А вот владимирский князь Дмитрий Константинович в своей духовной грамоте (ум. в 1383) не только описал свои драгоценные пояса, но и назвал мастера Шишкина, которому принадлежала одна работа по золотому поясу, другой был «золот новый с каменьями с жомчугом без ремня», а третий «пояс золот старый Новгородьский».

Княжеские украшения не раз становились поводом к раздору. В 1433 году на свадьбе Василия II (1415–1462) противники влиятельного московского дворянина И. Д. Всеволожского выдумали неприятную каверзу, чтобы расстроить предстоящую свадьбу между его дочерью и старшим сыном удельного князя Юрия Дмитриевича — Василием Косым. Этот союз упрочил бы влияние Всеволожского при московском дворе.

В разгар гулянья сын казначея И. Ф. Кошкина (по другой версии — П. К. Добрынский) донес вдовствующей матери Софье (жена Василия I), что Василий Косой явился на свадьбу в золотом поясе, что на цепях, да в драгоценных каменьях. Пояс этот якобы украден из великокняжеской казны, перешел в руки И. Д. Всеволожского, а от него с приданым Косому. Донос заключал в себе множество неувязок, но властная Софья не постеснялась бросить оскорбление в лицо гостю, после чего сорвала пояс со свояка. Свадьба расстроилась.

Нечто подобное произошло в самом конце XV века. Софья Палеолог, греческая царевна и жена Ивана III, не пользовалась популярностью на Руси, она домогалась трона для своего сына и вносила несогласие в правящие круги. Дворянин И. Беклемишев жаловался книжнику Максиму Греку, прибывшему на Русь с Афона: как пришла сюда Софья «с вашими греки, так наша земля замешалася и пришли нестроениа великие, как и у вас в Царегороде при ваших царях». Софья укрепляла свои позиции, в Италии у нее оставались брат Андрей и племянница Мария Палеолог. Великая княгиня выписала Марию в Москву и выдала ее замуж за Василия, сына белозерского князя Михаила Верейского.

Согласно византийским традициям, Софья держала канцелярию и могла распоряжаться собственными драгоценностями. Выдавая племянницу замуж, Софья передала ей в приданое свое украшение — «саженье» с каменьями и жемчугами. Иван III решил, в свою очередь, этим «саженьем» одарить свою невестку Елену Волошанку (дочь православного государя Стефана Великого из Молдавии) по случаю рождения внука. До Софьи «саженье» носила первая жена государя Мария Тверская, и украшение должно было остаться в собственности старшей тверской ветви династии. Не найдя его в кремлевской казне, Иван III пришел в страшный гнев и велел провести дознание. После розыска московские власти арестовали итальянского финансиста, объявленного пособником Софьи, а заодно взяли под стражу двух ювелиров, по-видимому, переделавших «сажение» для Марии Палеолог. Семье Василия и Марии Верейских грозила опала, и они поспешно бежали за рубеж в Литву.

История с этим украшением довольно странная, потому что «саженье» не имело значения княжеской регалии и не принадлежало к числу самых ценных вещей великокняжеской сокровищницы. «Саженье» стало не более чем поводом к фактическому изгнанию из страны Василия Верейского и Марии Палеолог.

Но это с одной стороны, а с другой — Иван Васильевич был так жаден до драгоценностей, что может не стоит и этот факт упускать из виду. Однажды великий князь узнал, что жена крымского хана Менгли-Шрея достала дорогую жемчужину Тохтамыша. Весть эта повергла его в такое волнение, что Иван Васильевич решил во что бы то ни стало заполучить ее и заполучил.

Или, как-то отправляя в Крым московского посла боярина Семена Борисовича, великий князь наказывал: «Никак не забудь сказать от меня Хозе-Асану, что если будут у него лалы, яхонты дорогие и жемчуг добрый, то чтоб непременно приехал ко мне сам и привез их с собой».

А еще московский государь получал разнообразные дары в виде посольских подношений и поминков — подарков от своих подданных. Пополнялась княжеская казна и военными трофеями. По рассказу литовских летописей, Иван III после покорения Новгорода вывез оттуда триста возов «перелъ, злата и сребра и камений многоценных».

