Обида сочилась кровавой раной, и Тамара ничего не могла с этим поделать. Никакие оправдания не срабатывали. Оказывается, она давно абсолютно одна. Оля еще ей что-то говорила, убеждала и успокаивала, а Тамара уже взяла телефон и уверенно нажала на кнопку «купить билет». Никаких сомнений не осталось. Теперь только надо найти силы собрать вещи. Чемодан терпеливо ждал рядом с кроватью.

Такси должно подъехать через несколько минут. Тамара еще раз напоследок огляделась вокруг. За те три дня, что прошли с момента злосчастного звонка, казалось, пронеслось полжизни. Взяла с полочки ключи, прислушалась к тишине. Квартира обиженно молчала — она не заслужила, чтобы вот так, в одночасье ее оставляли пустой и холодной, без человеческого тепла и смеха. О том, что уехала, Тамара решила сообщить лишь дочери, да и то напишет уже, когда окажется на месте. И больше она ни с кем, ни о чем говорить не будет. Пусть живут, как хотят.

Она взглянула на себя в зеркало, поправила челку, улыбнулась через силу и, подхватив чемодан, шагнула на площадку. Дверь бесшумно захлопнулась, оставляя за собой прежнюю спокойную и счастливую жизнь.

Длинная серая змея поезда тянулась вдоль второго пути. По случаю приближающихся праздников все вагоны были украшены большими синими снежинками. «На таком только в резиденцию Деда Мороза путешествовать», — подумала Тамара, подходя к своему вагону. Улыбчивая проводница в синей униформе с красным шейным платком протянула руку за документами.

— Приятного пути, — пожелала она Тамаре, возвращая паспорт и билет.

Тамара вежливо улыбнулась ей в ответ и уже хотела поднять чемодан, чтобы занести его внутрь, как вдруг услышала мужской голос:

— Позвольте я вам помогу!

Она подняла глаза и увидела молодого мужчину в синем коротком пальто нараспашку. На улице сегодня подморозило, а этот модник был даже без головного убора. Темно-русые волосы слегка растрепались и теперь спадали на лоб волнистыми прядями. Тамара посмотрела на его черные, чуть подвернутые брюки и беззащитно торчащие голые щиколотки. Мужчина был одет явно не по погоде и смешно передергивал плечами, когда ему за ворот задувал северный колючий ветер. Не дожидаясь разрешения, он подхватил чемодан и поволок его перед собой по узкому коридору. На плече у него болтался большой кожаный рюкзак. Больше вещей не было.

— Какое у вас место? — спросил он, чуть обернувшись.

Тамара отметила серые глаза и широкие темные брови. Незнакомец, увидев, что она медлит с ответом, широко улыбнулся едва заметной щербинкой. «Поздравляю, Тамара Александровна, ты как твой муж уже заглядываешься на молодых», — с раздражением подумала она.

— Седьмое.

Мужчина остановился у нужного купе и дернул дверь. Он вкатил чемодан внутрь, снова улыбнулся и отправился дальше по коридору, вглядываясь в таблички.

— Спасибо, — сказала ему в спину Тамара, но мужчина только поднял руку в кожаной перчатке и скрылся за дверями в конце вагона. «Нахал. Молодой нахал», — расстроенно подумала Тома и почувствовала себя пенсионеркой, которой помог сердобольный юноша. В воздухе еще носился запах его приятного парфюма.

В купе никого не было. Тамара оглядела мягкие полки, обитые темно-синей велюровой тканью, белые занавески на окнах, удивилась чистоте. Давненько всё же она не ездила в поездах. Это вам не в плацкарте трястись, ерзая от безделья на коричневых, местами драных, дерматиновых лавках и вдыхать не самые приятные запахи. Улыбнулась. В сумочке нет ни вареных яиц, ни курицы с белесой пупырчатой кожей, которую приходилось обдирать двумя пальцами, морщась от отвращения. Даже огурцов ей с собой мама никогда не клала. В конце мая еще дорого.

— Там, на югах наешься, — коротко говорила она дочери.

