Мысли снова начали выстраиваться в боевые порядки, а кровь закипать.

Дверь явно была заперта изнутри, раз там кто-то спрятался. И наша задача — достать этого ублюдка из его норы. Но я не хочу рисковать жизнью помощника, так что буду действовать сам.

— Саша, сейчас мы будем ломать дверь. Ты встанешь прямо за углом, и как только я брошусь внутрь, начнёшь стрелять из твоего нагана травматическими пулями. Стреляй, не высовываясь сам.

— А если вас задену?

— Мне больно не будет. К тому же я брошусь к стенке, и только потом на противника.

— Шеф, а если их несколько?

— Не бойся, — зловеще прошипел я и отошёл от двери для разбега. Ну, что, теперь не стоит сдерживаться.

Я ещё раз глубоко вздохнул и достал свой револьвер, а потом почти в упор несколько раз выстрелил по нижней петле.

Наверное, лучше было бы вызвать полицию, дождаться подмоги в кирасах, но я хотел сделать всё сам.

С такими мыслями я отошёл и выломал несколькими ударами ноги штырь из ближайшей оградки. Получился плохенький лом.

Была надежда, что неприятель внутри запаникует, но он все молчал. В любом случае отвод глаз не мог быть на простой могиле, и даже если я ошибся, и склеп пуст, заглянуть в него стоило.

Я вернулся и подцепил прутом край.

— Шеф, — позвал меня Никитин.

— Не сейчас, — бросил я через плечо.

— Шеф, я газовые патроны захватил.

— И? — протянул я, глянув на помощника.

— Можно через щель выстрелить. В замкнутом помещении они будут как обкумаренные. Это же слезоточивый.

Сашка оживал на глазах, кажется, азарт охоты перекинулся и на него. Ещё бы, азарт всегда заразителен.

— Ещё раз. Я не понял.

— Ну, шеф. Это как красного перца туда бухнуть.

Я улыбнулся ещё зловещее, и начал бить ломом по одному месту, так чтоб образовалась дырка, а когда дело было сделано, мой помощник протянул мне свой револьвер.

Я приложил ствол к самой дырке и нажал на спусковой крючок. Сухо хлопнуло, и я поймал себя на том, что выстрелы куда тише, чем обычные.

Внутри отчётливо стали слышны хрипы. И значит, ошибки не было. Там точно кто-то есть.

Я вставил ломик рядом с петлёй и с силой надавил на него. Но лопнула не петля, а начало крошиться дерево, из которого полезли гвозди. Ещё одно усилие, и дверь повисла на одной петле, приоткрывшись. Мелькнул обычный, не до конца закрытый засов, и я нырнул в темноту помещения. Выставив вперёд ломик, как незрячий трость. Нырнул, как в прорубь с ледяной водой, так как давняя фобия, заставила часть меня сжаться от неприятного чувства. Но все же азарт перевешивал.

Сразу раздались выстрелы. Но я был готов, и, несмотря на то, что в плечо попала одна пуля, бросился вдоль стены вглубь склепа. Под ногами захрустело стекло.

На глазах начали наворачиваться слезы, а в горле встал сухой ком. В сумраке склепа я едва разглядел фигуру человека, но мне этого хватило.

Противник расстрелял все, что у него было, и теперь щелкал курком по стреляным гильзам.

Я подскочил ближе и наотмашь ударил по рукам. Что удивительно противник смолчал, словно не чувствовал боли, как и я. Либо он был таким, как тот полицейский во время бойни. Зомби.

Я занёс прут ещё раз, для удара, но зацепился им за что-то, а в следующий миг между рёбрами мне вошло лезвие ножа. Я выпустил импровизированный лом и подался ещё ближе, а потом спустил с цепи ярость, вцепившись в горло.

— Твоя ошибка в том, что ты не знаешь, на что я способен, — прорычал я, напрягая мышцы. Наверняка некоторые из них сейчас порвутся от нечеловеческого усилия. Наверняка лопнут некоторые связки, но это уже не имело значения. — Ты даже не представляешь, что может выжать из человеческого тела патриций Нового Рима.

Под ногами хрустело стекло. В глазах щипало от перцового газа. А через несколько секунд борьбы под пальцами противно треснула челюсть, и я потянул врага на свет, как речного рака из норы в илистом берегу. Он молча отбивался, но я был сильнее.

— Шеф! Трость! — закричал Сашка, когда я вышел наружу.

