— Слева на поясе потайной рубильничек в прорезиненном ложе.

Сашка потянулся рукой, несколько раз шкрябнул по утопленной в коробочку рукоятке, пытаясь ее зацепить, а потом в ранце загудели логические лампы и зажужжали электрические катушки. Никитин сделал шаг назад, и чуть не упал навзничь, не рассчитав силы. Чтоб не рухнуть он вцепился в стойку дневального. Под пальцами механической перчатки затрещало дерево. Одна из реечек сочно лопнула.

— Оптифон не урони! — закричал я.

К прибору подскочил дневальный и быстро взял музыкальный аппарат на руки, отчего я облегчённо выдохнул.

— Ух ты, блин, — скороговоркой пробубнил Сашка, неуклюже выровнявшись. Он стал делать осторожные шажочки, отчего казалось, что нагадил в штаны, и боится уронить все это богатство в обувь. Впрочем, я сам в первый свой раз так же ходил.

Настя просто стояла на месте, боясь шелохнуться. И, по-моему, она хотела разрыдаться. А Ольга с Анной взялись за руки и, придерживая друг друга, начали идти к стенке зала.

— Надо было в саду обучать, да только в исподнем вас туда не смог бы выгнать ни за какие коврижки, — пробурчал я, а потом громко выкрикнул, обращаясь к барышням. — К лестнице не идите! Рановато!

Те остановились, и как две пьяные алкоголички начали разворачиваться в другую сторону.

— В ютубе бы это выложить! — весело усмехнулся Сашка, и сразу после этого грохнулся на четвереньки.

— В ютубе? Это газета такая? — спросил я, направившись в обеденный зал.

— Не помню! Наверное! Помню, что туда приколы выкладываются! — донеслось в спину, а я открыл холодильник и достал оттуда ведёрко со льдом и бутылочкой шампанского. Извлеча зелёную стеклянную ёмкость, подошёл к столу и, выдернув одним движением пробку, стал разливать игристый напиток по подготовленным горничной бокалам. Потом подцепил пальцами бронированной перчатки специальный поднос с высокими бортиками и вернулся в гостевой зал.

— Ну, что ж вы заслужили.

Я взял свой бокал и приложился к нему. Я не очень любил шампанское, предпочитая обычное белое вино, слегка разбавленное на греческий манер чистой водой, ну или чуть-чуть сладким фруктовым компотом, зачастую яблочным. Да, дикие у меня вкусы, что в оформлении рабочего места, что в еде. Разве что с кофием я не проводил экспериментов. Он и так хорош.

Бокалы, причитающиеся моим помощникам и помощницам, я протянул по очереди, ухмыляясь в ожидании очередного зрелища.

Сашка схватил фужер первым, и хрустальный столовый прибор лопнул под его пальцами, обдав всех мелкими брызгами ароматного напитка. По перчатке потекла белёсая пена.

— Ух, блин, — только выдохнул мой связист-гренадёр.

Настя побоялась повторить ошибку Никитина и совершила другую. Фужер выскользнул из ее неплотно сжатых пальцев, разлетевшись осколками на полу.

— Я нечаянно, барин! — заголосила она, словно ее сейчас будут розгами бить. — Я куплю! Обещаю!

— Ты научись пользоваться кирасой, тогда прощу, — ухмыльнувшись, ответил я.

Следующей была Анна. Она смогла удержать бокал в руке, но стоило ей чуть шевельнуться, как ножка переломилась пополам, а хрустальный прибор повторил судьбу предшественников.

А вот Ольга смогла не только не разбить бокал, но и поднести его ко рту. Но при попытке выпить шампанского, завизжала, так как жидкость полилась мимо рта по подбородку и прямо за шиворот.

Я же неспешно допил свою порцию и осторожно поставил фужер на стойку дневального.

— Ну, что, дамы и господа. Теперь вы знаете, к чему нужно стремиться.

Я сидел в обеденном зале, неспешно побрякивая серебряной ложечкой по стенкам чашки с кофием. Стараясь не отставать от меня, тикали стоящие в углу часы. Большой маятник ходил туда-сюда, отмеряя миллиметры, которые положено было пройти грузикам в виде еловых шишек, опускающихся под своим весом. Удивительно, что мы смогли создать электрические кирасы, построить паровозы одолевающие по полторы сотни километров за час, смастерить ламповые логические аппараты, считающие быстрее человека в десятки и сотни раз, но так и не сумели отойти от примитивных хронометров. Доставшиеся нам от потеряшек приборы, выполнение с использованием сверхминиатюрных счётных устройств, все как один оказывались безнадёжно испорченными.

