Сейчас же Перек осушил целый кувшинчик. От съеденного и выпитого слегка кружилась голова и клонило в сон. Проходя к своему жилищу мимо комнаты хозяев, он услышал, как мужчина костерит дочку на чем свет стоит. Перек поднялся к себе и запер за собой дверь. Внезапно ему показалось, что стены сдвигаются и вот-вот расплющат его в лепешку. Высунув голову в окно, он вдохнул полную грудь свежего воздуха. Пахло близостью моря. Перек улегся в кровать, не раздеваясь, и заснул.

За ночь он несколько раз просыпался и слышал, как хозяин бьет дочь. Он вспоминал собственного отца, нередко задававшего ему трепку, лежал, не двигаясь, и прислушивался к крикам девушки и звукам ударов. В какой-то момент Перек почувствовал, что его глаза наполнились слезами, но не понял, с чего бы это.

На следующий день он проснулся довольно поздно и отправился на поиски какого-нибудь кафе, где можно позавтракать. Дверь в логово Ульбека оказалась распахнута, Перек успел заметить, что девушка сидит на полу с ножницами и вырезает что-то из страниц журнала. Когда постоялец проходил мимо, девушка подняла на него взгляд. Левый глаз заплыл, под ним красовался темный синяк, но девушка тем не менее широко улыбалась. Несмотря на синяк, лицо ее было безоблачнее, чем вчера, она выглядела почти счастливой. Отца поблизости не оказалось.

— Хорошо ли вам спалось? — спросила девушка.

Перек так и не понял, не намекает ли она на шум ночной драки.

— Было немного душно, — осторожно ответил он.

— Да, воздуху там мало, — признала девушка.

— А чем это вы занимаетесь?

— Хотите взглянуть?

— А отец ваш где?

— На работе. До вечера не вернется.

Перек шагнул в комнату. Пол был усеян вырезанными картинками и статьями. Все они были посвящены Японии. Девушка так обрадовалась возможности поделиться самым сокровенным, что без задней мысли схватила Перека за руку. Ему стоило большого труда сдержаться и не отдернуть ладонь. Она провела его внутрь, комната была ненамного просторнее, чем его собственная. И повсюду красовались виды Японии, вырезанные из журналов и старых книг.

— Как красиво, — похвалил Перек, хотя ее увлечение показалось ему глупой тратой времени.

— Правда? Это все Япония. Обожаю Японию. Это самая прекрасная в мире страна.

— Вы там бывали? — спросил Перек.

— Нет. А вы?

— И я нет, — признался Перек.

— Я всех об этом спрашиваю. Однажды я встретила человека, который там побывал. Он был моряком. Останавливался у нас на несколько дней и рассказал мне о Японии все-все. Глядите.

Она вручила ему детскую книжку с портретами гейш.

— Ведь они же самые красивые женщины из всех, кого вы видели, правда же?

— Они очень… бледные, — выдавил Перек.

— О, так положено. Настоящая японская красавица должна быть бледной. Они танцуют, поют и играют на таких маленьких гитарках, у которых всего пара струн. Но я вижу, вам неинтересно.

— Просто я в этом совершенно не разбираюсь.

— Зато я разбираюсь, — обнадежила его девушка. — Я прямо знаток. Спросите у меня о чем угодно.

Он ткнул в один из висевших на стене снимков.

— Что это?

— Это гора Фудзи. Самая высокая гора в Японии, то есть на самом деле это не гора, а вулкан. Некоторые называют ее гора Фудзияма, но это неправильно, потому что «яма» — и так значит «гора», это все равно что называть ее «гора Фудзи гора». Понимаете? Я много всего знаю.

Он указал на другой снимок.

— А это?

— Это дзенский сад.

— Сад? Но здесь же нет ничего, кроме кучи камней.

— Иногда японцы делают сады из камней. Вот, видите? Эта часть сада должна обозначать воду. А эти камни видите? Это острова. И все их следует выкладывать в определенном порядке. Там много разных правил. У японцев вообще уйма правил насчет всего. Например, нужно почаще кланяться.

Она поклонилась.

— А теперь ваша очередь.

Перек отвесил короткий поклон.

— Вы меня не уважаете, — заметила она.

