— Так не надо! — выкрикнул я, а потом показал рукой вперёд. — Потихоньку.

Однако это слово явно не относилось к Анне, так как машина снова завыла электромотором, ещё раз дёрнувшись, на этот раз на каком-то булыжнике, попавшем под правое колесо.

— И руль тоже есть, — буркнул я. — Кочки объезжать можно по кругу.

Я снова вздохнул, не зная каким богам молиться. А девушка повела машину вперёд. Мне только оставалось вовремя указывать направление. Благо, улица была пока прямая и безлюдная. Но стоило разогнаться, и немного успокоиться, как авто снова юзом пошло по дороге, поднимая пыль.

— Что на этот раз? — выкрикнул я, уже откровенно начиная выходить из себя. А из узкой подворотни почти под колеса выскочил какой-то карапуз, следом за которым с воплем: «Куда⁈» — выбежал паренёк постарше, ухватив дитя под руки, и исчезнув обратно в подворотне.

Я сидел и, часто дыша, скрипел зубами. Внутри колотилось сердце. Ребёнка невозможно было увидеть. Совершенно невозможно. Разве только если предвидеть события на несколько секунд вперёд. Не об этом ли она говорила?

Машина дёрнулась и снова покатилась вперёд, на этот раз мягче и плавнее. Я шмыгнул носом и провёл влажной ладонью по лицу.

— До конца и налево.

Почему туда? Просто с той стороны доносился гул водопада. По мере нашего приближения, шум падающей воды становился все громче. И любопытство со временем перевесило чувство недовольства Анной за рулём, тем более что ощущение неправильности происходящего придавало всему нотку сюрреализма.

— Налево! — прокричал я, показав рукой в сторону широкого проулка между одноэтажными домиками. А как миновали, сразу показался берег реки, а потом и то, отчего все невольно застыли.

Стоило Аннушке остановить авто, как я выскочил, испачкав ботинки в мокрой грязной траве. На берегу стоял народ. Некоторые крестились, некоторые причитали, но из-за рёва воды слов не было слышно.

А примерно в одном километре от нас Обь обрывалась в огромный разлом. Какой он был глубиной, узнать не представлялось возможным, но судя по тому, что с момента землетрясения прошло достаточно много времени, а провал до сих пор не заполнился, то очень глубокий. В трещину, шириной в добрые триста метров, с двух сторон падали сте́ны мутной, поднимающей радужные брызги воды, одна с нашей стороны, а другая с той, отчего ниже по реке течение повернулось вспять.

Я хотел было приблизиться, но на том краю реки берег лопнул, и кусок его огромным оползнем сошёл в бездну, уволакивая с собой небольшой домишко вместе с пристройкой и половиной огорода, хорошо, если без людей. Желание приближаться сразу пропало.

Сам провал тянулся поперёк реки, начинаясь справа у лопнувших холмов, и уходя куда-то влево, огибая город. И хорошо, что земля лопнула не посередине Новообска, а аккурат по северному его краю, где и домов-то было негусто.

За рукав меня кто-то дёрнул, и я повернулся.

— Радива, пищит! — перекрикивая водопад, сообщила Настя.

Я ещё раз обернулся на чудовищный пролом и подошел к машине, где, вытянув руку, подхватил телефонную трубку.

— Тернский у аппарата! Что⁈ Не слышу! Ещё раз! Какой ещё, к черту, замок⁈ В смысле, каменный с башнями⁈ Где⁈

Я стоял на берегу разорванной пополам реки и глядел на ревущие серой мутной водой водопады. Внутри росло непонятное беспокойство, рождаемое интуицией. А интуиция уподобилась раскрашенным черными и белыми красками уличным мимам, что без слов пытались показать картинки бытия, в надежде, что зрители их с радостным восторгом угадают. Однако единственным зрителем моей кривляющейся интуиции был только я, и я совершенно не мог разгадать ее послание, отчего помимо мима внутри потихоньку просыпался мистер Люций-Хайд, пока мягко, но настойчиво отодвигающий в сторону Евгения Тернского. Нет, тот не был доктором Джекилом, породившим самодовольное и жестокое чудовище. Он был случайным прохожим, попавшим в тайную лабораторию, и выпившим по неосторожности зелье чужой смерти.