Небогатые удельные князья не могли соперничать с великокняжескими сокровищницами, но то немногое, что имели, сосчитывали до камушка и бусинки. Наша героиня Ульяна Михайловна Холмская с особой тщательностью описала в своем завещании все украшения. Она припомнила и то, что ушло из домашних сундуков да ларей в качестве приданого дочери Анны, которая вышла замуж за князя Петра Дмитриевича Хохолкова-Ростовского, упомянула и золотую цепь, и золотой пояс, и два золотых перстня с яхонтами.

Не забыла Ульяна Михайловна и о тех камнях да бусинках, что когда-то срезались или вынимались из ее же украшений для создания новых.

Как-то шили парадный колпак сыну ее Ивану Борисовичу, вероятно, сама Ульяна Михайловна выступала в роли модельера, а может быть, кто-то из домашних. Колпак надлежало украсить драгоценными камнями, коих под рукой не оказалось. То ли случай не подвернулся купить, то ли просто денег не было, хозяйка велела разорить собственные серьги с яхонтами и лалами, которые и украсили сыновний колпак.

А эти самые серьги без камней княгиня завещала своей будущей снохе. Но и колпак сына держала в поле своего зрения, жемчуг и камни с него завещала внучке Авдотье как «ожерельной жемчюг».

Сломала она и другие серьги, камни с них — яхонты и лалы — стали пуговицами ожерелья любимого сына Ивана. А то, что осталось от серег, завещала другой своей снохе, жене старшего сына Федора Борисовича.

Правда, сокровищница княгини не особенно оскудела, Ульяна Михайловна имела возможность любоваться своими золотыми обручами, и серьгами золотыми с яхонтами и лалами, и ожерельями, и монистами, и перстнями. Саженное жемчужное ожерелье вызывало восхищение не у одной завистницы. Его украшали четыре жемчужные пуговицы, пятнадцать позолоченных матовых пуговиц с небольшими жемчугами, четыре пуговичные жемчуга и три тысячи сто девяносто зерен жемчуга!

К старшему сыну ее Ивану Борисовичу перешли по наследству пояса, три обруча, мониста, один напалок и шесть перстней: два с перелефтью (разновидность халцедона), один — с чевцом и один — с яхонтом. Правда, как уже рассказывалось выше, князь большую часть вещей отдал в заклад, а потому не избежали этой участи и ювелирные изделия.

Князь умер молодым, так и не женившись, и эти сережки, что жене предназначались, и камни для них, он завещал своей племяннице.

Истории многих знатных фамилий знали финансовые взлеты и падения. Родительские состояния распродавались, пропадали в закладах, а порой возвращались к внукам и правнукам. До наших дней сохранилось не так много документов, позволяющих подробно рассказывать о том, как часто менялись владельцы тех или иных драгоценностей, часто ли их переделывали и о каких редкостях мечтали наши щеголи и модницы.

Наша фантазия и познания об одеждах и украшениях поможет нарисовать облик модного, щеголеватого человека того времени, нужно только соединить в единое сведения о цвете и рисунке тканей, покрое платья, форме и размерах украшений и т. п. И, уверяю вас, это очень непросто, несмотря на то, что исследователями все это подробно описано. Но еще труднее представить лица людей, живших в те далекие времена. Литературные памятники не изобилуют ни иллюстрациями, с точно воспроизведенной внешностью, ни рассказами о модных прическах и косметике — белилах и румянах.

Вот, например, фландрский рыцарь Гйльбер де Ланнуа, посетивший Новгород в 1413 году, обратил внимание лишь на прически местных жителей. Он писал, что «… женщины носят волоса, заплетенные в две косы, висящие сзади на спине, а мужчины — одну косу». В это же время в Пскове, по его словам, мужчины носили длинные волосы, распущенные по плечам, «… а женщины имели диадему на макушке, как у святых», имеется в виду девичий венок с зубцами.

Косметика то ли его не интересовала, то ли женщины ее не использовали, а может быть, использовали так, как и у него на родине, что, разумеется, не привлекло его внимания.