. Журналистская фантазия унесла его далеко.

— Интересный человек? — будто угадав его мысли, спросил Ткаченко, натягивая гимнастерку. — Вот только неразговорчив. И не любит, когда его расспрашивают. Да и сослуживцев предупредил, чтобы о нем не болтали. А зря. На его счету десятки задержанных нарушителей границы. Я у него, собственно, и службу-то начинал. Еще на Памире. Вот тоже, скажу вам, интереснейшая страна. Не бывали? Если сумеете, обязательно побывайте. Не пожалеете. Своеобразный край…

— Даже интереснее Курил?

— Как вам сказать, — задумчиво ответил Ткаченко. — Природа там особенная: суровая, дикая. Чем-то она здешнюю напоминает, хотя похожего ничего нет. А вообще, — засмущался он, — земля наша необыкновенно разнообразна. Другой такой нет.

Внезапно пошел дождь, который через несколько минут вымочил их до нитки. Пришлось укрыться в небольшой расщелине под скалой. Здесь оказалось тепло и сухо.

— Растревожили вы меня своими вопросами, — после длительного молчания сказал капитан. — Многое вспомнилось…

Снежков притих. По журналистскому опыту знал, что в такую минуту любым словом можно нарушить настроение собеседника. И правда. Ткаченко помолчал и вдруг, не глядя на Снежкова, медленно заговорил:

— Не выходит у меня из головы одна история, давняя, полузабытая. Пожалуй, вам будет интересно… Может, пригодится…

Только поздно вечером вернулись они на заставу. Капитан сразу же ушел проверять посты. А Снежков долго ходил по комнате и думал об услышанном. Была эта история о времени давнем, о сказочном Памире, о людях, необычных, как легенда, о человеке в охотничьем костюме, который встретился сегодня у Горячего озера…

Чем больше Снежков думал об этом, тем неудержимей его тянуло к письменному столу. Наконец он не выдержал, сел, придвинул стопку чистой бумаги и размашисто написал:

Получив в штабе пакет, летчик Сергей Голубев вылетел в Хорезмский полк ОГПУ, находившийся, как ему объяснили, где-то в двух-трех переходах от колодца Даш-Аджи. Стояла весна, прекрасная в этих краях, как невеста. Внизу, под крылом самолета, насколько хватал глаз, простирались цветущие хлопковые поля. Отсюда, с высоты пятисот метров, они казались бескрайним бело-зеленым ковром, затянутым, словно паутиной, сеткой серебристых арыков. Изредка виднелись кишлаки. Крыши глинобитных домов утопали в садах, будто припорошенных первым снегом. Вокруг кишлаков — неровные квадраты бахчей, рассеченные грязно-молочными каналами.

Свежий ветерок, бивший в лицо, отдавал горьковатым привкусом миндаля. Дышалось легко, свободно. Сергей уверенно вел самолет и думал о том, как хорошо все у него в жизни сложилось. Разве мечтал он, двадцатидвухлетний крестьянский парень, сесть когда-нибудь за штурвал такой вот чудесной машины! Да у них в селе на Амуре и трактор-то был в диковину. Потрепанный, не раз побывавший в переделках Р-5 даже сейчас представлялся Сергею волшебной птицей.

Давно ли учлет Голубев зубрил физику, чертил кривые траекторий, ломал голову над математическими задачами! Как трудно, неимоверно сложно казалось тогда познать все эти премудрости! А с каким трепетом он впервые садился за штурвал, как волновался из-за неровной посадки, переживал выговор инструктора! И вот ему доверили настоящий боевой самолет и послали на ответственное задание: в Каракумах шли жаркие схватки с басмачами.

За Хивой природа стала меняться. Вместо цветущих садов и бахчей пошли солончаки. Ни кустика, ни травинки. Только бурые сухие шары перекати-поля да поблескивающие пятна соли — следы бывших когда-то здесь озер. Но вскоре и это исчезло. Начались сплошные пески. Бескрайнее царство песков, унылое и однообразное. Ни малейшего ориентира.

Голубев забеспокоился: не сбиться бы с курса. Он еще раз взглянул на карту, хотя маршрут знал на память, сверил положение самолета по компасу. Все было в порядке.

Прошел еще час полета. Тревога Сергея росла. Заблудиться при первом боевом вылете?! Этого еще не хватало! На весь отряд стыда не оберешься.

Наконец, к великой радости летчика, среди холмистой пустыни мелькнул колодец. Голубев по описанию узнал Даш-Аджи. Отсюда к Хорезмскому полку следовало повернуть строго на юг. Сергей облегченно вздохнул, сделал вираж и повел машину низко над землей. Стали видны заросли саксаула, венчающие гребни барханов. Вскоре внизу показались палатки. Над одной из них трепетал красный флаг.

Выбрав ровную площадку, Голубев мягко посадил свой Р-5 на три точки и, улыбнувшись самому себе, вспомнил, как инструктор всегда говорил в таких случаях: «Посадочка нормальная. А на «отлично» я и сам не сажаю».

Только сейчас, на земле, Сергей в полную меру почувствовал одуряющую жару пустыни. Тело моментально покрылось липким потом. Комбинезон стал непомерно тяжелым. Волосы взмокли. Кожаный шлем обручем сдавил голову. Сергей с трудом стянул его и грузно, зашагал к штабной палатке. Навстречу ему уже бежали люди.