И все мы трое — Евгений, Марк Люций и интуиция — сплелись в единой пантомиме, именуемой «В ожидании Армагеддона». Замок, о котором сообщил барон, неуловимые убийцы из числа пришлых, разлом реки и частые потеряшки, не связаны ли они вместе?

Я вздохнул, переводя взгляд. Над набравшей скорость рекой роем кружились большие, сияющие сине-зелёные стрекозы. Они не были простыми насекомыми, а являлись духами. Элементарные сущности не всегда были чётко привязаны к какой-либо стихии, а могли существовать как переходные формы. Например, вот эти крылатые создания эфира были частично воплощениями воздуха, частично воды. Их ещё иногда называли духами речной сырости. Встретить таких в большом количестве можно было вдоль рек, ручьев, озёр и болот.

Одна из стрекоз пронеслась прямо сквозь меня, едва ощутимо оцарапав нутро. Те, кто видел духов, могли ощущать их физически, но не сильно. Так, в пальцах их не удержать, просочатся через плоть. Все же, они творения не корпускул, а эфира.

Говорят, на северах духи морозного воздуха сбиваются в многомиллиардные стаи, поднимаясь во время полярных сияний высоко в небо. Не видел, не знаю. В Петрограде такого нет.

Я ещё раз вздохнул, соображая, как проехать. Дорога там была, но насколько сие чудо было далеко от оной, я не представлял. Со слов барона, можно судить, что от того места, где я сейчас, получалось не больше пяти километров.

— Анна, что там вы говорили про пришедшую пору? — позвал я девушку, но, не услышав ответа, повернулся. Кукушкина уронила голову на руки, сложенные на рулевом колесе, и спала.

— Аннушка, — ещё раз громко позвал я ее, но та даже не шелохнулась. Её не разбудил даже ревущий поток уходящей в бездну воды.

— Эта, барин, она в этом, истошновении. То есть, истощении, — произнесла сидящая на заднем сидении Настя, а потом пояснила. — Ну, нам это на обучении рассказывали. К тому же я помню, как соседка Марфуша неделю в лесу плутала, покуда нечайна на лесничего не вышла. Тот ее едва живую в город принёс.

Я с сомнением поглядел на девушку, и та продолжила.

— От неё такой же прохладцей тянуло. Не могу рассказать. Но очучения те же. Лёгкой пустоты жизни, чё ли, — скривившись и втянув голову в плечи, добавила рыжая ведьмочка.

Я вздохнул и кивнул, в знак того, что слова к сведению принял, а потом подошёл к другой стороне машины и, открыв дверцу, осторожно взял лёгонькую Аннушку на руки, после чего переложил на заднее сидение, велев Насте пересесть вперёд вместе с радиостанцией. Та покряхтела, перетаскивая тяжёлый аппарат, но потом с удовольствием плюхнулась на мягкую сидушку.

— А мы куда поедем?

— Куда глаза глядят, — с хмурой усмешкой ответил я. Как ей объяснить, что самому ничего не понятно. Впрочем, дорога в указанном направлении была только одна, так что на машине особого выбора не было. Если уж и там не получится, то придётся возвращаться и брать лошадей, дабы верховыми пробираться. Округа города при всей его оживлённости до сих пор не сильно обжита. Деревни есть только к югу, на Алтай. А к северу только лесопильни.

Пальцы привычно легли на руль, скользнув по полированному дереву. Глянув на неподвижную Аннушку и всматривающуюся в водопад Настю, я выжал педаль контроллера двигателя, и машина быстро набрала ход. Электромотор тихо гудел, колеса шуршали на грунтовой дороге, где иногда попадалась, колея засохшей грязи, на которых авто нещадно подкидывало.

Всю дорогу я вглядывался вперёд, выискивая признаки попаданства. Ожидал упавшие с неба горы трупов и руины крепости, стойбище пещерных людей, растерзанное проявившейся вместе с ними тварью, на худой конец каменное здание с блуждающей вокруг него кучкой людей.

Однако показавшееся впереди зрелище превзошло все мои самые смелые фантазии. Взобравшись на пологий взгорок, первым делом я увидел не замок и не крепость, а круг земли, похожий на огромный арбуз, разрезанный пополам и воткнутый в грязь по самый срез. Но не ровно, а под небольшим углом, отчего один край возвышался на добрые десять метров над верхушками сосен, а другой, напротив, углублялся вниз. Были видны идеально ровные края этого кругляка, а сам он имел в поперечнике около восьми километров.