— Я как раз и собиралась стрясти. А тут этот засранец достал бритву.

— Вот видишь, что происходит, если нарушить установленный порядок? Мы теперь в щекотливом положении. Много он тебе задолжал?

— Сто тридцать.

— Ладно, — сказал Спец Переку, — выкладывай сто тридцать монет на кровать и можешь выметаться.

Перек одной рукой выудил деньги из кармана и бросил их на кровать. Спец на секунду задумался, а потом выдал:

— И остается еще вопрос с дверью. А это как минимум семьдесят пять.

— На хрен дверь! — выкрикнула Шантарель из туалета.

— Я же тебе сказал, что сам платить за гостиничное имущество не намерен, — ответил ей Спец. — И не хочу выглядеть перед тутошней администрацией полным идиотом. — Он снова обратился к Переку: — Добавь сверху еще семьдесят пять, и я уберусь с твоей дороги.

— Отпусти его, пусть уходит! — настаивала Шантарель.

Спец потихоньку начинал закипать. Он уже хотел было сказать ей, чтоб закрыла свою чертову хлеборезку и предоставила ему все разруливать, но в этот момент Перек рванулся мимо него к двери. Так и не избавившись от мешка с деньгами, Спец вытянул свободную руку и сгреб Перека за шкирку. Он втащил извращенца обратно в номер, но тот снова ринулся вперед и полоснул Спеца по груди.

— Твою мать, — вымолвил Спец в крайнем изумлении: этот крысеныш на вид был совсем не из тех, кто способен на такое.

— Спец! — позвала его Шантарель. — Сладенький? Ты в порядке? Спец! Малыш!

Спец смотрел, как спереди на его рубашке расцветает красное пятно, и чувствовал, что под ремень стекает что-то теплое и жидкое. Он прижал к пятну руку — палец угодил в узкий разрез поперек живота. Он наблюдал, как кровь льется по штанинам, прямо на его солидные ботинки от «Феррагамо», и ощутил страшную усталость. Спец отступил назад, облегченно оперся о стену, соскользнул на пол и сел. Он вспомнил про пакет и отыскал его взглядом — тот валялся у ног Перека. Дырка в пакете расширилась, и из него выпало несколько крупных купюр. Перек тупо пялился на них.

— Ты, засранец, — сказал Спец, — даже не думай…

Перек подхватил с пола пакет. Спец попытался было встать, но почувствовал, что края раны на животе расходятся от малейшего движения. Тогда он пополз к пакету, но Перек опять взмахнул бритвой, и у Спеца на плече образовался еще один разрез сантиметров восьми длиной. Лежа ничком, Спец умудрился ухватить Перека за штанину, но противник полоснул его по руке, а потом просто перешагнул через него.

— Спец, милый, у тебя все нормально? — голосила из туалета Шантарель. Она осмелилась чуть-чуть приоткрыть дверь. Поначалу номер показался ей пустым, но тут она заметила распростертого на полу Спеца. Девушка вышла из туалета и увидела кровь. Спец лежал лицом вниз. Она закричала. Спец подумал: «Какая дурацкая смерть. Но теперь мне хотя бы не придется трястись из-за этих сраных денег».

И оказался неправ.

Ночью Перек, как обычно, уединился в своем Мире Анны и искал в Гугле какие-нибудь новости о ней. Деньги аккуратными стопочками лежали посреди пола. Он наспех пересчитал их: больше ста тысяч долларов. Перек понимал, что, вероятно, это деньги торговцев наркотой и что их будут разыскивать. Может, если искать будут достаточно долго и с толком, они даже выйдут на него, но ему было плевать. Беспокоило его совсем другое, а все остальное казалось бессмысленным. Он выяснил, что Анна едет в Канны, что ей предложили войти в состав жюри кинофестиваля. А ведь Перек родился во Франции, неподалеку от Ниццы, и даже однажды ездил туда в детстве, когда отец еще жил с ними, а мать не успела окончательно свихнуться на религиозной почве. Он помнил те места, они были наполнены чистым воздухом и светом. Он отчетливо представлял себе Анну среди тех пейзажей. Подходящие места для нее, но вот насчет окружавших ее людей он вовсе не был так уверен. Анна едет туда, где он появился на свет. Перек счел это добрым предзнаменованием, хоть и не знал, что оно означает и от кого исходит — в Бога-то он не верил. Он и сам толком не понимал, во что верит. Судя по всему, ни во что. Но как бы там ни было, он должен отправиться в Ниццу. Он отыщет Анну, отыщет ее именно там. Перек покосился на деньги. Он не мог внятно объяснить, зачем взял их — разве что от злости на того негра, который пытался их у него отобрать. Теперь ему казалось, что он не зря так поступил, не зря присвоил чужие деньги — ведь с их помощью он сможет воплотить самые заветные мечты. Этого более чем достаточно, чтобы полететь в Ниццу. Более чем достаточно, чтобы отыскать Анну.

