– А чего? – удивился Милит, давно уже связавший свою золотистую гриву в хвост. – Мне вот не мешает.

– А я не лошадь, чтоб хвостатым ходить, – отстраненно сообщил Гарвин, о чем-то напряженно думая.

– Кстати, Делиена, не пора ли тебе сделать из нас с шутом людей? А то еще чуточку – и в эльфов превратимся. Лохматых, словно женщины.

Лена пообещала подстричь их, как только стихнет ветер. Шут потрогал отросшие и потому волнистые волосы и покачал головой. Он категорически не хотел быть похожим на эльфа, но как-то признался Лене, что причина еще и чисто эстетическая: волосы у него вились крупными волнами, и голова существенно перевешивала худое тело. Стригся он не так коротко, как Маркус, стараясь замаскировать острые эльфийские уши. Лена как-то спросила, неужели даже дворцовый цирюльник не понял, что в нем есть эльфийская кровь, и узнала, что понять-то он, конечно, понял, но стриг шута именно что личный королевский цирюльник, а на особ, которым дозволялось приближаться к Родагу так близко, Гильдия магов накладывала кучу заклятий, так что рассказать они ничего и никому не могли. А так – да, конечно, видел и наверняка догадался. Маркус тут же спросил о женщинах, с которыми шут оказывался в постели, и тот пожал плечами: не за уши же они меня там хватали. Он ведь, в общем, не скрывал, что полукровка, спросили бы прямо – прямо бы ответил, но не спрашивали. Маги и так знали, Кир Дагот, скорее всего, тоже, потому что трудно было представить, чтоб Верховный охранитель не знал каждый день жизни человека, столь близкого королю… Может, знал и отец Родага. А вообще, ничего удивительного, потому что быть полукровкой и даже эльфом в Сайбии не считалось преступлением.

– Думаю, что именно тебе и придется справляться с Корином, – вздохнул Гарвин.

– Это и есть умная мысль? – удивился Маркус. – Мне нравится. Пусть женщина справляется со здоровым мужиком, а мы в сторонке постоим и посмотрим, как он ее кулаками мутузит.

Гарвин покусал губы и очень неохотно сказал:

– Иначе я не могу истолковать…

– Видение? – быстро спросил шут.

– И не одно. Не спрашивай, Маркус, как я пришел к этому выводу, я способы толкования лет тридцать изучал. И просто не смогу объяснить тебе. Хорошо бы, чтоб я ошибся. Уж поверь, мне это нравится не меньше твоего.

– Ты вообще как себе представляешь? – завелся Маркус. – Что она его зарежет или удавит? А что с ней потом будет?

– Разве я сказал – придется убить? Я сказал – придется справляться. Я не вижу смерти Корина. Старался просматривать…

– Гарвин! – ахнул Милит. Тот поморщился.

– Привыкнешь когда-нибудь или нет, что я всю жизнь нарушаю все запреты? Не хотите, чтобы я впредь говорил о... видениях, значит, не буду.

– И между прочим, Владыка тоже просматривал, и что – ему можно, а Гарвину – нет?

– Прости, – устыдился Маркус. – Я не об этом.

– Ладно, как говорит Аиллена, проехали.

– А она справится? Это ты просматривал?

Гарвин долго молчал, потом заставил себя произнести:

– Я его не вижу. Значит, справится. Не люблю я об этом говорить. Только я еще ни разу не ошибался… ну, то есть видения меня не обманывали ни разу. Истолковать мог как-то… неточно. Наверное, мне вообще не стоило даже начинать.

– Но Кристиан и правда именно так сказал, – заступилась за него Лена. – И дракон тоже говорил, что я со всем справлюсь. А вы как-то очень уж прямолинейно все понимаете: справиться ведь не всегда равно убить.

Шут обнял ее. И даже поцеловал. Нисколько не стесняясь остальных, даже Милита, а ведь он был необычно деликатен для этого мира.

– Просто нам не хочется, чтобы справлялась ты, – объяснил Маркус. – Унизительно. Четверо мужиков – а ты справишься… И на кой мы тебе тогда сдались?

– Я вас просто люблю.

Все заулыбались.

– А приятно слышать, что тебя кто-то просто любит, – признал Маркус. – Очень приятно. Не женщина – с вашей сестрой это бывает, любовь… до рассвета. А вот так. Не за великие мужские достоинства, а просто так.

