— Я еще дышу? — осведомился Уолтер.

— Надеюсь, что да, — ответил Шпандау.

— Тогда продолжаем.

— Значит, мне надо отлить, — заключил Шпандау. Он с трудом поднялся и направился было к мужскому туалету, но остановился на полпути и обернулся к Уолтеру: — Вам ее не хватает?

— Кого из них? — спросил Уолтер.

— Франсин. Красотки, из-за которой вы в жопе.

— А, да. Конечно. Блин, да я по ним по всем скучаю. Вот в чем проблема.

Шпандау с серьезным видом кивнул, как будто эти слова подводили итог какой-то серьезной философской дилеммы, над которой они бились всю ночь. Он нетвердым шагом прошествовал в туалет и помочился, разглядывая картинку с влагалищем, накорябанную прямо над писсуаром. Энтузиазма у художника явно было больше, чем познаний в женской анатомии. Рядом автор рисунка подписал: «Ребекка — сучка». Шпандау поймал себя на том, что на душе у него погано. Он застегнул ширинку, вымыл и высушил руки, сражаясь с нахлынувшей грустью, которая грозила затопить его с головой и погрузить в ощущение полного одиночества, от которого нет спасения. Он нащупал мобильник и, заранее зная, что будет дальше, набрал ее номер.

— Алло, — ответила Ди. — Дэвид?

Он хотел поговорить с ней, но сказать было нечего. Или, точнее, сказать нужно было слишком многое, и все эти фразы скреблись внутри него, как скребутся кошки, пытаясь открыть дверь и выбраться наружу. Он понимал, что поступок его безнадежен и бесполезен, а то и вреден, но ему просто необходимо было почувствовать связь с ней, протянуть хоть самую тоненькую ниточку — и именно сейчас, прежде чем он почувствует себя окончательно сломленным. Он все стоял, онемевший, неспособный говорить, а телефонная связь казалась ему ветхим спасательным тросом, который может оборваться в любую секунду. Если бы можно было просто дотерпеть, продержаться до тех пор, пока что-нибудь не произойдет, какое-нибудь чудо, и тогда она возвратится к нему…

— Дэвид? — повторила Ди.

— Мне захотелось позвонить, — выдавил он наконец.

— Ты выпил?

— Мне захотелось поговорить с тобой.

— Так что ты хотел сказать, Дэвид?

Ничего. Сказать-то и нечего. Я люблю тебя, но не могу об этом говорить.

— Ты должен это прекратить, — мягко посоветовала Ди. — Не нужно звонить мне, Дэвид. Ты сможешь добраться до дома?

— Конечно. Все отлично. — Это была ложь.

— Я сейчас не могу, Дэвид. Поговорим позже.

— Ты сейчас с ним? Он там? — И тут на него накатило. Дошло, как жалко это звучит. Скажи «да», пусть меня это добьет, да и покончим с этим.

— Я не собираюсь это обсуждать, Дэвид. Просто отправляйся домой. Будь осторожен. И больше не пей.

Вот так все и кончилось. Он ждал, что провалится в забытье, но этого не произошло. Наоборот, пришла ненависть к самому себе, к своей слабости, к своей зависимости. Он хотел бы возненавидеть Ди, но не мог. Все это из-за него, и он не винил ее в том, что она ушла. Он просто ненавидел себя за то, что он такой, какой есть. Он принялся колотить туалетную кабинку, оставляя на металлической перегородке вмятины от костяшек пальцев. Словно пытался убить призрака самого себя, который продолжал бездарно спускать в сортир его жизнь. Вошли Фрэнк с Уолтером. Фрэнк оттащил его от кабинки, и Шпандау развернулся к нему, готовый к драке. Фрэнк сделал шаг назад и поднял ладони в останавливающем жесте.

— Какого хрена ты творишь? — спросил бармен.

— Это просто его «черный пес»[23] вырвался наружу и решил поплясать, Панчо. Иди лучше займись своим баром.

— Вы, ребята, меня когда-нибудь угробите, — буркнул Фрэнк и вернулся в бар.

— Ну, продолжай давай, — велел Уолтер Дэвиду. — Изметель хорошенько эту чертову перегородку. Я заплачу за повреждения.

Шпандау привалился спиной к стене и сполз на пол. Так и сидел, уткнув лицо в ладони. Уолтер опустился рядышком.

— Мы с тобой сидим на зассанном полу, — сообщил Уолтер. — Просто говорю на всякий случай, чтоб ты знал.

