Громилы, не произнеся ни единого слова, двинулись в нашу сторону. Я стиснул набалдашник своей электроударной трости, коротко пискнувшей, и сообщив тем самым, что она готова к применению.

С каждым шагом неприятеля напряжение росло. Баранов сжал до хруста кулак. Ольга закусила губу, совсем как в тот раз, когда она голая держала ствол у виска, разве что крови сейчас не было. А у меня внутри Марк Люций зло отодвинул в сторону Евгения и приготовился к худшему.

— Вы позволите? — вдруг произнёс один из громил. От неожиданности я даже не сразу понял, чего они хотят, а потом сделал шаг в сторону. Молодчики дружно сделали едва заметные кивки и прошли мимо.

Мы стояли и смотрели им в спину, пока те не шагнули за поворот, а потом бросились к палате господина барона. Дверь впустила нас внутрь, и мы остановились. Помещение было пустым. Только тумбочка и заправленная кровать.

— Чёрт! Чёрт! — вырвалось у Баранова. Штабс-капитан выскочил в коридор и прильнул к окну, откуда можно было видеть вход в больницу, а потом ударил ладонью по подоконнику и в сердцах выругался совсем уж грязно, упоминая маму этих молодчиков и дефекты младенчества.

— Ну что, — начал я, обратившись к Ольге, — ты ещё хочешь сама искать того кукловода?

Она ещё раз поджала губу и решительно кивнула. Я вздохнул, а Баранов бросился по коридору к лестнице. Мы последовали за ним.

— На чём они убыли⁈ — заорал штабс-капитан на сестру, сбежав вниз. Та в испуге захлопала глазами, а Баранов взял её за белый ворот и подтянул поближе. — На чём они убыли⁈

— Кто?

— Сейчас! Трое мужиков!

— К крыльцу подъехал небольшой грузовичок. Они в него прыгнули, — заикаясь, пролепетала сестра. Она глядела на полицейского широкими, как два блюдца глазами, в уголках которых начали наворачиваться слезы.

— А Бодриков⁈ Живее отвечай!

— Его превосходительство час назад изволили выписаться. Доктор был против, но его превосходительство решительно настояли.

— Старый плешивый лис, — буркнул я.

Баранов коротко бросил на меня напряжённый взгляд, а потом схватил медсестру под руку.

— В участок отправимся. Свидетельницей будешь! — рявкнул полицейский, и выскочил на улицу. Нам ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним.

— Зачем она вам?

— Пока память свежая, опишет грузовик, — пробурчал штабс-капитан. Он подвёл испуганную сестру милосердия к нашему авто и небрежно затолкал на заднее сидение, усевшись туда же.

Я провёл ладонью по лицу. Марк Люций нехотя уступал место Евгению, а как следствие — рассудительности. Молодчики явно приходили за господином бароном, а раз тот ударился в бега, и ниточка оборвалась, придётся ковырять этот осиный рой с непонятной сектой единства, ошивающейся вокруг завода. Зато можно было выписать разрешение на обыск.

Посадив Ольгу на переднее пассажирское сидение, я направил авто к полицейскому участку. По хорошей дороге это заняло у нас меньше пяти минут. У ворот управления полиции по городу Новообску я остановил машину. Баранов сразу выскочил, таща за собой испуганную почти до обморока сестру милосердия, мы же остались ожидать его здесь.

Томительно ожидание затянулось на целых полчаса, в течение которых Ольга держала нервно трясущимися руками револьвер.

— Он здесь, — наконец разорвала она гнетущее молчание.

— Кто? — переспросил я, глянув на здание полиции.

— Кукловод. Я его чую.

— Ты уверена?

— Да, — прошипела супруга, сжав тонкими пальцами рукоять нагана. Она открыла рот, чтоб продолжить, но в этот момент из здания выбежал злой, как чёрт, штабс-капитан. Подойдя к нам, он разразился отборной бранью и, хлопнув дверью, сел в авто.

— Этот самодовольный индюк сказал, что у нас недостаточно оснований, чтоб искать грузовик и трёх человек, не совершивших ничего предосудительного. И связь их с террористами вряд ли возможна. Вы представляете себе, Евгений Тимофеевич? Он мне отказал!