Я сидел и отбивал ложечкой ритм, а в зал вползали уставшие барышни. Они были одеты в стёганные поддоспешники. Уже третье утро я уже заставлял их снарядиться в броню и ходить по кругу на заднем дворе. Само по себе это занятие было не сложное, но, не имея навыков и сноровок, они ползали как сонные мухи, попавшие в липкое варенье. С каждой сходило по литру пота. А вот Никитин слег в постель, как пророчил доктор. У Сашки поднялся жар, потекли сопли ручьём и пропал голос. Умеющая исцелять раны Настя оказалась тут бессильна. Никитин шутил над ней, что она хилер первого уровня, и навыки не прокачаны. Когда я попросил пояснить сии слова, он сказал, что Настя — странствующий герой-целитель, имеющий ранг подмастерья. Снова смутные понятия, но дальше спрашивать я не захотел, так как могло стать ещё запутаннее.

Но ещё я приметил, что после каждого применения своих умений Иголкина опустошала холодильник и сидела на кухне, уплетая сдобные булочки, посыпанные сахаром, в неимоверном количестве, а потом долго спала беспробудным сном.

— Сколько нам можно мучиться? — тяжело сев на стул, спросила Ольга. Она откинулась на спинку, уронила руки и вытянула ноги, но через несколько мгновений сделала глубокий вдох и через силу приняла позу, подобающую благовоспитанной даме.

— Каждый день, — спокойно ответил я, обратив внимание на Настю. Девушка шумно швыркала прописанный ей горячий сладкий какао из большой кружки.

— До каких пор?

— Пока не научитесь. И смею заметить, вы, Ольга Ивановна, задаёте слишком много вопросов для лица на испытательном сроке.

Ольга замерла с вилкой в руке, а потом медленно опустила прибор на стол. На лице возникло совсем уж удручённое выражение, отчего я срочно отвёл взгляд. Нет, я не имел привычки наслаждаться мучениями этой дамы, но и высказать свои терзания не имел права. Лучше уж так.

— Анна Дмитриевна, — позвал я Кукушкину, — научите Настю правилам поведения за столом. Пусть для начала выучит столовые приборы, научится пользоваться салфетками, вместо замызганного кухонного полотенца, и есть вилкой и ножом, а не грызть кусок, как голодная собачонка.

— Я? — удивлённо спросила Анна, оторвавшись от омлета с колбасками. Я сразу приметил, что ест она немного, но старается заказывать как можно более разнообразные блюда. Она словно пытается заполнить брешь в своей жизни. Это и немудрено. Я знал, что в институте благородных девиц их держали чуть ли не на воде и чёрном хлебе, а уж вороватые повара вовсе доводили скудность меню до абсолютизма.

— Вы! — слегка повысил я голос. — Вас учили быть гувернантками, экономками и воспитателями. Технические предметы преподавали хуже, чем гимназистам.

Все сникли. Ольга, обиженная моим холодным отношением к ней, Анна — сравнением с глупой кокеткой, а Настя просто нагоняем за бестолковость, впрочем, она не сильно то и поняла, на что я сердился. Да уж, вывести девушку из деревни куда проще, чем деревню из девушки. Учить, учить и учить. И обязательно полюбопытствовать, умеет ли эта рыжая ведьмочка проклятия творить, а то поймаю порчу и буду думать, чего это я такой невезучий.

— Ладно! — произнёс я, вставая из-за стола, — пойду жалование на вас получать в казначействе!

Юная целительница сразу оживилась, радостно заблестев глазами, Кукушкина словно и не услышала, продолжая ковыряться вилкой в омлете с грустным взором, а моя, так сказать, жена кисло улыбнулась.

Перед тем как выйти, я взял с камина колоду игральных карт, вытащил несколько, сложив веером и обратив рубашкой к провидице.

— Анна Дмитриевна. Анна!

Девушка вздрогнула и подняла взгляд на меня. Помнится, именно в рассеянном состоянии провидцы лучше всего видят сокрытое.