Шпандау ничего не ответил. По-прежнему сидел, спрятав лицо.

— Ты ей звонил? — спросил Уолтер.

Шпандау кивнул.

— Ну и очень глупо, — заключил Уолтер. — Уж я-то знаю, сам кучу раз так делал. Не помогло?

— Нет.

— Может, даже навредило.

— Я уже и сам ни хрена не понимаю, что делаю.

— Ну, это нормально, приятель. Не знаю никого, кто бы понимал. А с чего бы тебе чем-то отличаться от всех остальных? Хочешь об этом поговорить?

— Нет.

— Хорошо, — согласился Уолтер. — Все равно от этого никакой, на хрен, пользы.

После двух неудачных попыток и нескольких крепких ругательств Уолтер поднялся на ноги. И протянул ладонь. Шпандау в первое мгновение тупо пялился на нее, потом ухватился, и Уолтер помог ему встать. Оба при этом чуть не рухнули.

— Пошли, — сказал Уолтер. — Полюбуешься лицом Фрэнка, когда я наблюю в его машинку для льда.

И они, покачиваясь, зашагали обратно в зал.

На следующий день Шпандау проснулся поздно. Будильник, зазвонивший было в положенное время, он отключил. Похмелье оказалось суровым, как он и ожидал. Дэвид выпил воды, поблевал, а потом снова выпил воды. Ему удалось сварить порцию кофе. Не мешало бы поесть, но он представления не имел, из какого отверстия еда полезет обратно — удержать ее в себе шансов все равно не было. Ужас, который он сейчас испытывал, был ничуть не слабее похмелья. Жизнь его только что дала серьезный крен, и он ожидал, какие будут последствия. Потом решил положиться на волю судьбы и позвонил в офис.

— Ну что, гордитесь собой? — осведомилась Пуки.

— Пожалуйста, Господи, только не начинай эту шарманку. Прошу тебя.

— Его тоже нет на месте. Хотя он умудрился позвонить — между двумя рвотными позывами. И еще звонила Пам Мэйхью. Они вас нанимают. Снова обаяние одержало победу над здравым смыслом.

— Мне нужно кое-что проверить. Отчет пришлю позже.

— Попрошу «Таймс» зарезервировать под это дело передовицу, — ответила Пуки.

Машина Шпандау так и осталась у дверей «Панчо». Фрэнк накануне загрузил обоих перебравших клиентов в такси и, чтобы избежать неприятностей с полицией, четко наказал шоферу доставить их по домам в целости и сохранности. Чтобы добраться до бара, Шпандау снова пришлось взять такси (он внушил себе, что небольшое унижение только возвышает душу). Панчо готовился к началу нового рабочего дня и покосился на Дэвида с неодобрением.

— Мои ключи у тебя? — спросил у него Шпандау.

— В ящике под кассовым аппаратом.

Шпандау достал ключи.

— Извини за вчерашний вечер, — сказал он Фрэнку.

— Обычно мне приходилось волноваться только за Уолтера. Теперь с катушек съехали вы оба. Да что с вами такое?

— Просто не лучшие времена, Панчо.

— Не хотелось бы вносить его в черный список…

— Знаю. Слушай, я сделаю все, что смогу. — Он помахал ключами в воздухе. — Спасибо.

— Конечно-конечно.

Шпандау притормозил возле ресторана. Скучающий парковщик — а дежурил сейчас только он один — вручил Шпандау талончик и взял у него ключи от «БМВ». Потом забрался в машину и исполнил вариацию на тему «Формулы-1», быстро скрывшись за углом. Шпандау почувствовал было тревогу собственника, но потом вспомнил, что автомобиль арендовало для него агентство, ему он не принадлежит, а значит, и волноваться не стоит. Шпандау потоптался на тротуаре перед рестораном, выискивая взглядом камеры видеонаблюдения. Он не сомневался, что они там были. Удалось найти только одну, следящую за главным входом и прилегающей частью улицы. Не слишком большой обзор.

Вернувшись, парковщик обнаружил, что клиент все еще здесь. Решив, что тот намеревается надрать ему задницу за слишком резвую езду на его машине, он приготовился защищаться. Они со Шпандау были примерно одного роста, но у Дэвида было преимущество в весе — килограммов девять. Парковщик подумал, что Шпандау похож на полицейского, вот только легавые обычно не носят итальянские костюмы.