Я поглядел на хмурую Ольгу и зажатый в бархатных перчатках револьвер и улыбнулся. А ведь, наоборот, картинка-то складывается. Но об этом я сообщу нашему полицейскому чиновнику попозже, не то он в негодовании пойдёт выяснять отношения.

Я нажал ногой на педаль контроллера электромотора и авто покатилось вперёд, к нашей резиденции.

Зайдя в особняк, первое, на что я обратил внимание — это на отсутствие часового у входа в обеденный зал, а второе — на громкий смех и до боли знакомые голоса. Из-за эха не совсем было понятно, что обсуждалось, но беседа была весьма оживлённой и дружеской. Мои внутренние сущности в который раз проявили полное единодушие, пребывая в недоумении. Может, сдружатся наконец.

Я положил шляпу на стойку дневального, которого тоже не было, и снял сюртук, перекинув через локоть левой руки. В ладонь, по возможности сделав незаметным, вложил револьвер и тихо щёлкнул курком, поставив его на взвод. Зашедший вслед за мной штабс-капитан молча встал рядом с дверью, так, чтоб можно было укрыться от выстрелов, а потом положил ладонь на кобуру своего маузера. Ольга замерла у входа в гостевую, устало и растеряно бегая взглядом по большому помещению, освещённому мерно гудящими газоразрядными лампами.

Я приложил палец к губам и осторожно подошёл к обеденному залу, покрепче сжал набалдашник тихо пискнувшей электроударной трости, а потом плавно открыл дверь. В поле зрения сперва попали три ревизора, с улыбками на лицах и наполненными питьём рюмками в руках, а потом стал виден тот, за которым мы бегали всё это время — барон Бодриков собственной персоной. Он сидел рядом с Огнемилой, рассказывая какую-то байку, и размахивая перед собой кусочком красной рыбы, нанизанным на серебряную вилку.

За спиной конезицы стояла её служанка, а у дальнего края стола присел один из телохранителей. Она их звала гриднями, то бишь это приближенные помощники не знатного происхождения. Второго видно не было. Особнячком за столом ютилась и сжимала ложку, горбясь над тарелкой, Белоснежка. Возле девушки с неимоверно чопорным видом был Максимилиан. Беленькая девушка бросала на него взгляды и старалась держаться за столом как адъютант его превосходительства, при этом постоянно принюхивалась к наваристому супу. Создавалось впечатление, что она никогда не ела такую пищу.

Я осторожно сделал шаг внутрь помещения, сразу удостоившись внимания.

— А! Евгений Тимофеевич. Наконец, вы нас пожаловали своим визитом. Заждались уже, — обратился ко мне барон. — А я тут рассказываю о ваших подвигах, в бытность ещё в столице.

— Извольте объясниться, — негромко протянул я, заметив краем глаза второго гридня, стоящего так, что можно перехватить любого входящего в зал. В руке он держал небольшую, безобидную с виду склянку, водя пальцем по стеклянной поверхности. Но я-то знал, что за этим может скрываться такая жуть, что живых в зале, в случае чего, не останется буквально через мгновение. Причём избирательно. Конезица и её свита будут невредимыми, а остальные — перемолоты в фарш или сожжены дотла. Не стоит его сейчас провоцировать.

— О чём вы? — ухмыльнулся барон, неспешно отправив себе в рот кусочек, и потянувшись за новым. Глаза у него при этом были колючими и сосредоточенными.

— Мы вас ищем, а вы тут, — немного поразмыслив, ответил я. Не хотелось с места переходить в карьер, а потом быть, как взмыленная лошадь, не вынесшая такого быстрого бега. А то и вовсе пасть загнанным раньше времени.

— Да вот, полегчало. Решил навестить, а то, поди, совсем от рук отбились. Пока я на больничной кровати отдыхал. И что ты мне не сказал, что у вас в гостях такие почтенные господа?

Я застыл с полнейшим недоумением. Я не понимал игры, которую затеял барон. То он сам приказал задержать, а потом сетует, что не предупредили об их появлении. Интуиция шептала, что он опять будет разгребать угли чужими руками. Пальцы вспотели, стискивая набалдашник-лампу, но через несколько секунд размышлений я стукнул в дверь за собой обитым концом трости. В помещение вошли Баранов и Ольга.