— Что?

— Я поклонилась низко, — пояснила она. — Значит, я вас уважаю. Чем ниже кланяешься, тем больше уважения. А вы почти и не поклонились.

Перек изобразил еще один поклон, на этот раз ниже.

— Вот так намного лучше, — одобрила девушка. — Теперь я не чувствую себя оскорбленной. И не заставлю вас покончить жизнь самоубийством.

— А самоубийство при чем?

— Вы когда-нибудь слышали про самураев? Это такие японские воины. Они своими мечами отрубали головы врагам и не боялись умереть. Если им случалось навлечь на себя позор, они брали нож и раз, — она изобразила, как проводит лезвием поперек живота, — все кишки вываливаются наружу. Или они делали так: вжик! — еще один воображаемый разрез рассек ей горло. — Ну разве не чудесно?

— По-моему, это не так-то просто проделать.

— Ну конечно, не просто! В этом и смысл. Отчасти как раз поэтому все выглядит так красиво. Все эти ритуалы. И так утонченно. Японцы превозносили состояние безмятежности, но могли быть и очень свирепыми. Давайте-ка я вам покажу, как надо заваривать чай.

— Да это любому дураку известно.

— Но не по-японски. Они устраивают целую чайную церемонию. Я сама освоила такой способ. Это очень серьезно!

— Мне пора идти, — сказал Перек, ощущая, как от разговора с ней у него нарастает ощущение дискомфорта. Надо держаться от нее подальше.

— А как вас зовут? — спросила она.

— Винсент, — ответил он.

— А я Амалия.

Она протянула ему руку, и он нехотя ее пожал. Ладонь была маленькая, прохладная и напоминала найденную им однажды раненую ласточку. Ему вдруг сделалось не по себе. Он выпустил ее ладонь и сбежал.

Весь остаток дня Переку удавалось избегать общения с ней. Он позавтракал, а потом накупил газет и журналов — всего, что касалось кинофестиваля и могло содержать какую-нибудь весточку об Анне. Про фестиваль писали много, но про нее почти ничего не попадалось. Он приобрел карту города, а потом прогулялся до набережной. Оказавшись у самого залива, Перек остановился, присел на скамейку и принялся разглядывать лодки и яхты. Подобная роскошь никак не укладывалась в голове. Он прогулялся по Круазетт до самого «Пале» и немного постоял там, глядя на подъезжающие машины и входящую в кинотеатр публику. «Нет ли среди них Анны?» — гадал он. На улицах и в магазинах было людно, то и дело звучала английская речь. Все кричали и шумели, вели себя крайне неорганизованно, и Переку это не нравилось. Оставив набережную позади и углубившись в тесные улочки окраин, он почувствовал себя куда лучше. Небо над головой было ясное и прозрачное, маленькие кафе были полны посетителей, люди пили вино и вели беседы. Влюбленные парочки прохаживались, держась за руки, время от времени заворачивали в подворотни и там целовались. Уличные мальчишки играли в футбол, и никому из них не было до Перека дела, никто не замирал, пялясь на него, никто не кидался обидными прозвищами, когда он проходил мимо. Этот мир казался гораздо великодушнее, чем его родные кварталы, хоть и был таким же небогатым.

Подходя к дому Ульбека, он вдруг услышал негромкое «тссс!». Из прилегающего к дому проулка высунулась Амалия и подозвала его к себе.

— Пойдемте, — только и сказала она.

Взяв Перека за руку, она повела его вдоль проулка, мимо мусорных баков и сквозь дыру в заборе. Они очутились в крошечном дворе заброшенного дома, располагавшегося за жилищем Ульбека. Кто-то расчистил от камней и мусора небольшой кусочек земли и расстелил на нем одеяло. На одеяле красовался деревянный ящик, накрытый цветастой тряпкой, а по бокам от него лежали подушки. На маленькой печке-хибати, которую топили хворостом и углем, исходил паром чайник. На импровизированном ящике-столе стояла миска для супа, а рядом красовались банка с заваркой, венчик и половник. Амалия подошла к кассетному магнитофону и включила его. Воздух наполнился негромкой японской музыкой. Девушка успела нацепить на себя дешевенький халат, отдаленно напоминающий кимоно.