На следующее утро он пошел на работу, но весь день думал о своем. Мысли о поездке дарили ощущение радости. Домой он не торопился — знал, что мать все испортит, что радость улетучится, стоит ему только переступить через порог. И это была чистая правда. Наконец добравшись до дома, он открыл дверь: в нос сразу ударил запах матери, а ее резкий, пронзительный голос терзал его не хуже бритвы.

— Ты где был?

— Заглянул в магазин, кофе купить.

— Врешь. В магазине ты бы так не задержался.

— Я пошел домой длинной дорогой…

— Вот видишь, я поймала тебя на вранье. Ты лжец, совсем как твой папаша, ты постоянно врешь. Я знаю, где ты был и что делал. Знаю, куда вы все ходите.

— Кто это «все»?

— Мужчины. Грязные мужики. Ну, скольких шлюх ты облапал? Сколько их было сегодня?

— Прекрати.

— Нужно было отрезать все, когда ты только родился. Я ведь об этом думала. Хотела взять ножницы и все отрезать, чтобы освободить тебя, что бы ты смог стать достойным человеком. А теперь ты грязный лжец, как и все остальные. Иди сюда. Иди и молись.

— Нет, маман, пожалуйста, не надо.

— Иди сюда, я сказала! Если не подойдешь, окажешься на улице. Не подойдешь — и я вышвырну тебя без гроша в кармане и завещание перепишу. Оставлю все церкви, все до последнего цента! Клянусь!

Перек подошел и опустился на колени рядом с ней. Они помолились. Точнее, маман молилась, а Перек наблюдал за ней. Когда она закончила, он помог ей подняться и снова угнездиться на стуле.

— Мне кое-куда нужно, — сказала она.

— Сейчас я все подготовлю.

Перек направился в ванную. На веревке над ванной висело ее нижнее белье, которое он недавно выстирал. От одного вида этого белья его затошнило. Он сбросил ее барахло на пол, сорвал веревку и вернулся с ней в гостиную. Быстро зашел за спину матери и, скрестив руки, накинул веревочную петлю. Потом потянул — веревка туго обхватила шею. Тогда он потянул еще сильнее. Уперся коленом в спинку стула, на котором сидела маман, и тянул, пока его самого не затрясло.

Маман не кричала, звуки никак не могли выбраться из сдавленного горла. Она только хваталась за веревку, извивалась и дергала ногами. Все цеплялась за веревку своими уродливыми руками, потом попыталась дотянуться до Перека поверх спинки стула. Она лягалась и громко пускала газы, Перек уловил запахи мочи и кала, но мать все еще продолжала бороться. Казалось, это длится целую вечность, куда дольше, чем Перек себе представлял. Наконец она перестала сопротивляться и обмякла, но Перек ей не доверял и продолжал натягивать веревку.

Прошло две или три минуты. Перек потерял счет времени. Он остановился только потому, что у него самого задрожали и ослабли руки. Когда он отпустил веревку, мать не пошевелилась. Перек обогнул стул, подошел к ней спереди и несколько раз сильно ударил. Избить ее он хотел с самого детства, сколько себя помнил, и теперь удивился, что ничего не чувствует, совсем ничего. Он выключил телевизор.

Потом Перек вышел из дома и направился в ближайший хозяйственный магазин. Купил кусок плотного полиэтилена, скотч для герметизации труб, пятьдесят метров веревки и подъемный механизм со шкивом и стопором. Девушка-кассирша улыбнулась ему и завела разговор о погоде. Она была юная и симпатичная, с мелкими ровными зубками. В кои-то веки собеседница не вызвала у него отвращения. «Да, отличный денек, — ответил Перек. — Всегда бы так».