– Любовь у нас тут взаимная, – слегка усмехнулся все еще напряженный Гарвин. – Что редко бывает в жизни.

– Почему – редко? – спросил шут. – Вот ты любил жену – разве не взаимно? Или детей? Или брата?

– И даже отца с матерью. Но это семья. Это как-то привычно. Ох, Рош, прости, я просто глупый эльф, не вспомнил, что тебя действительно никто никогда не любил.

– Раньше – никто. Зато сейчас… словно в возмещение прежней жизни, – засмеялся шут. – Там впереди не город?

Там впереди был город, да огромный, гораздо больше Сайбы, этакий средневековый мегаполис со всеми вытекающими из выгребных ям последствиями. Центр был чист, аккуратны били и некоторые кварталы, где жили очень богатые люди, а вот остальные, причем не только рабочие окраины, благоухали. Тут не считалось зазорным по нужде просто за угол свернуть, а то и присесть под первым же кустом. Им здесь не понравилось, и задерживаться они не стали.

Следующий мир был картинкой. Симпатичной картинкой. Шаг вывел их в предгорья, слева постепенно вздымались приличных размеров кручи, справа параллельно им текла речушка, неширокая и на вид не особенно глубокая, с прозрачной и вкусной водой и такой непуганой рыбой, что мужчины ловили ее прямо руками. Рыбный день. Улов сварили в виде ухи и запекли в жаровне. Рыба была почти без костей, сладковатая, мясистая, им так понравилось, что следующий день они так и шли вдоль речки, только потом перебрались на другой берег. Мужчины просто разделись до трусов и перешли ее вброд, а Лена восседала на плечах Милита, подобрав юбку, и эльф все норовил погромче чмокнуть ее в коленку. Лена стукала его по макушке, а шут пытался пнуть под водой, Гару, повыше задрав нос, старательно греб лапами. Плавал он лучше любого ньюфаундленда.

На берегу Милит не поспешил спустить Лену на землю, хотя она совершенно искренне уверяла, что боится высоты. Он еще поплясал и попрыгал, Лене ничего не оставалось, как вцепиться в его роскошную шевелюру. Милит тоненько вскрикнул и наконец-то соизволил поставить Лену на траву. Обсохнув, мужчины решили, что им совершенно необходимо подкрепиться, так, чуть-чуть, не всерьез, и тут же полезли за оставшимися с последнего кулинарного эксперимента калачиками из остатков муки, яиц неизвестной здоровенной птицы, меда, кунжута или чего-то вроде. В общем, получились сухари, которые мужчины грызли с большим воодушевлением.

Первым оглянулся, конечно, Гарвин. Особенно тревоги он не выразил. Лена посмотрела в ту сторону. К ним, дружелюбно и даже приветливо улыбаясь, приближалась группа симпатичных людей, крепких, даже коренастых. Из одежды на них были только набедренные повязки, оружия не было никакого. Никто и не обеспокоился.

Маркус поморщился и потер лоб, словно у него внезапно началась мигрень, помотал головой Милит, шут вдруг ахнул – и началось. Лена ничего не понимала. Радостно улыбавшиеся люди остановились в нескольких шагах, а спутники повалились на землю. Маркуса выгибало судорогой, шут обхватил голову руками и закричал, Милит силился вытащить меч, но руки его не слушались. Гарвин заорал:

– Уходи! Лена, уходи! – Его лицо кривилось, глаза стали совершенно стеклянными. – Убирайся, дура! Убирайся! Ты нам не поможешь. Уходи, куда хочешь только не медли! Дракона… Зови дракона! Мура! Му… – Голос его прервался, но он сделал титаническое усилия, преодолевая что-то страшнее боли. – Уходи! Дракона… приведи… крабберы… дракон…

Приветливый абориген протянул руку, и Гарвин сорвался на хрип. Лена посмотрела на улыбающееся лицо и увидела совершенно нечеловеческие глаза, лишенные даже намека на мысль.

– Ско… рее, – вытолкнул Гарвин. Голубые глаза закатились. Абориген повернулся к Лене, и она сделала Шаг, отчаянно крича внутри: «Мур! Мур! Мур!»

Вокруг было вспаханное поле. Всходы чего-то сельскохозяйственного только проклевывались через черную рыхлую землю. Лена была в ужасе, металась и беспрерывно звала дракона. Он не откликался, но через минуту, или час, или секунду захлопали огромные крылья и золотая туша пробороздила лапами четыре глубоких колеи.