— Так справлюсь!

— Шеф! — снова выкрикнул Никитин, а потом что-то сделал с тростью, и она коротко пискнула. Когда писк исчез, помощник ткнул латунным концом в висящего на моих руках врага. Тот дёрнулся и обмяк.

Я разжал пальцы. Жилистый чернявый мужчина в замызганном сюртуке и грязных штанах рухнул мне под ноги.

— Шеф, все в порядке?

Я протёр глаза от слез, хотя всё вокруг до сих пор было размытым, а потом пощупал плечо. Так и есть. Одна пуля попала в мясо, но не задела кость.

Не страшно. Главное, первые результаты есть.

Есть первая ласточка.

Часы неспешно отмеряли секунды тишины парадного зала. Казалось, с каждым тик-тик-тик, они становились громче, задевая струнки нервов и хрупкое терпение.

Я сидел на стуле, скинув сорочку и терпеливо ожидая, пока надо мной хлопотала Настя, и смотрел перед собой. На точно таком же стуле в пяти шагах от меня сидел связанный сторож кладбища. Позади него стоял часовой, направив винтовку в спину. Часовой уже устал, переминаясь с ноги на ногу и бросая взгляд то на меня, то на пойманного человека, то на остальных членов отряда. Порой его взгляд падал на часы, и был при этом таким красноречивым, что в нем явственно читалось, что он лучше бы сейчас сидел в сторожке у печурки с греющимися на ней котелками с кашей, или просто торчал на проходной, наблюдая за проходящими мимо людьми.

Я тоже был хмурый. Из сторожа невозможно было вытянуть ни слова, и не потому, что он был фанатиком или несведущим, а потому как передо мной сейчас был зомбий. Именно так отозвался про него Сашка, когда мы только начали допрос. Не знаю, что значит слово «запрограммированный», но сторож сидел с безразличным ко всему взглядом, пуская слюну изо рта. Стоило ему вложить в пальцы незаряженный револьвер, как человек вскидывал руку и начинал методично нажимать на спусковой крючок, щелкая курком. Словно мозги хлоркой промыли начисто.

На пленного хмуро поглядывали абсолютно все. И Ольга, сидящая в мягком кресле, и Анна, стоящая у входа в обеденный зал, и Настя, пытающаяся бинтовать меня, и Никитин, стоящий рядом с дневальным, опершись локтями на стойку.

— Барин, вы смерти моей хо́чите? — загоношилась Настя, наматывая на моё плечо бинт. Девушка глядела в лежащий на табурете врачебный справочник, и суетливо тянула моток. — Я вам руку в тот раз едва залечила, а потом была не лучше этого.

Она кивком подбородка показала на сторожа, который не шевельнулся за все это время ни разу и лишь противно скрипел сломанной челюстью да изредка моргал. Я легонько улыбнулся. Есть такой тип людей. В новой обстановке среди незнакомых людей скромницы скромницами, а как освоятся, розгами не утихомиришь. Так и сейчас, Настя бурчала, как старая бабка, у которой соседские мальчишки всю брюкву повыдергали. Одним словом, ведьма. Юная, а уже ведьма.

— Вам нож чуть лёгкия не вспорол. Были бы как заяц, давеча батькой стреляный. Он с дробиной в грудине ещё десять вёрст бегал, а потом издох. Так и вы бы.

— Прям, десять? — спросил я, подняв глаза на хмурую до серости Ольгу. Она молча сидела на своём стуле, крутя в руках платок, не останавливаясь ни на секунду.

— Мож, двацыть, — тут же отозвалась Настя, прежде чем поддеть зубами край бинта и разорвать марлевое полотно. — Батька тады так напился, что мог провялиться под кустом в ожидании пока заяц не подойдёт и не попросит добить яво из жалисти, а уж соврать и вовсе легче лёгкага. И вы тоже хороши. Я вам загово́ром кровь сдержала. Завтра ещё пошепчу и бинты сменю.

— Завтра уже не надо будет. За неделю заживёт все.

Настя ещё раз глянула в пожелтевший справочник с потёртыми страницами, шевеля при этом губами так, словно читала по слогам, а потом начала заматывать концы бинта, фиксируя повязку. На очереди был бок.

Я поглядел на сторожа и печально вздохнул. Идеальное заметание следов. Этот тип не то, что о преступлении рассказать, имени своего назвать не может. И непонятно, как его так обработали.