— Оль, ты что?! Как ты можешь такое говорить?

— Ну, просто забавно услышать, что у меня будет брат или сестра. Ты уже вообще-то вполне мог числиться дедушкой. Это как-то естественнее…было бы…

Николай возмутился: родная дочь списала его со счетов! Но выяснять отношения времени не было.

— Лёлька, я прошу, передай Соне апельсины. В ее положении…

— Нет, пап, я занята! — прервала его Ольга. — Мне некогда ехать на другой конец города. Не умрет твоя Соня без апельсинов. Мама же как-то справлялась. Она никогда не рассказывала, что ты бегал к ней с передачками… И вообще… мог бы заранее в известность поставить… насчет радостного пополнения в семействе, — обиженно фыркнула она в трубку.

Николай устало опустил руки. Но уже через минуту собрался и стал прикидывать, как ему перенести проверку объекта на завтра. Тогда сегодня впритык, но он успеет к Соне. Увидеть ее и убедиться, что с ней и ребенком всё хорошо стало навязчивой идеей. На помощь Ольги он и так особо не рассчитывал, не ожидал только, что у нее возникнет глупая ревность и обида — вроде, взрослый человек, а туда же. Вырастили эгоистку. Неужели не могла предположить, что раз уж он решился уйти из семьи, то намерения у него самые серьезные? Ничего. Справится и один. Главное, это Сонечка и его сын, который спустя годы решил к нему вернуться.

Тамара открыла глаза, уже рассвело, сегодня обещали холодную, но ясную погоду. Вот солнце и старается, радует всех вокруг. Хотя это только Тамара млеет, а местные и внимания не обращают. Вон, для Жени голубое небо зимой — это ничего особенного. Пожил бы по полгода в темноте…

Она повернула голову. Женя еще спал. Тамара старалась лишний раз не шевелиться: непонятно, как теперь себя вести? Сделать вид, что так и надо? Или наоборот, показать, что это была ошибка. Она тихо рассматривала смуглую широкую спину. На гладкой коже была целая россыпь родинок. Вчера долго разговаривали, варили глинтвейн, а потом как-то само собой вышло, что оказались в постели. Никто никого не соблазнял, не было кокетства и флирта, просто тихие, задушевные разговоры, потом вдруг такой же тихий, осторожный поцелуй, а потом случилось то, что случается с двумя взрослыми и необремененными семейными узами людьми. Бывает некоторым и семья не помеха…

Женя оказался очень умелым и чутким любовником, а она, к своему удивлению, не испытывала ни смущения, ни неловкости. Всё было так, будто они уже не в первый год вместе и давно изучили друг друга — играли в унисон, как слаженный оркестр. Потом она, закутавшись в простыню, потягивала остывший глинтвейн и, поглядывая вскользь на Женю, размышляла: останется на ночь или уедет прямо сейчас?

— Ты слишком много думаешь, Тамар, — вдруг произнес Женя, укладываясь поудобнее.

Он подставил под голову руку и, улыбаясь, провел пальцами по ее обнаженному плечу. Тамаре было приятно. Вообще, удивительно, что она сейчас в постели не с мужем, а с мужчиной, которого едва знает. Вот бы Коля удивился ее легкомысленности… А что? Вот и у нее есть молодой любовник. Не двадцать лет разницы, конечно, но надо же с чего-то начинать. Сама над собой смеялась: при чем тут Коля? Она о нем и не вспомнила, когда страстно целовалась с Женей и растворялась в его горячих объятиях. Совершенно забыла на некоторое время, что официально всё еще замужняя женщина.

— А ты? — чуть помедлив, спросила Тамара.

— А я живу. И всё.

— А как же подумать о завтрашнем дне?

— Зачем? — спросил Женя и потянулся за мандаринкой.

Сев на диване, он стал неаккуратно очищать кожуру. В комнате терпко запахло цитрусами и особенным зимним запахом. Шкурка очищалась плохо, и по пальцам потек оранжевый сок. Тамара машинально протянула салфетку. Женя разломил мандарин пополам и, оторвав дольку, кинул себе в рот. Другую — протянул Тамаре. Она прикусила ее зубами и поморщилась — кислая. Все были сладкие, а эта попалась кислая! Женя, не дрогнув лицом, невозмутимо прожевал свой кусочек и бросил в рот следующий.

— Ну, вот смотри… Я сегодня ехал к тебе. Не быстро и ничего не нарушая. И вдруг из-за поворота вылетел чувак в мою полосу. Еле успел увернуться. А мог и не успеть… И что? Было бы оно, твое завтра? Не факт…

— Ты фаталист, — неуверенно спросила или, наоборот, подтвердила Тамара.