А так хотелось молоденького, пахнувшего ароматной свежестью огурчика, который привозили в соседний ларек носатые черноглазые торговцы. К концу лета она и, правда, уже не могла смотреть ни на огурцы, ни на помидоры. Даже сочные приторные персики равнодушно отталкивала руками и везла всё это богатство витаминов домой. Уже через месяц начинала жалеть, что отмахивалась от упругих сладких груш, с ленцой проходила мимо лоснящегося чернотой винограда, небрежно раздавив его босой ногой в сандалиях. Так начинало хотеться вкуснятины, сил нет! Но приходилось ждать следующего года.

Тамара вынула нужные вещи, остальное убрала под полку и приготовилась к появлению соседей. Оставалось только надеяться, что это окажутся тихие спокойные люди без детей и навязчивого желания поговорить по душам. Прошло несколько минут, за дверью слышались шаги, возня, шум от сумок и чемоданов, а она продолжала оставаться в одиночестве. «Странно, неужели так повезло?» — с опаской думала Тамара, прислушиваясь к жизни в коридоре. Сквозь стекло она видела бегущих к поезду пассажиров и провожающих. Они обнимали своих родных и не хотели выпускать из рук их руки. Многие похлопывали друг друга по спине и улыбались, но улыбки были грустными и растерянными, и все это понимали. Тому, кто остается всегда хуже.

Хотя вот и ей нерадостно. Спонтанность, с которой она уезжает, нет, убегает от всех, пугала ее и нервировала. Никогда в жизни она не срывалась вот так с места. И есть ли в этом смысл? От себя-то не убежишь… Правда, никогда раньше она и не узнавала о том, что у мужа есть любовница, которая еще и стала лучшей подружкой дочери. Тамара горько усмехнулась: как легко они ее вычеркнули из жизни… В глазах защипало и она усилием воли постаралась больше не думать на эту тему. Судить объективно сейчас не получится, только расковыряет глубже обиду. Она открыла телефон и полезла в заметки. Привычка планировать взяла своё. Для начала нужно понять, как решить бытовые вопросы с домом, что там насчет отопления и кто ей может помочь в сугубо мужской работе. За домом приглядывает сосед дядя Юра, и они даже разрешали ему на сезон подселять отдыхающих — всё прибавка к пенсии. Но Юрий не усердствовал, если и сдавал кому, то по знакомству, и денег брал немного. Иногда стоял намертво и сколько его ни уговаривали, никого не селил. «Мест нет» — гласила табличка на заборе. В поселке поговаривали, что когда-то Юрий был влюблен в тетю Клашу, вот и бережет теперь ее домик. Сам он так и остался бобылем, но был еще крепок и справлялся с хозяйством. Летом приторговывал домашним вином и самогоном, а зимой, стесняясь всех, рисовал незамысловатые картины и украшал их морскими ракушками. Особенно полюбившимся гостям вручал на память. Часто на его «холстах» мелькала тонкая женская фигурка в красной косынке. Такой же платок всегда носила и тетя Клаша. Тамара всегда по нему ее узнавала, когда утром нетерпеливо ждала ее с рынка.

Она скрупулезно выписывала адреса разных служб, проверяла, где находятся ближайшие магазины, узнавала расписание автобусов, с вокзала еще предстояло добраться до поселка. Эти нехитрые действия позволили ненадолго отвлечься от тяжелых мыслей о муже и дочери. Не заметила, как поезд тронулся и мягко набрал ход. И только успела подумать, что так и поедет, как королевишна, одна, как дверь распахнулась и в купе ввалилась распаренная краснолицая женщина.

— Ох, здрасьте! Думала уж, опоздаю… фу-у-у, еле успела, пришлось из десятого вагона идти.

Женщина затащила увесистую сумку и начала стаскивать куртку. Бросив ее на полку, тут же рухнула рядом. Ее черная кофта с люрексом сияла серебристыми вставками, а полные бедра туго обтягивала шерстяная черная юбка. На голове то ли неудачная, отросшая «химия», то ли просто волосы от природы были вьющимися, но плохо ухоженными. Тамара вежливо кивнула, но в беседу не вступила. В душе она была разочарована, намечтала себе уже путешествие в одиночестве. А ее попутчица явно любит поговорить и теперь вряд ли даст возможность подумать о своем. А может, и к лучшему?

Соседка тем временем сняла ботинки и достала из шуршащего пакета тапочки. С трудом наклонившись, обулась. Потом немного отдышалась и принялась вынимать из сумки пакеты и свертки. В воздухе заманчиво запахло выпечкой.