— В какой-то степени — да. Потому и предпочитаю жить здесь и сейчас. Я рад, что встретил тебя, а мог и не встретить. Я доволен, что ты заболела. Да-да… — воскликнул он, перехватив возмущенный взгляд Тамары. — А то, как бы я здесь оказался? Мне с тобой хорошо. Сейчас. А что будет дальше, кто знает?

Дальше они снова пили вино, смеялись, целовались, а в окошко заглядывала круглая луна и, хмурясь, смотрела на беспорядок в комнате и обрывки мандариновой кожуры, разбросанной у дивана. Наконец, выходные закончились, и Женя уехал. Ничего не обещал, ни о чем не спрашивал, легко коснулся губами ее щеки и запрыгнул в машину. Приедет ли еще? Привезет ли красавца-Тимку?

Дядя Юра поглядывал из-за забора, хмурился, не то, осуждая, не то, радуясь за повеселевшую соседку. Чесал затылок: видать, оба хороши — и Колька, и она. Никогда не знаешь, что у этих баб на уме. Шел в сарай, возился с деревяшками, покрикивал на Петровну и в гости к Тамаре не заходил. Сердился на что-то.

А она продолжала по утрам бегать и уже не боялась простудиться. Понимала, отпустило, боль ослабла, а мысли о муже отступили на дальний план. Ее болезнь, странный Новый год, необязывающие ни к чему отношения с Женей — всё это казалось давным-давно ушедшим прошлым. Осталось только море, рассветы, выбивающий слезы ветер и полное непонимание, что она будет делать дальше. Жить здесь всё время невозможно, значит, придется когда-то возвращаться. Глупо уезжать отсюда весной, которая совсем скоро обрушится горячим солнцем, яркими красками и одурманивающими запахами. Нельзя это упустить. Нужно напитаться энергией, почувствовать себя живой, когда еще она сможет предаться такому безрассудству? Вряд ли снова решится. А может, разменять квартиру и на причитающуюся ей сумму купить жилье здесь? Нет, не в поселке, а в городе. Соблазн был велик. Пока она себе и представить не могла, что может снова вернуться туда, где всё напоминает о жизни с Николаем. И как другие женщины справляются после краха семейной жизни? Мысли переметнулись к Жене — а вдруг этот крах, на самом деле, начало чего-то нового? Размечталась…

Теперь Тамара вообще не была уверена, что ей кто-то нужен. У Лёльки своя жизнь и еще неизвестно, как им снова наладить общение, с Николаем тоже всё ясно, а ей и так неплохо. Ни за что она больше не станет уязвимой! Ни к кому не привяжется, не влюбится, не станет переживать и заботиться. Вот был Женя, была прекрасная с ним ночь, и этого достаточно. Приедет еще, она не откажется, но и только.

Вернулась с пробежки домой, приняла душ и, вытирая на ходу, мокрые волосы, заглянула в телефон. «Кого обманываешь-то, Тамара Александровна? — хохотнула про себя — ждешь звоночка-то, ждешь, а то и сообщение: «Выехал. Хочешь чего-нибудь вкусненького?»

Пропущенные вызовы были, и от Жени тоже. Но больше от Лёльки. «Что-то случилось? — сердце кольнула тревога, — с ней, с Николаем? А вдруг с Ольгой Ивановной?» Со своей матушкой переписывалась рано утром. Она до сих пор не знает о том, что произошло. Думает, Тамара просто укатила в необычный зимний отпуск. Мама, несмотря на возраст, как и прежде, работала редактором в небольшой газете, и относилась к безделью дочери, как к блажи и распущенности. Виданое ли дело, до пенсии еще сколько, а она уселась дома! Ладно бы, больная была, а то ведь нет, просто захотела и уволилась! У нее самой вот и давление, и глаза после оперированной катаракты, но она работает. Не сидит ни на чьей шее. Надеется только на себя. Подумаешь, уставала. А кто не устает? Хорошо, муж взял на содержание, так теперь полностью от него зависима. Разве это к добру?

Все эти сентенции Тамара знала уже наизусть и представляла, что начнет изливать мать, узнай она о романе Николая с Соней и о ее бегстве на море. Скрывать решила до последнего, пока правда сама не вылезет наружу. Неуверенно повертев в руке телефон, Тамара мучительно размышляла — звонить дочери или нет. Они не разговаривали с того самого вечера. Тревога взяла верх, и Тамара нажала на вызов. Лёлька ответила сразу. Говорила она так, будто ничего между ней и матерью не произошло, а ее молчание — это всего лишь недоразумение, которое сегодня разрешилось. Ольга говорила долг, с раздражением, горячилась и твердила, что ей, Тамаре, нужно поговорить с отцом и наставить его на путь истинный. Она чуть не плакала и искренне не понимала, почему к имеющейся единственной взрослой дочери теперь должен появиться какой-то довесок? Разве это справедливо?